Форшок

В целом отношения между супругами были ровными и спокойными.

Бориса мало интересовали вокальные увлечения Алины. Он считал ее занятия в ДК блажью, на которую имеет право скучающая неработающая дама. О делах своей службы он также ей рассказывал неохотно.

Но так ведь живут тысячи семей.

Глава 8

Из задумчивости Алину вывел дверной звонок. За дверью стояла соседка – учительница Инна, главный организатор всех мероприятий в военном городке. О возрасте этой женщины можно было только догадываться. Она могла быть плохо выглядящей тридцатилетней женщиной или выглядящей прекрасно пятидесятилетней.

Инна начала что-то возбужденно говорить. Алина с трудом заставила себя слушать ее быструю речь. Оказывается, через четверть часа во дворе в центре военного городка начинается собрание женсовета. Была такая общественная организация в гарнизоне. Обычно члены женсовета занимались устройством культурных мероприятий, посещали больных, делали прочие добрые дела. В этот раз собрание было внеплановым и экстренным.

Поводом для волнений послужило принятое городскими властями решение о сносе памятника Ленину, стоящего на центральной площади города. Инна, как заместитель председателя женсовета и убежденная коммунистка, приглашала Алину (если ее настойчивую тираду можно назвать приглашением) принять участие в собрании.

– Как ты не понимаешь, – тарахтела Инна, – Речь идет не только о конкретном памятнике, а о наших идеалах, истории, культуре. Вслед за памятником под нож пойдет все, чем мы дорожим!

Алина поймала себя на мысли, что хотя она ничего не имеет против аргументов Инны, судьба памятника и идеалов ей, в сущности, безразлична. За благоприятное решение семейной проблемы она бы отдала все идеалы вместе взятые!

На собрание она все-таки пошла, уступая натиску Инны. К тому же хотелось отвлечься от тяжелых дум.

На скамейках вокруг обширной детской площадки сидели и стояли человек двадцать женщин. Большинство из них пенсионного и предпенсионного возраста. Руководила всем Люба, жена старшего лейтенанта технической службы. Она временно исполняла обязанности председателя женсовета, пока настоящий председатель Клара Сергеевна не вернется из Грузии, где гостила у сына. Обычно улыбчивая и разговорчивая, сегодня Люба была серьезной, говорила четкими отрывистыми фразами:

– Мы не можем позволить издеваться на тем, что для нас свято: над памятью Ильича. Завтра мы должны заявить свой протест публично!

– И заявим! Пусть не думают, что с нами можно не считаться! – поддержали женщины.

Выступали многие. Правда, эмоциональные речи участниц собрания трудно было назвать выступлениями. Постепенно разговор отклонялся от основной темы. Говорили просто о наболевшем. О том, что вопрос перевода их мужей не решается или решается неправильно, о неясности дальнейшей судьбы военных пенсионеров, о слухах про перевод школ на национальный язык, о начавшихся перебоях в довольствии военнослужащих.

Звучали речи грамотные и незатейливые, резкие и доброжелательные. Присутствующие на собрании женщины гарнизона представляли полный социальный срез современного общества.

В конце концов решили протестовать не только против сноса памятника вождю, но и против вывода гарнизона из города. Иллюзия незыблемости и правильности существующего мира еще долго будет сохраняться в сердцах, а изживаться она будет тяжело и мучительно.

– А что, если все останется по-прежнему? – подумала Алина, – Возможно, перевод мужа не состоится, менять жизнь он не захочет, и все вернется в прежнее русло?

Как ни странно, при этой мысли она не испытала облегчения. Она понимала, что ее сознание тоже мечется в поисках спасительных иллюзий. Было трудно принять то, что даже если произойдет чудо, и муж вернется, и гарнизон останется на месте, прежней жизни уже не будет никогда.

Подошла Инна:

– Ты пойдешь завтра на площадь?

– Не знаю,– ответила Алина, – Боюсь, что мне придется решать другие проблемы.

– Я догадываюсь, о чем ты…

Алина замерла:

– А кто-то еще догадывается, кроме тебя?

Ответ Инны был подобен сокрушительному удару:

– Твоя семья уже целый год обсуждается на каждом углу. А ты действительно ничего не знала?

– Ты же знаешь правило: обманутые супруги узнают обо всем последними. Может, ты мне расскажешь о том, что известно тебе? – ответила Алина вопросом на вопрос.

– Про эту даму, твою соперницу, я кое-что знаю. Она, как ни странно, старше тебя на четыре года. Богатая, из новых русских. У нее кооперативный магазин на Бривибас. Да ты его знаешь, там недавно бытовую технику начали продавать. Одевается шикарно, но морда страшная. Это не только я говорю, все это подтверждают. С тобой никакого сравнения!

Алина почувствовала холод в затылке. Так ее организм реагировал на внешние эмоциональные раздражители. Значит, вчера, когда она пела, весь зал смотрел на нее не как на талантливую певицу, а как на брошенную жену, сравнивая с соперницей. А уж ее веселье во время чаепития точно дало много поводов для новых обсуждений!

Инна продолжала задавать вопросы и сама же отвечала на них:

– Что ты собираешься делать? Ничего? Ты меня удивляешь! Ты хочешь остаться одна? А на что ты жить собираешься? Подумай, с чем ты останешься. Ни работы, ни перспектив. Давай подключим женсовет, он вправит мозги твоему благоверному! Если понадобится, пойдем к генералу! – продолжала Инна.

– Я подумаю над твоим предложением, – сказала Алина и поспешила отойти в сторону от назойливой собеседницы.

– А может, она права?– подумала Алина, – Не получится уговорить, можно припугнуть. Не захочет же он перед пенсией испортить свой послужной список!

Она вспомнила, как тогда, в первый случай семейной бури, он отступил, сдался. И ничего, жили, как люди, столько лет! Может, и в этот раз прошумит, пронесется над головой шторм и успокоится?

Ночевать домой муж не пришел. Это была одно из самых тяжелых ночей в жизни Алины. Были, конечно, в жизни и ночи пострашнее. Например, когда на военном аэродроме во время дежурства мужа произошла авария. До утра никто не мог сказать: кто погиб, кто ранен, а кому повезло остаться невредимым. Или когда дочь пришлось везти за 300 километров в больницу с приступом аппендицита. Или когда дочь отправилась на экскурсию и пропала. Потом оказалось, что она отправилась к бабушке.

Тогда было мучительно страшно, но по-другому. Все сочувствовали и старались помочь, поддержать. Сейчас найти искреннее сопереживание было непросто. Она сама нередко по отношению к другим женщинам позволяла себе снисходительный взгляд или фразу типа: «Не трагедия. Не она первая, не она последняя». Сейчас было все по-другому.

После бессонной ночи голова гудела. Алина достала банку с остатками кофе. Молоть зерна было лень, но без кофе прийти в себя было невозможно.

Не успев включиться, кофемолка щелкнула и задымилась.

– И здесь прокол, – обреченно произнесла Алина.

Отвлек от раздумий звонок. На пороге стояла Инна с соседкой по подъезду Яной.

– Мы за тобой. Ты еще не готова? Быстрее собирайся, автобус уже ждет, – сказала Инна, как будто она всю ночь только и ждала, когда Алина проснется.

Алина вспомнила: сегодня же будут протестовать против сноса памятника Ленину.

Идти не хотелось, но еще больше не хотелось оставаться дома. Алина сняла с вешалки шубу. Это длиннополое сокровище муж ей привез из одной из бесконечных командировок. Тогда мех нутрии только начал входить в моду.

– Надень что-нибудь другое. В такой шубе ходят не протестовать, а раздражать публику,– приказала Инна.

– Мне мой такую и через сто лет не купит, – вздохнула Яна, имея ввиду своего долговязого мужа Колю, служившего по инженерной части.

Коля был тихий и застенчивый. В любой очереди ему было приготовлено место замыкающего. Даже приличную квартиру им дали последними. До этого они жили с двумя мальчишками-погодками в одном из двух сохранившихся с 50-х годов бараков. На службе его ценили, но при распределении чего-либо хорошего забывали. Видимо, забыли бы и на этот раз, но возвращение воина из афганской командировки в барак выглядело бы совсем некрасиво.

Яна быстро обустроилась в новом жилье и даже завела клумбу под окном, натащив разных цветов из детского сада, где она работала воспитательницей. Клумба Яны была первой и единственной в их обширном дворе: кочевая жизнь приучила жен военных тратить силы и любовь только на необходимые вещи. Не хочется вкладывать душу в дело, результатов которого ты можешь не увидеть. Ощущение временности неизменно годами царило в городке.

Сидячих мест в автобусе хватило не всем. Алина осталась стоять, держась за поручень у сиденья водителя. Она не слышала голосов женщин, готовых потесниться и предлагающих сесть рядом, не заметила , как автобус переехал через реку и приблизился к площади.

Глава 9

На площади вовсю шли подготовительные работы к сносу огромного бронзового памятника вождю мирового пролетариата.