Другая Троица. Работы по поэтике

«В сказке неузнанный герой часто бывает грязен, вымазан в саже и пр. Это – “Неумойка”. Он заключил союз с чертом, который запрещает ему мыться. За это черт дает ему несметное богатство, после чего герой женится. Он “не стрижется, не бреется, носа не утирает, одежды не переменяет”. Это продолжается 14 лет <…>, после чего герой говорит: “Ну, служба моя кончена”. “После этого черт изрубил его на мелкие части, бросил в котел и давай варить; сварил, вымыл и собрал все воедино, как следует”. Он взбрызгивает его живой и мертвой водой. <…> Посвящаемый не только не умывался, но обмазывался золой. Это обмазывание очень существенно: неумывание связано с обмазыванием или сажей, или глиной, т. е. собственно с окраской в черный или белый цвет. <…> окраска в белый цвет связана со слепотой и невидимостью. С этим же, по-видимому, связана окраска в черный цвет. <…> неумыванье <…> связано также с пребыванием в стране смерти. <…> сибирский шаман, отправляющийся в царство мертвых с душой умершего, вымазывает лицо сажей. <…> так часто встречающееся в фольклоре переодевание героя, обменивание одеждой с нищим и пр. есть частный случай такой перемены облика, связанной с пребыванием в ином мире».

Встреча с судьбообразующим двойником-антиподом нередко предвещается «двойническим» именем: Акакий Акакиевич, Чичиков (Чи-чи-ков). Чичиков еще и «Ринальдо Ринальдини», а также «капитан Копейкин» (вполне двойническое созвучие).

Обзаведясь шинелью, Акакий Акакиевич делает попытку бега-полета, причем за дамой («Акакий Акакиевич шел в веселом расположении духа, даже подбежал было вдруг, неизвестно почему, за какоюто дамою, которая, как молния, прошла мимо»), причем возникает вполне люциферовский образ молнии, знакомый нам по концовке первого тома «Мертвых душ» («не молния ли это, сброшенная с неба?»), а затем героя повести встречает «бесконечная площадь», похожая на море, «страшная пустыня». Так и в других произведениях Гоголя – полет выводит на видение большого (и застывшего) пространства. Не говоря уже о «Вие» (полет с ведьмой), в повести «Тарас Бульба» Андрий думает о своей встрече с прекрасной панночкой (и вспоминает, как он свалился при этом в грязь, чем рассмешил свою «Прекрасную Даму»), затем три казака (тоже своего рода тройка) скачут-летят по степи («да пришпорим коней, да полетим так, чтобы и птица не угналась за нами»), затем – любование пространством степи («Степь чем далее, тем становилась прекраснее. Тогда весь юг, все то пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию, до самого Черного моря, было зеленою, девственною пустынею…»). Если в конце первого тома «Мертвых душ» мы видим полет, «птицу тройку», то второй том начинается с вида необозримого пространства («Равнодушно не мог выстоять на балконе никакой гость и посетитель. От изумленья у него захватывало в груди дух, и он только вскрикивал: “Господи, как здесь просторно!” Без конца, без пределов открывались пространства»).

Сибирский шаман становится пернатым и отправляется в «магический полет», чтобы затем видеть всё – всю землю. Вот что, например, рассказывает один якутский шаман (в книге Г. В. Ксенофонтова «Легенды и рассказы о шаманах у якутов, бурятов и тунгусов»):

«Бог Грома спустился с небес и разнес меня на маленькие кусочки. <…> Теперь я вернулся обратно к жизни шаманом, и я могу видеть все, что делается в округе на расстоянии в тридцать верст».

Гоголь также, видимо, обладал подобной сверхчеловеческой способностью. Например, в повести «Страшная месть» мы читаем:

«За Киевом показалось неслыханное чудо. Все паны и гетьманы собирались дивиться сему чуду: вдруг стало видимо далеко во все концы света. Вдали засинел Лиман, за Лиманом разливалось Черное море. Бывалые люди узнали и Крым, горою подымавшийся из моря, и болотный Сиваш. По левую руку видна была земля Галичская».

Расскажите какому-либо, скажем, дикому тунгусу или другу степей калмыку, не читавшему поэму Гоголя, вкратце ее сюжет: один человек собрал мертвые души, везет их в своей бричке, которая превращается в «птицу тройку» и летит. Он скажет: «Подумаешь, какая невидаль! Шаман усаживает (во время больших поминок, проводящихся раз в год или реже) души умерших на нарту и везет их в загробный мир».

(Из этого, кстати, становится понятно, почему Гоголь так часто – и, казалось бы, некстати – употребляет слово «русский», вообще нередко заговаривает о чем-либо «русском». В сказке «русский» означает «живой». А мы с Гоголем – на дороге в загробный мир.)

А. В. Смоляк пишет:

«Нанайские шаманы “оживляли” души умерших, давая им возможность общаться с родственниками до больших поминок включительно».

«Оживляет» души умерших и Чичиков, размышляя над их списком, представляя мертвых крестьян живыми.

Гоголю ничего не было известно о сибирском шаманизме. Однако он – по природе своей! – был самым настоящим сибирским шаманом – «истинным чародеем» (по выражению Белинского). (Представьте себе, например, такую иронию судьбы: родился среди народа, кочующего в степи, гениальный альпинист. Он не знает, что он – альпинист, и никогда не узнает. Но мучается, ищет какое-то соответствие своему неприложимому таланту среди своего народа, в степи. Вьет, скажем, веревки. Или усиленно занимается джигитовкой. Это к вопросу о православии Гоголя.) И непонятная болезнь Гоголя (включая «перевернутый вверх ногами желудок» – именно на такое состояние своего желудка он жаловался) весьма напоминает так называемую «шаманскую болезнь». А. В. Смоляк пишет:

«Во время посвящения шамана <…> у неофита душа панян трансформировалась в духа нёукта. На вопрос о превращении панян больного в нёукта шамана Моло Онинка (шаман, информатор Смоляк. – И. Ф.) ответил так: “Панян перевертывается ("Вот так, будто со спины на живот") и превращается, переменяется”. “Панян пойпугой, нёукта осугой”. “Панян перевернется (или "вывернется наизнанку") и становится нёукта”. Это выражение служит своеобразной формулой превращения простого человека в шамана».

В общем, в поэме «Мертвые души» соединены два шаманских «сюжета»: отвоз душ умерших в загробный мир и сватовство к «небесной деве». Из обоих предприятий ничего не выходит. Кажется, это поэма о неудачном камлании. Остается надежда на ритуальный смех. Во всяком случае, то, что все вышесказанное не стоит принимать всерьез, вы должны были понять, как только прочли название данной работы.

Мастер и Муркарита

Западный ветер, западный ветер, можешь ли ты показать мне дорогу к замку Сория-Мория?

    Из норвежской сказки

Говорят, что богатырь Илья Муромец не потому называется Муромцем, что он из Мурома, но потому, что он существо из иного мира, из мира смерти. И он в самом деле похож на ожившего мертвеца: сначала был неподвижен – сидел на печи («Сиднем сижу цело тридцать лет, не владаю ни рукамы, ни ногамы»), а потом встал («вставал Илья на резвы ноги») и начал действовать. И убить его нельзя, поскольку он и так мертвец («Будешь ты, Илья, великий богатырь, и смерть тобе на бою не писана»). И «старый казак» он не потому, что старый, но потому, что бессмертный. Чтобы указать на это, миф притянул за волосы слово «Муром», созвучное индоевропейским словам со значением «смерть»: русским словам «смерть», «мертвый», «мор» (М-Р), древнеиндийскому слову «mrtis» (смерть), латинским словам «morior» (умираю), «mors, mortis» (смерть) и «mortuus» (мертвый), немецкому слову «Mord» (убийство).

Знакомьтесь: морлоки – подземные гуманоиды-людоеды из романа Герберта Уэллса «Машина времени» (1895)

Подобное звукосочетание мы слышим и в названии речки, через которую проезжает Илья Муромец во время своей первой поездки[4 - По одной из версий, он едет на белом коне с черной гривой и черным хвостом.]:

Ехал мимо эту Грязь да мимо Черную,
Мимо славну реченку Смородину…

Это как раз то место, где всех подстерегает смерть (в лице Соловья-разбойника): «А что есть людей, то вси мертво? лежат». «Смородина» – река смерти, а «Черная Грязь» указывает на погружение в подземное царство, в царство смерти. Не такова ли мифическая роль и Чернигова – «Черни-города», под которым происходит бой Ильи Муромца с обложившей город ратью? (Илья Муромец едет из Мурома в Киев, на пути – двойное испытание: бой под Черниговом и бой с Соловьем-разбойником. Похоже, однако, что это одно и то же испытание, раздвоившееся на два варианта. А в некоторых записях былины имеется лишь один вариант.) Во всяком случае, былина осознает неслучайность названия города и обыгрывает его:

Под Черниговом силушки черным-черно,
Черным-черно, как черна во?рона.

Кстати сказать, и сыновья Соловья-разбойника «хочут обвернуться черными воронами» – с тем чтобы «расклевать добра молодца».

Говорят, что Илья Муромец родом, возможно, вовсе и не из Карачарова под Муромом, а из села Карачева возле древнерусского города Моровийска на Черниговщине, варианты его имени: Моровлин, Муровец… Впрочем, для нашего рассуждения это не имеет принципиального значения.

МОР – примерно так иногда звучит имя сюжетного антигероя, то есть двойника-антипода, так или иначе приобщающего героя к царству смерти (который либо сам погибает в результате встречи с героем, либо ранит героя). Прозрачное имя профессора Мориарти, достойного противника Шерлока Холмса, слеплено, конечно, из латыни. Но посмотрите, с кем встречается в единоборстве Тристан в одноименном рыцарском романе Готфрида Страсбургского? С Морганом, затем с Морольдом (последнему Тристан отрубает голову, но при этом оказывается раненным отравленным мечом). Нечто подобное происходит и с королем Артуром из романа «Смерть Артура» (Le Morte d’Arthur, 1485) Томаса Мэлори: он пронзает копьем своего противника по имени Мордред, однако при этом гибнет от раны, нанесенной мечом последнего:

«Вот взял король копье обеими руками и побежал на сэра Мордреда, крича так:

– А, предатель! Пришел твой смертный час! Но сэр Мордред, увидя бегущего на него короля, устремился ему навстречу с обнаженным мечом в руке. Король Артур достал сэра Мордреда из-под щита и пронзил его насквозь острием своего копья. Но, почуяв смертельную рану, из последних сил рванулся сэр Мордред вперед, так что по самое кольцо рукояти вошло в его тело копье короля Артура, и при этом, держа меч обеими руками, ударил он отца своего короля Артура сбоку по голове, и рассек меч преграду шлема и черепную кость. И тогда рухнул сэр Мордред наземь мертвый».

Борьба Мориарти и Шерлока Холмса

В романе Герберта Уэллса «Остров доктора Моро?» доктор Моро предстает как мифический «Хозяин зверей». Он выводит из животных зверолюдей – и гибнет в схватке с одним из них.

Поговорим теперь о женщинах. От индоевропейского корня «mer» (тереть, стирать; умирать) произошли сербское слово «мора» (ведьма; домовой; кошмар), русские слова «кикимора» (ночное привидение; домашний дух, который прядет по ночам) и «мара» (призрак; грезы, наваждение), а также древнеирландское слово «morigain» (королева духов).

А вот в имени феи Морганы, единоутробной сестры короля Артура, чей образ в ирландской традиции связан с образом богини войны и смерти, нет значения умирания, оно означает «рожденная морем». Но для мифа (и для художественного произведения) важно не столько происхождение имени, сколько ассоциации, вызываемые его звучанием (так называемая «народная этимология»). В мифе (и в художественном произведении) море нередко ассоциируется со смертью. Так, в стихотворении Бодлера «Человек и море» постепенно соединяются два слова – la mer (море) и la mort (смерть).

Вспомним пушинского Черномора – как «страшного волшебника», «обладателя полнощных гор» из поэмы «Руслан и Людмила», так и выходящего из моря (в сопровождении тридцати трех богатырей) дядьку Черномора из «Сказки о царе Салтане». В имени «Черномор» удивительно совпали «черный мор» (сравните с «Черной Грязью» и «рекой Смородиной») и «Черное море».

Эдвард Бёрн-Джонс. Фея Моргана. 1862 год

Примечательна своим именем и Марья Моревна из одноименной русской сказки (у которой в чулане висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован):

«Собрался в дорогу, шел, шел и видит – лежит в поле рать-сила побитая. Спрашивает Иван-царевич:

– Коли есть тут жив человек – отзовись! Кто побил это войско великое?

Отозвался ему жив человек:

– Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна».

Виктор Васнецов. Марья Моревна и Кощей. 1926 год

Мурка из блатной песни – еще одна «богиня смерти» (и, можно сказать, «Хозяйка зверей»). «Прекрасная Дама» бандита оказывается чекисткой, губит его коллег – и он ее за это убивает:

Прибыла в Одессу банда из Амура,
В банде были урки, шулера.
Банда занималась темными делами,
И за ней следила Губчека.

Мурка, ты мой Муреночек,
Мурка, ты мой котеночек,
Мурка, Маруся Климова,
Прости любимого.

Речь держала баба, звали ее Мурка,
Хитрая и смелая была.
Даже злые урки и те боялись Мурки,