Все пути твои святы

Все пути твои святы
Ирина Никулина Имаджика

Жизнь Виктора круто изменилась, когда на Землю прилетели пришельцы, обогнавшие землян в развитии. Они назвали себя богами-создателями, и человечество приняло инопланетян гостеприимно. Только Виктор заподозрил «добрых» гостей в зловещих замыслах. Он объявил войну пришельцам и оказался прав – они прибыли на Землю, чтобы превратить людей в рабов. Героя сослали на планету с агрессивной средой. Его целью стало выжить и совершить побег, защитить Мэри и всю команду.

Четыре планеты, четыре чувства: отчаянье, злость, жажда и умиротворение, – вот этапы, через которые прошел герой. Ни мир, ни Виктор не остались прежними. Все пути, по которым он шел, вели к свободе, а свобода была необходима, как воздух. Все пути были тяжелыми, но он прошел их с честью и достоинством.

Фантастическая повесть в стиле Стругацких. Война и смерть, космические приключения, планета пиратов, боевые роботы, коварные пришельцы… Скучно точно не будет!

Содержит нецензурную брань.

Ирина Никулина Имаджика

Все пути твои святы

Часть 1. Отчаяние

Всевышний уважал меня, покуда бунтовать я мог,

Когда ж я пал к его ногам, Он мною пренебрег…

Рабиндранат Тагор

Глава 1

Жара ослепляла, желтое марево лезло в глаза, проникало сквозь очки и через некоторое время приходилось их сдирать, отклеивать от горячей кожи. В тысячный раз проклиная игигов, он снял залитые потом чужие очки и очистил стекла от мертвых насекомых. Хотелось их выбросить, зашвырнуть подальше и чесать опаленную и искусанную кожу, чесать ее отчаянно и долго.

«Нельзя, черт побери!». Он видел, что стало с Философом, когда его очки растворились в лиловом тумане. Кожа к концу долгих суток покрылась зелеными волдырями, пожелтела, глаза заплыли и Страус оставил его отсыпаться в своем брюхе. «Надо же, – подумал он, – тупая машина, шестеренка безмозглая, и та жалость имеет». Если игиги узнают, Страуса сдадут в утиль.

Плюнул на стекла, протер, еще раз плюнул, жалея, что приходится тратить драгоценную влагу на пустое действие. Через час они опять обрастут толстым слоем грязи и насекомых. В термосе не осталось ни капли. Так было каждые сутки на Черной. Он клялся пить по глотку каждый час, что бы оставалось на вечер. Но приходил одуряющий полдень; желтая туча, состоящая из мерзких химикатов и жирных москитов, лезла в глаза, заполняла жаром комбинезон, порванный в трех местах, и он пил, чтобы не свалиться от жары. Останавливаться было нельзя. Сзади маячил сияющий холодной сталью его личный Страус с синей головой.

Агрессивная среда. Этот термин был знаком еще со школы. Профессор Баранский с таким смаком описывал невероятные трудности и незабываемые приключения на планетах с агрессивной средой, что мальчишками они мечтали о Пандоре 5 или Лексе. Костюм первопроходца представлялся легким и красивым, лазеры казались супер оружием, а в конце пути ждала слава и, конечно же, их имена должны были сиять на золотых звездах в Массиве.

К тому времени, когда Виктор закончил школу, все агрессивные планеты стали карантинными, их исследовали роботы, а не люди. Да и Массив к тому времени стал не более чем смешным старым сайтом. Байки профессора со временем потеряли свою привлекательность, сам он ушел на пенсию и больше не будоражил ничье воображение. И если бы не алчные игиги, он так бы и не узнал, что такое агрессивная среда на чужой планете.

Надел очки и с новыми силами двинулся вперед, глотая сухой обжигающий воздух. Сзади слышался равномерный топот: это Страус шел по дорожке, прорубленной Виктором. Совсем близко. Черт, нельзя так зевать!

Он срубил ножом несколько лиан и с грустью посмотрел на бесполезный лазер. Как было легко первые пять дней, пока это чудо игигской техники работало! Можно было проходить десять, а то и пятнадцать миль в день. Страусы были довольны, наливали двойную дозу воды и позволяли раньше закончить сутки. Но теперь лазер болтался у него на бедре бесполезной игрушкой.

Планета Черная с удовольствием закусила самым мощным оружием в космосе. Макс говорил, что это плесень. Она разъела его армейский нож и «проглотила» две гранаты, которые он припрятал от игигов. Но Виктор не видел никакой плесени, просто на шестой день лазер без видимой причины отказался работать и продвижение по Черной стало таким медленным, что больше выматывало, чем приносило пользы.

– Борис Натанович! – Позвал он, выглядывая из-за сплетенных крепким узлом лиан, но физика нигде не было видно. Его тропа должна была быть где-то рядом.

Усмехнулся: вспомнил, как они волновались за старика. С его здоровьем следовало сидеть на какой-нибудь планете-курорте и попивать настойки из лечебных трав, да читать старинные бумажные книжицы, которые он повсюду таскал за собой. Честно говоря, Виктор, когда увидел его в своей команде, решил, что деду конец, долго он не протянет. Но прошли сутки, уважаемый академик, божий одуванчик, худосочный старикашка вернулся бодрым и веселым. Его крючковатый нос гордо торчал под игигскими очками, а белая вязаная шапочка лихо съехала набекрень. И в остальном он выглядел лучше любого из них: комбинезон не порван, заряд полей почти полный, лазер ни разу не использован. И он прошел даже больше остальных.

Пока они укрощали агрессивную среду, он спокойно ждал их в десяти милях от лагеря, гордо восседая на одном из этих странных пятигранников, которые попадались в начале тропы. Его тропа была шире и чище, чем у Виктора и Философа вместе взятых. Сначала эта загадка никому не давала покоя, но потом Виктор увидел Страуса профессора и все понял. Страус был поцарапан, на эбонитовых ногах имелись сколы и заряд батарей упал ниже середины. Выглядела стальная птичка потрепано и устало.

При всех своих странностях, Страус был всего лишь механизм, а Борис Натанович легко разбирался в любых машинах, даже инопланетных. Что он там подкрутил, осталось неизвестным, но Страус шел впереди своего пленника и сам расчищал тропу. «Ай да профессор, ай да молодец! – подумал Виктор. – Его знания мне пригодятся». И ласково подмигнул старичку, который после этого стал коситься на Виктора как-то настороженно и недоброжелательно.

Весь следующий час он яростно рубил ползущие лианы и протыкал «дымовухи». Отметил на карте три пятигранника и одну «качель». Под ногами, на глубине трехсот футов пролегала жила, но он приберег эти сведения напоследок. Если игиги не заметят, значит, им и не нужно знать. Про геологическую разведку никаких указаний не было, к тому же, он думал когда-нибудь вернуться на Черную, когда здесь не будет Страусов и игигов.

А в том, что все они скоро массово вымрут, искусанные местными москитами, он не сомневался. Золото – не самый ценный металл, но все же, на пару новых звездолетов хватит… Рука уже устала рубить бешеные джунгли, когда впереди появился просвет. И опять на пути стояла вышка, Виктор называл их «Башнями». Проклятье! Уже вторая за день. Мало того, что она шуршала и шипела, так еще что-то там перекатывалось внутри нее, словно вышка обсасывала гигантский леденец. Из верхушки шел желтый дым. Виктор остановился.

«Жопа, – подумал он, – теперь я не успею к озеру и не увижу Философа. И Страус даст мне порядочного пинка, а то еще и лишит воды на завтра». И почему эти дурацкие вышки попадаются только ему? Это что, особая привилегия или его биополе как-то притягивает эти сумасшедшие штуки? Мэри они ни разу не попадались. Она даже не представляла, как они выглядят. Макс всего один раз видел фиолетовую «Башню» и то, она была в нескольких милях от его тропы. Философу попались сдвоенные вышки, но он утверждал, что они сами отпрыгнули в сторону и освободили ему путь.

Конечно, чужая планета, агрессивная среда и все прочее, но Виктор все равно не верил, что многотонная металлическая конструкция неопределенного назначения могла передвигаться по джунглям, тем более прыгать, освобождая путь его «величеству» – Стефану Варшавски. Скорее всего, он обошел их, подправив тропу. Сам Стефан был чудак, но его Страус еще более чудаковатый. Мог остановиться и только к концу суток догнать группу или не заметить, как Философ подчищает тропу на планшете. В общем, как-то они там между собой договаривались.

– Динамит нужен. – Мрачно сообщил Виктор Страусу и пошарился в рюкзаке. Взрывчатки было ровно на одну вышку. А если попадется красная «качель», как у Мэри? До озера еще час ходу, не меньше. Он взорвет сейчас вышку, а потом «качель» перемелет его косточки и выплюнет в черное болото. – Вышка впереди.

– Обойти нельзя? – спросил Страус.

Виктор вздохнул и принялся закладывать динамит возле вышки, не дожидаясь согласия Страуса. «Сочувствуешь, гнида, – подумал он, – беспокоишься о своих первопроходцах. Небось, игигов боишься, сучонок. Спишут в утиль и в огненное море сбросят, что на северном полюсе Черной. А мне нового Страуса дадут, который план будет выполнять и обо мне заботиться…».

– Нельзя. Ровно на тропе, су… Прости, забыл.

– Взрыв разрешаю. Новый динамит получишь на вечернем сборе.

– А если еще одна вышка будет или «качелька» встретится? Что тогда будем делать? Подохну я, а тебя, тупую скотину, перепрограммируют.

– Будем считать, что я не слышал твоих слов, землянин. Ты помнишь правило тридцать четыре?

Конечно, он помнил. Среди ночи разбуди и спроси, все как на духу скажу: «Заключенный не имеет право оскорблять боевой механизм СТРА-Инк-Ги, сопровождающий его на тропе. Грубые выражения на любом языке, задевающие честь игигов или их технику, запрещены. Заключенный наказывается лишением двух рационов еды. Грубые выражения, которые не задевают честь игигов, так же запрещены. Их использование карается лишением одного рациона еды». Вот так.

Мы вас поимели, а вы, милые, даже пикнуть не можете. Ибо останетесь без жрачки. Чувствительные такие, суки! Подавай им грязную работу и язык литературный. Может еще стихи в честь Страусов сочинять? Виктор представил себе игига, который где-то на центральной базе прослушивает все переговоры между заключенными и их Страусами. И слышит такой диалог. «Мать вашу, бога в душу, как же я дальше поползу без вашего гребаного динамита на эту сучью вышку?». А Страус в ответ: «Так, сукин ты сын, израсходовал свой гребаный динамит, а по правилам, так их и так во все места, не могу я тебе дать больше ни хрена!».

Сидит этот игиг, чистенький такой, безносая сволочь, в белом костюмчике и зенки свои круглые так и таращит, ничего не понимая. И соображает он, как велик и могуч русский язык и как много на нем выразить можно, и как для него это оскорбительно, потому как их игигский примитивно звучит, как ни поверни. Впрочем, Макс говорил, что на английском тоже запрещено ругаться. Один Борис Натанович на древнеарамейском легко кроет пришельцев, у которых в базе данных только иврит нашелся. Везет же старичку!

В сторону отошел, на липкую траву лег, как положено, уши закрыл, кнопку нажал. Ахнуло так сильно, что даже Страус взвыл сиреной, потом, впрочем, смутившись, быстро ее выключил. Земля вздрогнула, полопались сотни «дымовушек», завоняло клопами-вонючками. За противогазом было далеко лезть, он просто зажал нос и еще какое-то время полежал на животе, унимая вдруг разросшееся чувство голода. До пайка еще два часа.

Встал, осмотрелся, присвистнул. Разнесло его вышку к чертям собачьим на сотню кусков. И теперь эти куски сиротливо лежали по краям тропы, а сердцевина «башни» – белая, резко пахнущая озоном хмарь, всасывалась в землю, обжигая траву.

– Вперед! – взорвалась металлическим клекотом рация.

– Иду.

Больше трех динамитов они не давали. Боялись, что заключенные соберут их вместе и взорвут Страуса. Только таких дураков не было. Без Страуса ни один землянин не выживет ночью в джунглях Черной. Это самая крепкая привязанность, которую он видел между жертвой и палачом. Днем – палач, жестокая жестянка, гонит вперед без устали, не давая ни минуты на отдых, а ночью бережно принимает в свое брюхо и укачивает как родного сына, защищая от всего мира…

– Я тебя люблю!

– Не понял, это ты мне?

– Тебе, жестянка бесчувственная, тебе.

– Буду рекомендовать в лагере полное медицинское обследование.

– Я пошутил, болван, удали из памяти.

Медицинское обследование он уже проходил по прибытии на Черную. Жуткая процедура. До сих пор мурашки пробирают. Два Страуса над ним склонились и давай совать во все отверстия свои скользкие усы. Виктор извивался, как уж на сковородке, но все же они проникли туда, куда хотели. Это было не столько больно, сколько унизительно до ужаса. К тому же, они нашли у Виктора паразита и чуть не отправили его обратно на Землю, на санобработку. Потом передумали, посчитали, что для боевых механизмов типа СТРА-Инк-Ги такой паразит не страшен.

Он вышел на просеку и увидел вдали озеро. Зеленое и ровное, как и предыдущие. И облака лиловые в нем отражаются, как нарисованные. По периметру росли белые деревца, увешанные красными ягодами. Кажется, Макс их пробовал, ягоды эти дрянные, три дня в брюхе у Страуса пролежал, благо, что человек военный, а то бы и концы отдал.