Забытые адреса Лолиты

– Что за детская проверочка?

– Да так, интересно.

Я откусила леденец и с хрустом сжевала.

– Видишь, Леша: девушка страстная и нетерпеливая. А ты дурак.

– Оба вы придурки.

– Я и не отрицаю, – согласился Дени. – С кем, как говорится, поведешься…

И мы с Алексисом продолжали делать больно себе и другим.

Да-с, литературная эротика страшно далека от реальной. Носочки Лолиты… «Вместо того, чтобы взять на всех пива, он купил себе этот дурацкий сиреневый свитерок!», – сказал Дени. Надо было что-то сказать в тот момент. Потому что несколькими секундами раньше Алексис неуверенно спросил: «А не пожениться ли нам?» и я сказала «Нет». Мы больше не знали, что сказать. Дени решил обратить дело в шутку. Какое на фиг крушение надежд, когда вся жизнь впереди.

Вернемся назад, в март. Расскажу смешной эпизод. Несмотря на нашу маленькую внутреннюю драму, мы тогда жили беззаботно, и в силу хронического безденежья шлялись по городу и заводили много знакомств. Как-то на панели – пятачке, где художники продавали свои работы – встретили Рому и Гачека, с которыми познакомились на недавней выставке. Взяли дешевенький бренди, Рома лично для меня купил один апельсин, и поскольку с демократичными кафе в кризис было негусто, мы стали соображать, куда бы пойти. На улице все-таки холодно. Тут Гачеку попалась на глаза афиша клуба элитарного кино с заманчивой надписью «Вход свободный».

– Отлично, – сказал Рома. – Пошли в клуб. Нам сразу покажут и кино, и буфет.

– Так не из горла же пить, – заметил мой герой.

– Эстет! Ладно, будет тебе стакан, – сказал Гачек.

Гачек зашел в универсам «Центральный» и через пару минут вернулся со стаканом:

– Со стойки спер.

– Ты стакан помыл хотя бы?

– Точно эстет. Дойдем до клуба, в туалете помою.

Киносеанс уже начался, когда наша компания ввалилась в зал и расположилась в последнем ряду. Рома уселся справа от меня, а слева мой кавалер. Едва Рома открыл бутылку и налил дринк, к парню из хорошей семьи подсел однокурсник – кто еще мог тогда ходить на элитарное кино, кроме чокнутых художников с писателями? – и громким шепотом спросил:

– Что у вас?

– «Империал».

– Я такую гадость не пью, – сказал однокурсник и выпил залпом.

Рома проявляет беспокойство и толкает меня в бок:

– Это еще кто?

– Понятия не имею. Друг.

– Хули что там за друг! Друг больше не пьет. Гоните назад стакан.

Алексис пытается передать стакан и роняет в проход. Немногочисленные зрители проявляют интерес к нашему заднему ряду, тем паче фильм авангардный и занудный.

– Хорош посудой кидаться! – шипит Гачек.

– Я же не нарочно.

– Куда уронил? Ни хрена не видно. Ищи сам, раз криворукий.

Ищем в потемках трофейный стакан. Уф! Не разбился. Просто чудо. Рома снова булькает. На экране появляется стадо слонов. У меня они вызывают приступ безудержного смеха. У Алексиса тоже. Мы тупо смотрим на слонов и ржем до истерики. Одни на весь зал. Алексис сбрасывает апельсин с моих колен. Шарим поблизости под стульями, ничего нет.

– Рома, апельсин укатился, – говорю я.

– Ну твой ваще полный придурок, – отвечает Рома.

Рома поднимается и идет вдоль ряда.

– Извините, – обращается к сидящим впереди любителям кино. – Вы случайно тут апельсина не видели?

Апельсин ищут коллективно. Находят. Чищу апельсин. Экранные слоны исполняют стойку на передних ногах.

– Ишь, мужик впереди заерзал: тоже апельсина хочется, – комментирует Гачек.

– Мне тоже хочется, – говорит парень из хорошей семьи.

– Обойдешься! – сурово осекает его Рома. – Не для тебя куплено.

– Как так пить и не закусывать?

– Дай ему корку, пусть подавится.

На экране девушка с немецкой аккуратной настойчивостью спускает в унитаз деньги.

– Обалдела чувиха! Двадцать тысяч марок, – почти вслух сообщает Гачек.

И так далее. Возможно, вам этот эпизод не покажется смешным. Чуть-чуть богемным, не более. Странно, что я до сих пор помню.

Хотя зачем врать? Не помню. Записала. Я ведь раньше записывала, как режу себе кожу, и нарисовала свои слезы. Настоящие слезы. Плачут все, но мало кто при этом смотрит в зеркало, и совсем единицы берутся за карандаш.

Ах, да, любовь.

Когда мы вышли на улицу, был тихий вечер. Горели фонари, в воздухе мельтешил легкий снежок. Гачек вспомнил, что дома его ждет беременная жена, а Рома, что ему надо срочно звонить договариваться о работе. После недолгих колебаний художники пошли пить дальше. Мы отправились по домам. По дороге я вспомнила про апельсин и улыбнулась.

– Что это ты сморщилась, как гриб-сморчок? – ласково спросил он.

Несколько фраз – все, что от него осталось. Немного. Но от иных людей, отметившихся в моей жизни, осталось еще меньше. С ужасом признаю – что делать? – что не помню не только ни одного высказывания, но даже имени. Когда со мной здороваются на улицах, я не сразу могу сообразить, кто бы это мог быть. Кто-то с какой-то работы. Кто-то из лифта.

…Март, апрель, май. Каждую неделю Алексис приводил новую.

«Последняя выше тебя на голову. Более подходящую по росту не нашел?»

«От более подходящей не дождешься».