Придуманная жизнь. Роман

Там, в кабинете старинного здания, расположились трое: судья, секретарь и она, Октябрина Королёва, известный им по работе в популярной газете человек. Процедура заняла немного времени. Видавший всякое, судья, этот немолодой коренастый человек, искренне жалел Октябрину. В какую-то минуту, когда слёзы непрошено застлали глаза, ей показалось, судья едва удержался, чтобы не заплакать вместе с нею. Судья не спешил прощаться, задерживая Октябрину разговорами на отвлечённые темы. Сильная в глазах других, уставшая быть вынужденно сильной, сегодня она плакала.

***

Чего добивается провинциальная журналистка Октябрина Королёва? Кому и что доказывает?

Терпеливо живя рядом с человеком, называвшемся мужем, Октябрина видела мало тепла и ласки. Не брак ли учил её пониманию жизни, людей, обстоятельств? Октябрина работала, училась в университете, растила дочек, вгрызалась в профессию, отодвигая личные желания в будущее, словно забыв о том, что жизнь, как и любовь, не отложишь на потом, а время – не законсервируешь.

Она так и осталась внутри человеком-одиночкой. Все годы брака мужа как бы не было рядом с ней.

Если же Октябрина пыталась, всего лишь пробовала, сказать ему о том, как ей эмоционально холодно, он насмешливо, не скрывая ехидной радости в глазах, тихим размеренным голосом, в который раз повторял: у тебя дурной характер, ты, как все, а строишь из себя невесть что, ты такая, ты – эдакая, и вообще – откуда взялась-то, кто ты есть, а бабы – они все одинаковые, им бы денег дай больше, да вот уж, никогда, ничего ты от меня не дождёшься, а если тебе что-то надо, так и делай сама, а от меня отвяжись поскорее.

Душевную боль она бы ещё сумела спрятать. Но как изменить отношение к его загулам, безразличию к дому, быту, материальной нестабильности, когда деньгами считаешь жалкую десятку? Она нервничала, кричала, в бессилии что-то изменить. Она горько рыдала и не была собой. Ей на много лет вперёд стало ни до чего. Даже с детьми общалась тогда автоматически: одеты, обуты, накормлены, не болеют, не докучают, и слава Богу.

Потом, значительно позже, Октябрина мучилась тем, что недодала детям тепла в их детстве. Так ведь она старалась, очень старалась, рвалась изо всех сил, отодвигала на потом все свои творческие планы, да не всё у неё получалось. И эта вина никуда от неё не уходила, а лишь обострялась в периоды личных переживаний. Тогда по цепочке вспоминалось всё подряд, а чувство долга укоризненно пеняло ей даже на давние мелкости, которым при хорошем настроении не придаёшь никакого значения.

А время шло. У всех знакомых, друзей, приятелей были свои заботы, радости, печали. Разве что подруга детства изредка была свидетелем мук Октябрины. Но и в её судьбе всё запутано… Порой Октябрина в растерянности вопрошала: да есть ли на свете эти самые счастливые семьи? Бывает ли хотя бы у кого-то это никакое не придуманное для внешнего антуража, а всамделишное «хорошо»?!

Её же брак то ли был, то ли давно сплыл. Ей всегда самой приходилось принимать решения. После развода груз забот о семье окончательно лёг на её плечи. Октябрина работала, постоянно искала подработки, любой возможный заработок. А жизнь потихоньку катилась дальше. Когда же становилось совсем невмоготу, Октябрина придумывала якобы счастливые якобы повороты своей повседневности. И таким образом как бы перемещалась в другой мир, в другую жизнь. Заботы в те моменты отступали, настроение ненадолго улучшалось. Однако бесконечно такое состояние длиться не могло. Ресурсы оптимизма иссякали. Незаметно подобралась затяжная усталость от роли комплексного главы семейства. Она научилась ценить состояние покоя, если такое случалось, радоваться каждому дню, прожитому без мелких неурядиц, которые, как известно, настолько глубоко изнуряют, что белый свет становится не мил ни утром, ни днём, ни вечером, превращаясь в однообразную временную бесконечность. Ох, этот бывший брак! Тяжёлые воспоминания о днях, когда точит единственная мысль: только бы не довести до стычки, только бы день прошёл мирно! Когда же выпадало относительно спокойное время, тогда она на что-то опять надеялась. Потом всё повторялось. Она эмоционально выгорала. Её душа опустошалась и замирала, точно неживая. Октябрина понимала: ещё немного, и она не выдержит собственного насилия над собой. И, наконец, пришло волевое решение. Всё! Достаточно! Прошло время ожиданий. Пришло время действий. Развод так развод! После него она сама сделает свою жизнь другой!

***

…Видя слёзы Октябрины, судья молчал, любые слова сейчас были бы не к месту.

– Да, не повезло тебе… Бывает… Это жизнь… А ведь ты… Ты такая… неуёмная, я бы сказал, редкая ты женщина. Не посчитай за неуместную красивость, – но ты ещё не огранённый бриллиант, которого ждёт своя оправа… Ничего… Устоится… Загрузи себя работой, поможет.

Октябрина кисло улыбнулась. Судья налил воду в тонкий, сверкающий чистотой, стакан:

– Пей. Немного успокоишься. Знаешь, что я скажу тебе? Раз решила – не жалей. Всё переживается. Потом себя же и поблагодаришь. Ты красивая, умная. Переживёшь… Поверь мне. Сейчас небо тебе кажется с овчинку, но это пройдёт. Главное – сама себя не предавай.

Октябрина выпила два стакана воды. Она слушала судью, благодарная за понимание и за подаренное им время для передышки после суда.

Пусть судья говорит. Пусть выдумывает для неё самые невероятные ситуации, пусть строит планы. Перемены… Откуда они возьмутся?! Ей бы научиться обретать внутренний покой.

Недавно кто-то из знакомых назвал её отчаянной женщиной. Какое глупое определение. Никакая она не отчаянная. Она – отчаявшаяся женщина! Никакая она, Октябрина Королёва, не отчаянная, робкая она. Это у неё такая маска, такая форма борьбы за сохранение личности, борьбы против холода и боли, в которые больше, чем на два десятилетия, бросила её жизнь. Как ей удавалось выдерживать одиночество внутри вынужденно показного благополучия? Как она сумела переползти через границу этого разрушительного для неё брака? Как она смогла не разрушиться и продолжать свой путь? Как пробралась через суровые таможенные посты, называемые долгом, терпением, самопожертвованием, отказом от себя, от своих взглядов на жизнь семейную и жизнь собственную? Помогало… отчаяние. Нет, она не отчаянная, она и в самом деле – отчаявшаяся женщина.

Мама, к радости дочери, счастлива во втором браке, ей ни до чего нет дела, кроме забот о муже.

***

Судья ободряюще улыбнулся:

– Удачи тебе! Жду в подарок книжку! Не забудь обо мне, когда напишешь.

Октябрина слабо запротестовала: книжка! что вы! да может ли такое быть! это фантастика в наше время и вообще – диковина.

– Напишешь. Ты – обязательно напишешь. Я читал твои рассказы в газете – мне очень понравилось. Особенно тот, где…

С лица Октябрины не сходила мученическая улыбка. А судья увлечённо пересказывал ей сюжет её же рассказа.

Лицо её было бледнее белой бумаги, глаза погасли.

– Обещаю, – сказала Октябрина. – Если такое когда-нибудь свершится, непременно один экземпляр будет ваш.

Быстро – вниз по лестнице. Тяжёлая входная дверь приглушённо хлопнула за спиной.

«Куда?.. Только не домой… На работу!» – Октябрина направилась в сторону троллейбусной остановки.

Солнце ползло к полудню. Ещё нет и двенадцати?! Ей казалось, что с утра прошло несколько лет. Под ногами скрипел выпавший ночью снег: хр-р-р, хр-р-р… Город жил обычной жизнью. Какое ему дело до личных горестей симпатичной женщины средних лет!

С трудом она распрямила плечи: «Всё! Я больше не замужем! Что же я чувствую? Ничего. Я ничего не чувствую. Первый день не замужем. Наверное, и в этом тоже состоит счастье. Странные слова. Первый день не замужем. А ведь и впрямь – хорошее название для рассказа. И тема… – Октябрина усмехнулась: – Если в такой момент я думаю так… Следовательно, больной скорее жив… Значит, я выдержу и выстою».

Пока добиралась до редакции, она думала о работе, вернее, заставляла себя думать только о ней.

Глава вторая

– Как, по-вашему, в чём состоит смысл жизни? – Октябрина напоследок задала собеседнику риторический вопрос, укладывая в сумку блокнот, ручку, диктофон. Интервью прошло, можно сказать, идеально. Если она чувствовала такое по завершении бесед с героями её газетных публикаций, то и задавала им такой вопрос, коллекционируя ответы на него людей разных возрастов и социального положения.

– Это вы у меня интересуетесь мнением о смысле жизни?! Вряд ли кто-то на этот вопрос ответит однозначно. И всё же попробую поразмышлять, самому интересно. В чём же всё-таки мой смысл жизни? Возможно, в людях. В тех, с кем знакомит меня жизнь. Ещё в работе. В долге перед семьёй. Наверное, смысл у каждого свой. У кого в деньгах. У кого – в пьянках или разврате. Или в славе, например. Кто-то совершенствует мир, кто-то его разрушает… Каждому – своё. И по заслугам каждому воздастся. Всему явлено своё время.

– Мы похоже мыслим, – задумчиво произнесла Октябрина.

***

И вот после развода миновало уже больше двух лет. Жизнь Октябрины меняется медленно, словно испытывая её на прочность.

В новой редакции начался новый профессиональный ритм, появились новые темы. Она любила свой кабинет и тех, о ком писала. Ей с детства нравилось быть одной и думать, думать в этом одиночестве, находясь в равновесии с собой.

Холодные отношения между родителями оставили в ней глубокий след, наверное, навсегда. Не очень-то уверенная в себе, Октябрина и во взрослости не избавилась от детского желания хотя бы изредка слышать слова родительского одобрения, тихонько радоваться за себя вместе с матерью и отцом. Увы. Отца давно нет, а с матерью не хотелось делиться ни маленькими, ни большими радостями, а уж печалями – и подавно.

По дороге домой после интервью Октябрина забрела в универмаг. Как изменились магазины! Стали светлыми, наполненными красивыми товарами. Она с интересом рассматривала витрины. Ей нравилось выбирать что-нибудь для себя, особенно, если удавалось подработать, – с этими подработками, видно, придётся жить всегда. Худо-бедно они помогают удерживаться на плаву. Однако как же надоел ей вечный аврал и полное отсутствие свободного времени!

Делать себе неожиданные подарки она полюбила. Ведь это – хороший способ улучшения настроения. Ей и в голову не приходило ожидать каких-то подношений от своих воздыхателей.

Ох уж эти кратковременные поклонники! Будь легко доступной, бездумной, нетребовательной – и они твои. Противно. Ничего-то они не хотят знать о шагах к женскому сердцу. Нет, не её люди эти взрослые, полусостарившиеся мальчики… Октябрина шутя называет их отрядом неинтересных халявщиков без последствий.

***

Чего только не происходило с Октябриной Королёвой с того памятного лета, когда она вернулась домой после неудачного поступления в столичный университет. Вскоре девушка устроилась курьером на завод, а через год легко прошла по конкурсу на заочное отделение журналистики одного из старейших провинциальных университетов. И почти отлично окончила его. Интересно, где бы она сейчас была, если бы в то давнее лето осталась в столице? Люся предлагала потерпеть и побороться.

«Жизнь – цепочка событий. – Октябрина вздохнула. – Частенько сильно переживаешь какие-то нестыковки в ней. Проходит время – и вдруг понимаешь, сколько обретений принесли предыдущие потери. Тогда уже, наоборот, пугаешься того, что тех потерь не произошло бы: не переживёшь чего-то в один отрезок времени – не оценишь даров времени последующего».

Неужели после развода прошло всего два года?

Анализируя прошлое, Октябрина сожалела только о том, что не решилась на развод раньше, что её семейная агония чрезмерно затянулась. Зря она противилась «эвтаназии», безрезультатно ожидая изменений. Ей сорок пять. Выглядит моложе. Работа и оптимистический настрой – лучшие способы лечения непростых жизненных вопросов.

Ей требовалось другое окружение? Пожалуйста: вот они, новые люди. И, по крайней мере, глупо спрашивать себя о том, что бы с нею было, останься она в столице. А если бы и Вадим тогда же остался рядом? Как бы сложились их судьбы?

Неплохо, наверное, было бы ей рядом с ним. Вадим, уютный дом, дети, никаких забот, никакой борьбы за место под солнцем, и, скорее всего, никакой бы журналистской работы с её командировками и жёсткими графиками сдачи материалов в номер.