«Проявил бы инициативу. Кто из нас мужчина?».
«Она вообще тупая как пробка. Пора избавляться».
«Ты ей понравился. От девушки непросто избавиться, если ты ей нравишься».
«За неделю я ее так достану, что сама сбежит. Спорим?»
Плети сыпались и в другой стороны, хотя Дени был приставлен ко мне блюсти высокие принципы морали.
Неожиданно позвонил Поль, с которым мы несколько месяцев назад познакомились на концерте, где я подралась и панк Митрич, совсем дитя, прикладывал банку холодного пива мне к глазу – или это в другой раз? – потом до утра сидели на берегу, пели, играли на гитаре, потом на кухне записали несколько песен. Поль предложил еще сделать запись с ребятами. За компанию увязались Алексис и Дени. Сообразительный Дени увлек Поля разговорами и не дал нам поговорить ни о чем вообще; Алексис дулся всю дорогу. Приехали. Молодежь – ребята были на несколько лет младше меня – выучили пару моих песен, вот неожиданность! Можно побыть звездой. Записи в итоге не получилось, посидели, потрендели.
На обратном пути Алексис был мрачнее тучи:
– Эти малолетки смотрели на тебя как на бога.
– На тебя твои девочки так же смотрят.
– Ну и трахайся с ними, если так нравится.
– Мне должно нравиться, что ты таскаешь ко мне домой всех подряд?
– Вообще перестану приходить.
Поссорились. Помирились. Пошли в гости в общежитие. Он завис с девушкой, просто говорили. Я психанула, нервы с ним всегда были на пределе, и сбежала. На крышу. Посидела одна наверху, болтая ножками в воздухе, посмотрела на город. Спустилась и бродила по незнакомым улицам. Он вообразил другое. Поехал домой, наелся таблеток, выпил бутылку водки. Откачали.
«Такая безумная любовь, – говорила потом Лапушка с грустью и восхищением. – Как вы только не поубивали друг друга».
Мы снова помирились. Алексис пришел покаяться:
«Снял мелкую шлюшку в сквере на Победе… Запустил руку под юбку, а там ничего… ни колготок, ни трусиков… ну сама понимаешь, раз полез, пришлось идти до конца».
«Триппер не подцепил, надеюсь?»
«Пока не знаю. Я должен был быть с тобой, а трачу себя на второсортных бэби. Совсем сгулялся, мама говорит. «Сгулялся», представляешь? Человек с высшим образованием, а употребляет такое слово».
«Изгулялся, как домашний кот на помойке».
«Слушай, еще не поздно. Женись на мне».
«Так не говорят».
«Выходи замуж. Или выходи за Дени. Вы вроде неплохо поладили».
«Теперь ты решаешь и за меня, и за Дени?»
«Я ведь и сдохнуть могу под каким-нибудь забором».
«Самое подходящее для тебя место».
«Ты злая. В третий раз предлагать не буду».
Накануне вечером с Натали ездили в центр города. Попали в вихрь экологической демонстрации. Много молодежи. Весело шли, с самодельными плакатами и магнитофонами. Отдельные группы скандировали лозунги. «А нас, помнишь, на маевки и на октябрьские в институте чуть не насильно загоняли. И в школе, в старших классах, обручами и надувными мячами трясти». «Да нормально было, отчего не сходить? Шариками помахать, покричать в общей массе. Взять винчика потом на флэт». «День седьмое ноября – красный день для колдыря. А холодина, первый снег». «И шик тогда был особый, помнишь? Браслеты из лезвий. В школе оденут тебе на запястье такой браслет, не знаешь потом, как снять».
Побродили по старому городу. На арене для боя быков концерт местного знойного идола, испанские девчонки снаружи облепили решетки, где что-то видно в амбразуры, визжат. Певец чувственно старается. Девчонки прыгают от избытка чувств. Счастливые испанские девчонки.
Пришли на автобусную остановку. Я уже в курсе, что метро на нашей линии после 10 вечера не ходит: позавчера были в клубе на шоу фламенко. Клуб стилизован под портовый кабак, и нарочито состаренными фанерными столиками. Платишь при входе, в цену входит представление и один дринк. Людей набилось много. («Давайте немного раздвинем стулья, чтобы за наш столик никто не подсел». «Саша, не борзей, мы тут не одни»).
На импровизированную сцену вышла немолодая тетечка и потрепанный гитарист. Потом еще молодой танцор. Тетечка стала говорить, никто почти не понимал по-испански, может, там вообще было на валенсийском, или каталане, запела, резкий тембр, грубая рваная песня. Закончилась, артисты стали танцевать. Раньше я видела танцоров фламенко, но скорее академических. Эффектная пара, красивые костюмы, отточенные движения. Здесь было другое, народное. Минут через пять мы все, не знавшие языка, стали понимать, о чем поет тетечка, и весь ее трагикомический рассказ о маленькой и не очень счастливой жизни. В программе поочередно менялись разговорные номера, песни и танцы. Артисты, все трое, были хороши. Все трое выкладывались, по нарастающей, все трое взяли зрителей за горло. Мы понимали, что изо дня в день они катают эту программу, все акценты рассчитаны, и кабак не настоящий, тут потрудились дизайнеры, и вообще это развесистая клюква для туристов, и все-таки это было чудо.
Почти час мне потом пришлось в одиночку топать по ночной Валенсии.
И вот дубль два: проторчали полчаса на автобусной остановке. Топаем снова марафон вместе с Натали. После захода солнца все города выглядят иначе. Мой портовый квартал безопаснее ебеней, где компания женщин бальзаковского возраста сняла квартиру.
Но раз уж сидим сегодня на пляже, можно догадаться, что все добрались без приключений. Ветрено, штормит, не поплаваешь.
Натали задумчиво:
– Я не моралистка, но все-таки нехорошо спать с одним, а постоянно думать о другом.
– Не о другом, что ты! О чем угодно. Про Алексиса я уже и думать к моменту замужества забыла. Хотя кольнула меня мысль, когда бывший сделал предложение: не пора ли разбежаться.
– Капризная ты барышня: то подсознание жмет, то колготки на голове плохо сидят.
Девочки, сидящие по соседству, соотечественницы, по-русски, по крайней мере, понимают, сворачиваются и уходят.
– Распугали мы молодежь, распугали. И без сашиных титек.
– Идеальная титька должна помещаться в кисть руки.
– Твою или его?
– Да ну, блин, развратница. Моя рука меньше.
С Лапушкой, как с Митричем и Полем, мы познакомились за год до описываемых событий, в Витебске. А в то памятное странное лето она окончила техникум, приехала поступать в вуз и провалила экзамены. Взяла билет на поезд дальнего следования и собиралась навсегда отчалить на Дальний Восток к родне.
Алексис с Дени уехали на практику убирать, подготавливать к реставрации и рисовать исторические руины. С тех пор руины надстроили, украсили, сделали туристическими объектами, и новодел гордо именуется «старинными замками».
Давние друзья, бывшие в курсе моей непростой личной жизни, вытащили меня и Лапушку на озера с ночевкой. Пригласили и свободных парней, чтобы они составили нам компанию. Без намеков и намерений. Шашлыки, извращенство с блинчиками на костре, пиво, лимонад, пляжный волейбол, купание в несильно теплой воде. Вечером снова костер, на котором прожгли огромную дыру в моих «левисах», что, естественно, не добавило дню радости. Большую компанию расселили по палаткам. Все мило и забавно. Пока мы дрыхли, Бо подвесил нашу обувь высоко на дерево и очень веселился, когда мы разозлились. Парни не без усилий обувь с дерева сняли.
Шуточки в духе Бо: как-то он без предупреждения два раза подкинул меня в воздухе с кувырком. Легко. Сальто мортале. Пояснил: акробатический рок-н-ролл. Сказал бы заранее, ты бы испугалась. «А если бы уронил?» «Не уронил бы, на жене натренировался».
Днем Бо и парень, составлявший мне компанию, придумали новую забаву: начали разрисовывать меня углем от костра и помадой. «Бедная девушка, – заметил кто-то из проходивших мимо отдыхающих. – Как они будут потом ее отмывать?». На шею и на пояс мне навесили ножи, дали копье – большую палку; Бо зарылся в песок с пучком петрушки во рту («От меня осталась одна голова! Все остальное съели!»). Хели, моя школьная подруга и жена Бо, фотографировала «дикарей». Потом меня отмывали в озере и оттирали песком. Не самый приятный пилинг.
Пока мы играли в индейцев, у Лапушки случилась любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Через два дня поезд должен был навсегда унести ее из наших болотных с гнильцой реалий. Засидевшаяся в мужененавистницах Лапушка ничего экстраординарного не ожидала ни от судьбы, ни от себя, и даже не сообщила парню, как ее зовут. Мы вернулись домой. Ошалевшая Лапушка стала меня целовать. Она не понимала, что с ней происходит. Я-то понимала. Наша дева была готова переспать сразу с двумя любовниками, и какая-то часть меня совсем была не против.
Приехал «мой новый парень», мы повезли Лапушку на вокзал и стали долго целоваться на платформе. Реально драматическая сцена, впоследствии растиражированная (где только не). Прощаясь навсегда. Это было совсем не так, как целовать мужчину; но хуже всего было то, что мужчиной в данном случае была я. Не знаю, что думали невольные зрители. Хотя нравы 90-х уже отличались от 80-х. Лапушка в слезах укатила, парень проводил меня домой и больше мы не виделись.
Не прошло и часа после отправления поезда, как позвонил телефон. Бедный влюбленный спрашивал: как зовут Лапушку? Какой номер поезда? Какой вагон? Догнал поезд в другом городе, разыскал девушку, снял с поезда и женился. Чудеса случаются. У Лапушки был один билет, у судьбы другой.