Фаина Федоровна

–Не знаю… – честно ответила я, и это было правдой. – Я ничего не знаю.

Я стояла и смотрела в его лицо, в его подбородок, и оно мне казалось таким знакомым, будто я знала его всю жизнь. -Если хочешь, поедем сейчас ко мне.

Он выпустил мою руку и сказал:

–Нет.

Меня будто хлестнули.

–Что, на трезвую голову я тебе уже не нравлюсь? Ты ещё назови меня бабушкой.

Он прищурился.

–А ты уже бабушка? Я не знал.

Нравоучительность и уверенность, это то, что всегда нужно в разговоре с больными. Я представила, что он сидит передо мной на табуретке для больных и коленями упирается мне в ноги. И голос мой теперь звучал, будто я разговаривала с пациентом.

–Я тебя старше всего на тридцать с чем-то лет. Следовательно, я тебе не бабушка, а мама. Ты спал с мамой, которой у тебя не было. Всё по Фрейду. Именно поэтому ты ко мне вчера и пришёл.

Я резко развернулась и пошла в коридор.

–Ольга, постой! – Он вдруг догнал меня и прижал спиной к стене, заключив между двумя своими вытянутыми руками, не давая опомнится, не давая уйти. Он наклонился и заглянул мне в глаза.

–Ну, зачем ты говоришь глупости? При чём тут Фрейд? На фиг мне сдался твой Фрейд?

В глубине коридора, теперь уже от лифта, опять затопали шаги Павла. Очевидно, он возвращался за новой порцией проводов.

–Поедем гулять куда-нибудь? – вдруг быстро сказал Олег.

–Спускайся в машину! – Он разжал руки, я торопливо пошла навстречу Павлу. Когда мы поравнялись, тот посмотрел на меня с удивлением, а потом, будто вспомнив о чём-то, стукнул себя по лбу и сказал:

–Это не ваша книжка случайно? – Он достал что-то из кармана и подал мне.

Я смотрела на него, ничего не соображая.

–Ваша, наверное. Там написано: «Дорогой Ольге Леонардовне на память».

Я машинально протянула руку. Он сунул мне маленький томик – крошечное подарочное издание Есенина в сафьяновом переплёте. На каждой странице мельчайшим шрифтом по одному небольшому стихотворению.

–Откуда она у вас?

–У ремонтников в комнате увидел. Им она ни к чему. – И он пошёл дальше.

Я положила Есенина в сумку и пошла к лифту. Внутри меня пылал солнечный сноп. Он сиял, не давая дышать. Я не гуляла тысячу лет. Можно сказать, что я вообще никогда не гуляла последние двадцать лет. Только в составе туристических групп и строго по часам.

–В Рощу? – сказал он, уже привычно садясь на сиденье.

–Хоть в Рощу. Куда ты хочешь. Только поцелуй меня. – Я была свободна, я понимала, что чтобы я сейчас не сделала или не сказала – всё будет правильно, всё будет прекрасно.

И он сразу же прижался своими губами к моим губам. Руки его обнимали меня, подвластные нашему общему желанию. И я почувствовала, что то, что сейчас происходит, это всё – правда, это правильно и не смешно, и что Олег тоже думал обо мне, что тоже меня хотел, как и я его. Я закрыла глаза, а когда открыла, он смотрел на меня ласково и удивлённо.

–Что? -спросила я гордо.

–Замечательно, – сказал он.

–Что замечательно?

– Что у нас впереди целый день.

Я одёрнула юбку и завела двигатель. -А ты вообще почему оказался в больнице? Тебя тоже вызвали в кадры?

–Да. Окончательный расчет. И тебя тоже?

–Да.

Мы выехали с больничного двора, как из нашего общего с ним разрушенного мира, в котором трава была вытоптана, родники загажены, а вместо воздуха лёгкие забивал ядовитый смрад. На нас были истёртые доспехи, порванные кольчуги, помятые шлемы. За нами плёлся по сбитой дороге воображаемый конь, по виду, старый битюг. А мы летели вперёд по воздуху на радужной колеснице. Лохмотья наших длинных рубах развевались на ветру, а под оставшимися далеко внизу больничными сводами парила неизвестно откуда взявшаяся одинокая чайка.

Потом, уже много позднее, я вспомнила. Есенина мне подарил Моряк.

МОРЯК был действительно моряком. Он был уже старым. (Примерно года на два старше меня теперешней). Он был военным моряком и воевал. Фаина Фёдоровна звала его: «ваш адмирал». Адмиралом он не был, а был капитаном первого ранга, на слэнге, как я потом узнала, – каперангом. Ему полагалось «обслуживаться» в поликлинике военного госпиталя, но по стечению обстоятельств оказалось, что жил он в том же доме, где располагалась наша поликлиника и мог «обслуживаться» и у нас.

У Моряка был рак гортани. Его прооперировали. Опухоль была такова, что пришлось удалить полностью голосовую складку с одной стороны и хорошо «пощипать» другую. Он потерял голос и, следовательно, возможность разговаривать. Мало того, после операции он вышел из больницы со специально сформированной дыркой в трахее ниже того места, где располагалась опухоль, чтобы можно было дышать (врачи говорят про такое: «трахеостома»), и с вставленной в трахеостому пластиковой трубкой. «Серебряное горло» – так называется рассказ Булгакова про то, как молодой врач делает трахеостому девочке с дифтерией. Если бы у моряка была дифтерия!

Ему ещё была сделана операция Крайля, то есть удалены все лимфатические узлы на шее. С той стороны, где опухоль разрослась больше, хирург особенно постарался, и голова у каперанга теперь немного перекосилась – вниз и вбок. Было видно, что его, привыкшего к выправке, это раздражало. К тому же чувство боли никто не отменял, даже у каперангов.

Каперанг догадывался, что жить ему осталось недолго, но в это не верил. Первый раз он пришёл ко мне на перевязку, только что выписавшись после операции. Он был слишком слаб, чтобы ехать на трамвае через весь город в госпиталь, а вызвать такси почему-то не догадался. Ему полагалась госпитальная машина, и если бы он настоял – позвонил, попросил, потребовал, хирург сам приехал бы к нему домой, так Моряку полагалось по рангу. Но этот человек был джентльменом – гордым и скромным и не хотел никого беспокоить.

Опыт перевязывания таких больных у меня был практически нулевой. Собственно слово «перевязка» сюда не подходило, но я достаточно быстро сообразила, что от меня требуется.

–А трубка для замены у вас есть?

–В госпитале выдали. – Моряк вынул из кармана что-то завёрнутое в марлевые салфетки.

–Отлично. Проходите за ширму и ложитесь на стол. Фаина Фёдоровна вам поможет забраться.

Вежливо отодвинув Фаину, каперанг чётким шагом проследовал в наш манипуляционный отсек. Когда я вошла, он уже лежал и ясным взглядом смотрел в потолок в одну точку.

Я включила хирургическую лампу.

–А вы как будете слизь из трахеи отсасывать? -вдруг спросила, вошедшая Фаина Фёдоровна. -У нас электроотсоса нет,

Я растерялась. Мало было просто заменить больному трубку. Нужно было обработать рану, отсосать из трахеи слизь и оставшиеся после операции кровяные плёнки. Как доктор Дымов, – подумала я. Ну, только что не ртом.

Вдруг Моряк поднялся и сел, опустил вниз ноги со стола и стал сползать на пол.

–Что вы?

Он развёл руками и показал на горло, как бы говоря: Ну, если нет отсоса, значит, ничего не получится. Значит, нужно мне как-то добираться до госпиталя.