Она закусила губу, нервно потёрла лицо. Я вдруг в первый раз обратила внимание, какая у неё ещё маленькая, тоненькая и свежая рука. Не то, что у меня стала теперь – как у крестьянки. От мытья, от нагрузки, от инструментов. А раньше, как у Даши – перчатка шестой размер, колечко – шестнадцатый.
Даша вдруг сказала решительно, не глядя на меня.
–Если вдруг что-то случится, вы не говорите, что я вас просила больную проконсультировать. Ладно? И про бронхоспазм не говорите.
–А кому не говорить?
–Никому не говорите.
–Ах, Даша, Даша. Говорила я вам, не связывайтесь вы с этой операцией. Выписали бы лучше эту больную, как я предлагала. Столько лет эта Бочкарёва носом не дышала, но жива же была?
–Умная вы, больно, Ольга Леонардовна! -вдруг зло сказала Даша.
–Что? – удивилась я.
–Да ничего! -Даша нервно схватила волосы в горсть и стала скручивать их в тугой жгут. – Вы как с другой планеты! Ну, как я могла не взять Бочкарёву на операцию, если заведующая сказала, что надо оперировать, и я деньги за эту операцию уже заплатила!
Мне показалось, я не расслышала.
–Бочкарёва вам заплатила?
–Это я заплатила! И слава богу, что с Бочкарёвой я вообще никаких денег ещё не брала.
Я ничего не могла понять.
–А вы-то кому заплатили?
–Ну, Ольга Леонардовна! – в голосе Даши было и раздражение, и злость, и безысходность. -Ну, не прикидывайтесь же!
–Даша, я правда ничего не понимаю!
Она сидела, сгорбившись, на столе, закинув ногу на ногу. Пошарила в сумке, достала пачку сигарет, мельком глянула на табличку на двери «В отделении курить строго запрещается» и закурила. Тёмная длинная тонкая сигаретка красиво смотрелась в её руке.
–А вы что, не платили?
Когда больные платят врачам, это понятно. Сама я ни у кого ничего не прошу. Люди сами всё понимают, как говорила Фаина Фёдоровна. Что я могу сделать, если так устроено испокон веков? Но чтобы врачи платили больным?
–Мы все платили заведующей.
Даша выпускает в потолок дым. Запах дыма приятен: шоколад и ваниль.
–Как это?
Я пытаюсь вспомнить подробности наших буден. Вот с утра врачи собираются в кабинете заведующей, вот она назначает, кто будет оперировать, какого больного. Всё спокойно, рутинно, без возражений, без намёков, без упрёков…
–Даша, этого быть не может! Я столько лет здесь работаю и ничего не знаю.
Даша переводит на меня взгляд. Теперь он задумчив.
–Вы правда не платили? – Она и верит мне, и не верит.
–Клянусь тебе.
Даша раздумывает.
–Ну, может, заведующая просто связываться с вами не хотела? С другой стороны, разве вы не замечали, что вам уже довольно давно не давали оперировать ничего интересного. Все операции, кроме ушных, разбирали в основном мы с Павлом.
–Интересного? – Для меня это принципиальный вопрос. Я уже давно не хочу оперировать ничего «интересного». Интересное – это значит, не до конца понятное, не до конца отработанное. А я не люблю такие случаи. Я пришла к выводу, что оперировать нужно только тогда, когда совершенно ясно, что без операции не обойтись.
Даша пожимает плечами.
–Так можно всю жизнь на месте простоять.
Я усмехаюсь.
–А мы и стоим. Это конвейер с больными движется. А мы остановились где-то в мёртвой точке.
Даша не слушает меня. Она курит и размышляет вслух.
–А чтобы я заработала без операций?
–Так вы отдавали деньги заведующей, чтобы она вам давала больше оперировать, больница потом получала деньги из страхового фонда, а вам ещё приплачивали больные? Таким образом получалось, что не сам больной, а все вокруг него нуждались в операции?
Я всё ещё не могу поверить, что то, что говорит Даша – правда.
–И парни наши платили?
–Насколько я знаю, Павел – да. – Она стряхивает пепел на грязный пол. Смотрит на меня даже с вызовом.
–А почему вы думаете, Ольга Леонардовна, что платить за операции – это неправильно?
Я смотрю на неё и думаю, что я совсем уже не понимаю, что сейчас правильно, а что неправильно. Мне приходит в голову, что если Даша считает это правильным, значит, так теперь делают везде?
–Потому что поводом для операции должно быть только состояние больного.
–Ну, уж? Лечить можно и консервативно, и оперативно. Операцией вылечишь даже быстрее.
Я теряюсь.
Она покачивает красивой рукой с зажатой сигаретой. От сигареты остался уже только кончик с золотым ободком. Мне приходит в голову, что Даша смотрит на меня, как маленькая юркая ящерица смотрела бы на игрушечного динозавра – с недоумённым разочарованием: и вот это мой предок?
Даша вразумляет меня.
–Фактически, если разобраться, операция – это ведь заказ? Больной заказывает врачу услугу. И за эту услугу платит. Через ОМС или через карман – это всё равно. У нас ведь медицинская помощь называется услугой? А наша заведующая обеспечивает выполнение услуг внутри отделения. Фактически она работает посредником между двумя сторонами. И берёт за это комиссионные. Чем сложнее или выгоднее услуга – тем выше комиссия. Тем более, что многие услуги у нас теперь официально платные. И все прекрасно знают вообще-то, что врачи цветы не едят.
Даша раздавливает окурок прямо на столе, как припечатывает.
Мне становится очень грустно.