Путешествия Дудиры

Слева возвышались фигуры воинов. Моряк в бескозырке. Изящный воин с чапаевскими усиками, раненный, с повязкой на голове. Курносый солдат средних лет, вечный такой русский солдат. Мужчина благородного вида в шапке-ушанке, может, получивший военное образование ещё в царской России и отдавший жизнь свою за вечную Россию.

Справа был воссоздан облик мирного населения. В центре стоял глядящий в смерть и темноту комиссар, к его груди прильнула девушка-отрок. Слева мать прижимала к груди младенца. Справа держал лямку мешка зоркий дед-крестьянин. Перед ним смотрел в смерть мальчуган с худеньким лицом, не намеренный просто так умереть. Никто из них не выжил. Все типажи того времени, талантливо и страстно воссозданные киевскими советскими скульпторами.

Под гигантскими застывшими каменными фигурами стояли маленькие фигурки туристов, ждущих часа начала экскурсии.

Я пошла погулять. Земля вся была изрыта незажившими за десятки лет дырами от авиабомб, провалами в подземелье, обрывами и ямами, поросшими унылой горькой травой. Каждый шаг тут нужно было делать с осторожностью, чтобы не провалиться под землю в шахты. На рытвинах пыталась есть травку ржавого цвета худая коровёнка с жестяным колокольчиком. Морок языческой, неотмоленной смерти висел над этой землёй.

Туристам предложили взять на прокат военные куртки, так как под землёй, куда им предстояло спуститься на полтора часа, была температура плюс 9, а одеты все были на плюс 20. Все обрядились в камуфляжную форму. Только очкастый парень проигнорировал. Я стала ему объяснять про холод подземелья, парень мне ответил с сильным немецким акцентом, что он знает. Он уж там несколько раз бывал. Вся группа с интересом на него посмотрела.

Вела экскурсию светленькая и решительная девушка, одетая в военную форму, перетянутую на талии ремешком, в пилотке и с фонариком на голове. Всем раздали фонари, и повели вниз в ад.

Именно по этой широкой дороге в мае 1942 года, после отступления основных войск через Керченский пролив, сюда ушли 12 000 человек. Это были остатки морской пехоты, парни из погранотряда, ребята из Ярославского авиационного училища, из Воронежской школы радиоспециалистов… Сюда же ушли семьи коммунистов, женщины, дети, старики, евреи, у которых при оккупации фашистами Крыма не было шансов остаться в живых. Я представила, как эта ледяная тёмная пасть заглатывала 12 тысяч верящих в спасение и жизнь бодрых, здоровых, может, пересмеивающихся немного людей. Они въезжали в штольни, в гигантские подземные лабиринты, выбитые каменщиками за тысячи лет, на сотнях телег, везли с собой провизию, скот, книги, одежду, медикаменты, оружие, боеприпасы, мебель. Они уходили сюда, в эти десятки и сотни таинственных километров переходов и пещер, чтобы дождаться наступления наших, чтобы спастись и выжить.

Девушка вела группу по лишённым электричества ходам и пещерам, освещая экспозиции лучиком направленного света, добиваясь эффекта достоверности. Поражала могучая организованность этого подземного поселения. Тут был сформирован город с умной властью, которая обустроила в темноте и холоде жизнь людей, военных и штатских. Велись учёты всех форм жизни каждый день. Кому сколько было выдано и какой провизии, кто и как был ранен, погиб, при каких обстоятельствах. Сначала выдавали в пайке даже шпроты и коньяк. Наши парни по ночам выскакивали из тайных дыр и наносили удары по немцам, пытались хоть как-то сковырнуть в смерть пришедших на Крымскую землю новых, очередных, кровожадных варваров. Но нашлись предатели наверху, недобитые в 37, на цветущей и сытной земле Крыма. Они отдали карты ходов фашистам. Немцы со звериной радостью стали уничтожать 12 тысяч человек в подземной стране, утюжили сверху авиабомбами, закачивали отравляющие газы (по 8 часов в день ? с немецкой пунктуальностью), уничтожили подземный колодец. Русские воины, юные парни-летчики, так и не повидавшие свои самолёты, радисты, десантники – они выскакивали наверх, устраивали бои с обезопасившими себя сытыми фрицами, они прорывались к воде наверху. Каждое принесённое вниз, к детям и женщинам, старикам и раненым ведро воды стоило ведро крови и погубленной молодой мужской жизни. В кромешной темноте работали детский сад, школа, госпиталь. Врачи делали операции при тусклом свете свечей и керосинок. Шедших на поправку подносили к лучам солнца, кой-где пробивавшегося, чтобы раны затягивались. Здоровые мужчины высасывали со стен конденсат воды, сплёвывали его в баночки, и этим поили раненых, умиравших от жажды. Июнь, июль, август, сентябрь. Во время очередного успешного закачивания газа погибли сразу тысячи человек.

Группа шла за девушкой по жутким подземным лазам среди мёртвой тишины, тьмы и холода, словно слыша голоса женщин, детишек, отроковиц, юношей, которые сначала тут обустраивали человечью жизнь, потом метались от ударов бомб, отрывали завалы, спасали раненых, хоронили погибших, утешали обезумевших и отчаявшихся, до последней минуты борющихся со смертью. Кто-то, наверное, тут встретил свою короткую и кроткую любовь. Все поголовно встретили тут свою смерть…

Юноши и девушки 60-х, 70-х. 80-х, а потом уже и двухтысячных как мотыльки к свету слетались сюда, чтобы тайное стало явным. Словно души погибших их ровесников тормошили новых живых людей, требуя правды.

В отрытых из завалов книг записей обнаруживалась всё новая правда о людях. Как боец такой-то ушёл на задание ? добыть воды там, наверху, где свет и тепло, нарвался на фашистов, погиб как герой. А такой-то ушёл и сбежал. И есть свидетельства таких-то и таких-то.

Оставшиеся в живых встретили ворвавшихся в подземелья фашистов боями. Те брезговали рисковать, продолжали травить, бомбить, умерщвлять голодом и жаждой. В октябре штольни были захвачены откормленными арийскими орлами. Они никого в живых не нашли, только несколько израненных, истощённых, умирающих воинов, которых им пришлось на носилках вытащить. Но и этих, бледных, обескровленных, изуродованных ранами людей фашисты подвергли пыткам, чего-то домогаясь. Герои ничего не сказали, их расстреляли.

Аджимушкай стал символом мужества и героизма, слух о том, как 12 тысяч человек предпочли смерть сдаче в плен душегубам, прошёл по советскому народу и солдатам. Во время освобождения Крыма в 1943 советские воины бросались в бой с криками «Аджимушкай».

Во время рассказов экскурсовода группа почему-то, не сговариваясь, со всё большим любопытством вглядывалась в лицо очкастого немца, в его реакцию на рассказ о делах предков его народа.

?Вот, видите. Железные кровати, очень искорёженные. Мы их нашли совсем недавно и воссоздали атмосферу подземного госпиталя. А там вот лежат игрушки детские. Здесь обнаружили много детских останков, сюда, очевидно, попала бомба, а тут, видимо, было что-то вроде детского садика.

Все посмотрели на старинную игрушку и детские башмачки, которые помнили формы ножек живого хорошенького ребёнка…

Девушка в конце экскурсии попросила всех выключить фонарики, чтобы хотя бы в течение минуты все на своей шкуре почувствовали тот мрак, холод и ужас, в котором погибло тут 12 тысяч человек. Все мы застыли в минуте молчания, в минуте полной кромешной тьмы. Когда фонарики были включены, все почему-то первым делом посмотрели на то место, где стоял длинный немец. Он так там и стоял, слегка как бы вжав голову в плечи. Мы с приятелем облегчённо вздохнули, потом признались друг другу, что в тот миг нам одновременно пришла мысль в голову, что в минуту полной темноты кто-то мог из экскурсантов с нервами не совладать, на сыне тевтонского народа выместить горечь… Типа тихо придушить и затолкать в тёмную дыру за углом… Но нервы у русских оказались крепкими.

Группка вышла на свет Божий, потом все примерно в том же составе оказались в маршрутке. Я оказалась рядом с немцем.

?Я из Германии. Работаю на Украине в НКО, занимаюсь изучением медицинского обслуживания… Я в Аджимушкай девятый раз приезжаю.

Я не стала задавать бестактный вопрос: «Зачем?». Может, его дедушка газ закачивал каждый день, в течение рабочего времени. А потом на губной гармошке играл – в свободное время и по выходным. Сало жрал, купленное у тех, кто жил наверху, в садике с грушами, кто не боялся оккупантов, так как плевать им было, под кем жить… Я не стала расспрашивать, чем таким НКО интересным занимается, какие такие еврокомиссары и с какой миссией юношу послали на наши земли, с какой такой целью.

Наверняка еврокомиссары тут землю и народишко изучают на предмет овладения ими, на предмет безвидной незаметной оккупации, умерщвления через медицинское обслуживание какое-нибудь. И вот парень тут наивный какие-то сведения собирает, настроения высматривает. Или, может, парень так характер и волю воспитывает. Каждый раз, как свет выключают… Есть ли у него совесть и душа? Кто он? На вид вроде как человек чувствующий и думающий.

Финляндия (февраль, 2012)

Путешествие по югу Финляндии

В Финляндию нас пригласили для укрепления туристских бизнес связей. В микроавтобусе собрались очень бойкие и успешные девушки, представительницы турагентств, среди них один солидный экскурсовод-интеллектуал Саша, а также несколько журналистов, я в том числе. От русских красавиц веяло позитивом и бешеной энергией, было видно, что они готовы прямо с финских мест посещения отелей молниеносно набирать группы туристов из России, совершая деловые звонки куда надо. Все они были остры на язык, умны, знали английский, были профессионалками высшего разряда. Многие были в состоянии поиска женихов… Вела группу лапландка Марья. Она была стройной, подтянутой блондинкой с небольшими бирюзовыми глазками и аккуратненькими нордическими губками. Ассиметричная стрижка делала её похожей на смесь лисы, голубоглазой лайки и волчонка.

Ловись, Ловиса, большая и маленькая

Сначала мы приехали в Ловису, прямо поближе к ресторану Degerby Gille. Ресторан назван в честь шведского поместья Дагербю, на месте которого возник город. А город получил название в 1752 году, когда тут остановился король Адольф Фредерик, и городок ему понравился как жена родная Ловиса Ульрика, и готовый город был переименован в честь этой жены. А само шведское поместье имеет русские корни: в 17 веке новгородец Даниил Головачёв, хорошо послуживший Карлу Девятому, получил от него в дар землю, он и его потомки обустроили это местечко, имя русского хозяина трансформировалось в веках – сначала в Даниэля Рюсса, потом в Головица и т.д.

Город возле ресторана был похож на сельскую уютную улицу, а ресторан, снаружи завуалированный в розовую штукатурку, внутри выглядел частично как древняя изба – с блоками почерневшего дерева, держащего потолок, со светильниками из железных ободьев, с бревенчатыми стенами – будто попал в вотчину предков. Так оно и оказалось: один из залов – это подлинная изба, которой 400 лет, чудом уцелевшая во время многочисленных пожарищ в этом деревянном городке рыбаков и моряков. Другие залы имеют скромный королевский оттенок, и в них реально вкушали трапезу шведские короли и президенты Финляндии. Портрет лёгкого и задумчивого короля Густава Третьего, а также изысканная библиотека из старинных фолиантов делали прикосновение к истории более ощутимым.

Ещё в этом ресторанчике любит собираться мужской клуб привилегированных ловисцев. Основателем клуба и его председателем был господин Мафер, потом господин Малн, и вот теперь клуб насчитывает 257 мужчин, собирается 9 раз в год и обсуждает нечто тайное и полезное городу, о чём дамские ушки слышать не должны. Такие вот вещи творятся в древней ловисской избе, вызывая уважение к соблюдению давней традиции. Игра в масонов по нраву богатым и успешным северным мужчинам. Нас поразила историческая дырка в стене для подглядывания за трапезнующим королём…. Люди во все века одинаковы…

В ресторане мы поели разных рыб, нежнейших сельдей, отличающихся от наших русских матёрых тем, что таяли во рту, лососей в миндале, грибные подливки из горькушек, десерт с корицей и малиной, попили местного ядрёного пивка Malmgard Dinkel, сваренного из полбы на родниковой воде. После того, как мы дринкнули динкеля, к нам вышел обаятельный молодой повар Мариус, у которого девушки из нашей группы тут же начали интересоваться – а женат ли он… Я спросила, а кто собирает ягоды и грибы для ресторана, так как в России грибами и ягодами любит заниматься люмпен-интеллигенция. В Ловисе этим занимаются две женщины. Хотелось расспросить, а какие это женщины, но воображение нарисовало двух крепких блондинок типа как в фильме «За спичками», которые в народных костюмах ходят с лукошками в лес и за сезон зарабатывают на год.

Мы же отправились с господином Кари Юнила, управляющим ресторана и туристических домиков, осматривать прилегающие к «Дагебрю» апартаменты. На улице поразило знакомое изобилие снега в виде пухлых полушек на крышах, и при этом полное отсутствие сосулек. «А почему сосулей у вас нет?»,– задала я вопрос ко всем, и все дружно почему-то ответили: «А потому что здесь нет Валентины Ивановны!».

В красно-коричневых (не надо, пожалуйста, политических реминисценций времён Перестройки) домиках, похожих на ухоженные сараи, находились уютнейшие номера, в которых сочетались старинные финские коврики с руническими орнаментами, мебель старинная и современная, роскошная крепкая сантехника периода доодноразовой цивилизации. Умиляли модели парусников, поставленные руками талантливых менеджеров на деревенские окошечки, намекая на возможность дальних странствий в любой момент из этого берёзового нордического уюта. Скорее всего модельки сделали китайцы… На одной из стен я увидела большое полотно, на коем в реке, поросшей роскошными кудрявыми берёзами, купались коровы. Картина очень была похожа на картину Петра Кончаловского сталинского периода, только рядом с купающимися коровами Кончаловский поместил купающихся голых мальчиков и женщин, чтобы угодить всем вкусам.

Потом мы отправились в центр городка. Центром тут является короткая аллея из старых узловатых лип, упирающаяся в высокий собор с трёхзубчатым готическим силуэтом шпиля. Этот храм русские войска в период Великого Княжества Финского использовали как походную церковь, и для этого был сделан матерчатый алтарь, хранящийся в стенах собора. Также в соборе хранится первый экземпляр библии на финском языке, выпущенный в 1642 году. Собор обычно закрыт, открывается в летний период для экскурсантов, или для венчания. В Финляндии не было коммунистического периода, но молиться они разучились больше, чем мы.

Центр Ловисы вокруг липовой аллеи отстроен русскими купцами Тереховым и Грачёвым, ратуша построена Георгом Чевитцем, всюду соблюдена двухэтажность, от площади веет классической стройностью, может быть даже русской. Русские периода Великой Российской империи не угнетали финнов, напротив, способствовали развитию национальной культуры и языка. Русские вызволили финнов из рабства под шведами, из дикого состояния. Ещё у Одоевского в начале 19 века в каком-то рассказе можно встретить фразу о том, как на дорогу выскочило лесное человекообразное существо, финн называется. Дочь Грачёва стала хорошей финской писательницей Марией Норстрём. На местном лютеранском кладбище покоится, между прочим, прах великого композитора Яна Сибелиуса и не очень известного русским поэта Яна Шильдта.

Кстати, это национальная особенность – отсутствие ярких акцентов, выстраивания рейтингов, прославления гениев. Для финнов все равны, что неправильно. Для русского и мирового уха Сибелиус – это грандиозный финский гений планетарного масштаба, запечатлевший финский дух. Можно было бы предположить, что гиды все уши прожужжат о Сибелиусе, но о нём почему-то почти и не упоминали. Для русских Марьо Лассила – замечательный финский писатель, автор рассказа «За спичками», которого переводил сам Зощенко на русский язык. В путеводителях про городок Туповарра нет ни слова, что он в нём родился. Вообще от туристических буклетов и финских гидов возникало впечатление некоего тумана, буржуазного культурного недомогания, которым окутана история Финляндии. Например, нигде не встречалась информация о военных крепостях, построенных Суворовым на нынешней территории Финляндии. Может быть, таким образом финны прикрывали национальную травму – века пребывания под владычеством Швеции и России. Хотя, ну и что в этом такого – что было, то было, нация подысправилась при русских, стала порождать своих гениев. У финнов есть свои писатели, композиторы, художники, кинорежиссёры, которых необходимо популяризировать среди других народов. И всё, что было – от этого отрекаться нельзя, это интересно, поучительно, призывает к осмыслению. Мы же не отрицаем, что сидели под татаро-монгольским игом… А вхожесть в Российскую империю никак игом не назовёшь, только цивилизационным благом…

На аллее Ловисы поразил камень с профилем – оказалось, что так финны увековечили память местного благотворителя. К нему ведут на снегу следы… Может быть, это Эльмар Бадерманн, главный архитектор города, боровшийся за сохранность старинных зданий в 1970-е годы? Мало кто знает, что в 70-е города Финляндии были подвержены чудовищным истреблениями старинных и старых зданий, многие из них были памятниками культуры.

Эффектно смотрится здание гимназии, построенное в 1909 году Магнусом Шьерфбеком. Есть в нём возвышенность и строгость, этакая педагогическая поэма… Жаль, что домов этого периода на улицах встречается не много. Бадерманну не всегда везло…

Внутри домика

Затем нас привезли в гости к типичным финско-шведским жителям Ловисы. Издали серый с белым домик выглядел как финская дачка с верандой в Репино, только в очень хорошем состоянии. Домик стоял на возвышении, к нему вела дорожка через сад. Стоял он не по-русски, лицом на дорогу, к людям, а боком. У домика был выделенный центр с фронтоном, два крыла с довольно большими простыми окнами. Внутри поразило тепло, отсутствие сквозняков и сырого запаха дров и зимы. Идеально ровный пол, множество антикварных штучек из прошлых веков, древнее весёлое толстое пианино с украшениями. Хозяин был в треуголке, жёлтых штанах и камзоле, в синем мундире, с бляхами, пистолетами и саблей. Все железки были натуральными, я бы не удивилась, если бы он стрельнул настоящей пулей и кокнул бы ворону. В домике мебель была белого лака, как у нас в Филармонии, столы накрыты аккуратненькими скатертями и изящными старинными чайными приборами. Вспоминалась Анна Монс, соблазнившая Петра Первого таким вот милым гламуром 18 века. В рамках на стенах висели старинные акварели и фотографии предков, выцветший гобелен песчаных тонов. Преобладали розовые, белые и красные тона, включая полосатые шторы. Вообще финны очень любят полоску, может она им напоминает волны моря.

На стуле сидел ясноглазый старый кот, а из-под стула выскочил жирненький весёлый мопс. Наша группа загладила и кота, и собачку так, что собачка возбудилась и залезла в лес из женских ножек.

Хозяин рассказал, что он швед, работал всю жизнь с железом, увлёкся исторической реконструкцией, сделал себе амуницию под финского солдата 18 века. Купил здесь дом. Создал старинную атмосферу. Не стала я расспрашивать, купил ли он дом у бывшего хозяина-бедолаги вместе со всеми этими древностями, или свои сюда напустил. Было печально, что даже в Финляндии с её давним уважением частной собственности антиквариат переходит не по наследству нерадивым потомкам, а по интересу.

Хозяйка угощала нас своим кулинарным шедевром – пирогом с прослойкой из сливок и со свежей цельной малиной сверху. Очень хорош и необычен был чай с корицей.

Ещё меня порадовали люстры в Финляндии. И в ресторанах, и в отелях, в хостелах и домах – всюду встречались добротные старинные люстры с хрустальными подвесками, которые позвякивали от топота ножек финских барышень лет 100-200 назад. У нас редко кто сумел их сохранить, наверное, сказались годы советского упрощенческого быта.

Хозяева нас пригласили в Ловису на слёты исторических клубов и музыкальные фестивали, которые тут постоянно проходят. А сам хозяин – непременный участник этих игрищ международных фриков, он марширует с ружьём и стреляет из пушек каждый год.

Ещё в Ловисе мы посетили местную шоколадную фабрику «Брюнберг». Шоколад был в национальном стиле – мягкий, нежный, может быть излишне сладковатый. Особенно хороши были шоколадно-апельсиновые чипсы и трюфеля.

Рыба под звёздным небом

Далее, непомерно сытые, мы отправились в Рёнас (Ronnas), местечко на берегу излучин Финского залива, ближе к Порвоо. Мы въехали в зимнюю сказку, по белой дороге среди пышных толстых сугробов и снегов. В бревенчатых домиках уютно светились окошки, в сугробах пылали факела и свечи, создавая атмосферу праздника. Нас повели по ночному лесу на залив, под звёздное небо. Там над лунками колдовали финские рыбаки, крепкие рослые мужчины романтичного типа, к тому же одетые в красивые комбинезоны. На наших глазах они вынули сети, в которых запуталась сначала рыбка малая, краснопёрая, потом средняя щука, потом крупный лосось. Наши намёки на фильм «Бриллиантовая рука» были посрамлены; крупные, белого серебра рыбы, хватали ртами воздух и извивались, замораживаясь на глазах. Всё же финны в душе – ужасные язычники, настоящие хитрые зверюги и мужики, охочие до изымания продукта из природы. Я смотрела на рыбаков и рыбок и думала, что вот Финляндия – друидская языческая страна, где сохранён культ тела, здоровья, гармонической подстройки под природу и погоду. И что, что в этом плохого? Кто-то должен в тухлой Европе тянуть древнюю нить гармонии с богами природы. Финны с их саунами, бассейнами, спа, рыбалками, грибами и ягодами – да, вот они такие, и для них важнее всего яркие ощущения тела и красота пейзажа…

После рыбалки нас отвели в беседку с трубой в крыше на берегу залива, там пылал в центре костёр, дым шёл в трубу, всем желающим раздали какао с мятной водкой. Вещь для русской печени неприятная. Согревшимся и развеселившимся россиянам выдали снегоступы из алой пластмассы, ремешков и зубьев, чтобы по снегу не бегать, а ступать, как бы цепляясь когтями. Человек пять живо потопало на лёд, на нехоженый снег, под Большую медведицу. Я тоже разбегалась как йети какая-то.

Потом в тёплом бревенчатом коттедже, одном из десятка в этой рыболовецкой туристской деревеньке, устроили обсуждение проблем туризма между Россией и Финляндией. Домики были дороговаты, но вместительны, и рыбалка прилагалась бесплатно. А рыба, судя по всему, подо льдом была жирная и доверчивая, созревшая к попаданию на бордового мотыля. Наши девушки после водки с какао заигривились, стали расспрашивать, а женаты ли рослые рыбаки. Трёх рыбаков звали Тими, а одного Калей, то есть Колей. Только Коля и был свободен, и его облепили бойкие девчата. Рыбаки засмущались, затоптались своими заснеженными ногами и убежали куда-то во тьму. Мы остались с управляющим «Рёнасом», мужчиной крупным и усатым, женатым. Он рассказал, что работает тут управляющим на своего хозяина, у которого сеть таких отелей, а ещё он сам с женой Марьей является владельцем фирмы по поддержанию чистоты в коттеджах.

В главной избе финка лет сорока со складочками на талии колдовала на открытой кухне. Вообще в Финляндии много дородных женщин и рослых крупных мужчин. Вскоре начался пир горой, суп протёртый из сливок и грибов, рыба огромная запечённая, международная травка рукола, на десерт – торт из сливок и клубники в виде крупных ягод. Очень хорошее чилийское вино. Нежные финны любят сладкое. Хотя к местным рыбе, грибам и ягодам лучше бы подошло местное пиво, или брага, или медовуха… Ещё идеальнее – водка, но финны и так намучались от сетей зелёного аспида.

Мы расползлись по комнатам, вышло чуть ли не по человеку на комнату, как всегда – деревянный гладкий пол, по которому хочется скользить в носках, кровати с нежным бельём, матрасы мягкие и заманивающие в сон. Кое-кто пошёл в сауну, а кто-то сразу отключился. У себя на постели я нашла шоколадное сердце в красной фольге и сожрала его.