Он уже открыл было рот, готовый сам дать ответ. Но Алиса опередила его.
– По легенде Рим был создан по воле богов. Ромул убил своего брата из-за насмешки. В 753 году до нашей эры он основал новый город и провозгласил себя императором. Он стал основоположником расслоения в обществе, разделив его на патрициев и плебеев. Плебеи возделывали земли и занимались животноводством в то время, как…
– Хватит! – вскрикнул учитель и стукнул ладонью по парте.
Алиса втянула голову в плечи. Класс затих.
– Читать ты умеешь хорошо, – сказал он, нагнувшись.
Но сейчас она не читала. Она хорошо помнила эту историю.
И внезапно чувство гнева подхватило ее, будто ледяная волна. Щеки загорелись. Она подняла ресницы и пристально посмотрела учителю в глаза. Он оперся рукой о парту, от него пахло, как от норы.
– Но учитель здесь я.
Алиса взяла учебник и с силой опустила на пальцы учителя истории. По классу разнесся глухой звук, словно кто-то прихлопнул муху ногой. Несколько секунд после этого не было слышно ни звука. Изумление застыло в глазах учителя истории. Так может смотреть только археолог, отыскавший священный Грааль. Мужчина выдернул правую руку из-под книги и схватился за нее другой рукой. Он открыл рот, набрал воздух, но не издал ни звука. Желание что-то говорить быстро отпало, когда он обвел класс взглядом. Дети, наблюдавшие всю эту картину, смотрели на девушку, неуклюже сгорбившуюся за партой, как на божество.
– Еще одна такая выходка, – сказал мужчина, сдерживая обиду, – и ты отправишься к директору.
Он больше не задавал вопросов.
2.
И всё же Алиса всматривалась в окна школы, пытаясь отыскать в туманной весне дорогу к дому. Больше всего она любила уроки математики и английского, но не могла узнать ничего нового. То, что проходили эти дети, она знала уже в восемь лет. Скука наваливалась на нее тяжким грузом. На переменах дети бегали и шептались по углам. Это называется «дружба».
– Друг.
Алиса неслышно шептала иногда это слово, прислоняясь к окну. На нем оставалось тонкое облачко белого налета. Тогда она пальцем писала: «Друг». Слово медленно исчезало, будто кто-то невидимый говорил Алисе: «Не думай об этом. Это неважно».
Они сломали мне ребра.
Ненависть. Вот слово, которое нравилось ей теперь больше всего. Такое мягкое, но в то же время сильное. И когда слово «друг» исчезало, она писала другое.
Ненависть.
Вернешься домой – ключ под камнем. Помни.
И она помнила. Она только ждала момента, когда сможет найти дорогу к этому камню. За спиной послышались шаги. Кто-то встал рядом.
– Тебе скучно? – женский голос. Это Наталья Кирилловна.
Девочка вздохнула, но не ответила. Не было смысла говорить. Всё равно никто ничему не верит. В этом мире вопросы задают не для того, чтобы получить ответы.
– Я слышала, что случилось на уроке истории.
Алиса поежилась. Маленький укол стыда где-то между лопаток. Именно туда сейчас опустилась рука Натальи. Прикосновение это было едва заметным, неуловимым. Но оно не обожгло, не испугало. Было хорошо, спокойно.
– Ничего страшного, – сказала женщина. – Тебе нечего стыдиться. Если честно, – она перешла на шепот, – я давно мечтала сделать это.
Только теперь обернулась и посмотрела в глубокие голубые глаза классного руководителя.
– Почему? – спросила Алиса.
– Потому что он заслужил. Но мы не всегда должны давать волю своим чувствам, понимаешь?
Алиса уже слышала это. От папы. И покивала головой.
– Ты умная. Тебе здесь не место.
Ну, вот опять…
На уроках английского Алиса изумляла своим произношением и знанием грамматики. Она могла бы сама встать у школьной доски и преподавать. Но Наталья не решалась спросить, кто обучил ее этому. Учителя на перерывах собирались в учительской и живо обсуждали жертву похищения.
Она знала тригонометрию, решала задачки пятого класса со скоростью калькулятора. Умножала в уме огромные числа, обладала превосходным правописанием. А что касалось литературы… Ей было ужасно скучно на уроках, где дети только учились внятно читать вслух.
В конце учебного дня, когда дети разбегались по домам, Алиса тайком проникала в актовый зал и касалась пальцами клавиш фортепьяно. Сначала робко, неспешно, затем увереннее и тверже. Клавиши под ее тонкими пальцами будто растворялись в пространстве, оставляя гармонию звуков.
– Не может такого быть, – прошептала Наталья Кирилловна.
Она неустанно следила за девочкой, ведь отвечала за нее собственной головой. Слезы давили ее от осознания, сколько этот ребенок пережил.
Передав девочку под опеку матери, Наталья направилась в кабинет директора.
– Ей тут не место.
– Кому? – спросила Марина Владимировна, распихивая документы и отчеты по полкам.
– Этой бедной девочке. Алисе Малько.
– Да, я слышала, что она натворила.
– Нет! Я не об этом, Марина Владимировна. Она слишком умная. Она может сдать экзамены и получить аттестат.
Марина Владимировна застыла на месте. Ее полная тяжелая фигура заполняла собою всё пространство маленького кабинета. Она с трудом протиснулась между столом и стулом и присела.
– Наталья Кирилловна, я понимаю, что вы переживаете за девочку, но спуститесь на землю. У нее задержка.
– Нет у нее никакой задержки! Она играет Бетховена по памяти и свободно говорит на английском. Уровень ее интеллекта выше, чем у всех этих…
– Наталья Кирилловна, – директор сделала движение руками, как бы прося говорить потише, – вы хотите сказать, что девочка, которая провела в плену двенадцать лет у какого-то психа, умнее детей, которые учатся в школе? Правильно?
– Мы не знаем, где она провела двенадцать лет, – оправдалась учитель.
– Наташа, очнись. Она, может, и умная, но ты головой подумай, как это будет выглядеть? Мы не можем заявить, что жертва похищения умнее обычных школьников. Понимаешь или нет?
Наталья Кирилловна понимала. Она глубоко вздохнула и провела пальцами по щеке, словно всё еще надеялась найти правильный ответ. Правильного ответа не было. Только отчаяние.
– Но мы же загубим ее здесь.