Те, кого любят боги, умирают молодыми

– Ваше движение охватило всю Москву, – пояснил он. – БУНТ повсюду. Поймите меня правильно, я всего лишь бизнесмен и хочу делать деньги на вашей популярности.

– А нам это зачем?

– И вам от этого очевидная выгода. Идеология вашего движения такова, что оно развалится без спонсорской поддержки. Посмотрите на ваших последователей, – он обвёл рукой танцпол. – Они ничем не занимаются, только развлекаются, как умеют, как будто живут самый последний день в своей жизни. Даже не день, а час. Так вот, группа очень богатых людей, среди которых также есть ваши приверженцы, за всё это удовольствие платит. И я, естественно, хочу с этого кое-что поиметь. Но и вы не останетесь внакладе, я буду платить столько, сколько вы захотите. Кроме того, я стану способствовать вашей дальнейшей раскрутке.

– Мы и так, кажется, раскрутились дальше некуда.

– Я согласен, ваш стиль разъебаев распространился всюду и захватил бомонд, ваша манера вести себя и разговаривать завоевала высшие круги, от топ-менеджеров крупных корпораций до членов Совета Федерации, но ведь это не предел! Вас нет в эфире, СМИ предательски молчат о вас, за исключением пары сюжетов, у вас даже нет сайта в Интернете!

Он покачал головой, видимо, удивляясь этим обстоятельствам, и отхлебнул коктейль.

– И, в конце концов, уж не думаете ли вы, что своей популярностью вы обязаны сами себе? Понимаете, в том, что вы делаете, нет никакого содержания и уж точно нет ничего нового. Просто нашлись опять же очень обеспеченные люди, которые по каким-то случайным причинам были заинтересованы в том, чтобы вложить деньги в ваши имена. На самом деле вы пешки в чужой игре, и едва она закончится, как о вас сразу же забудут. А я вам предлагаю долгосрочный проект. Соглашайтесь!

Я готов был согласиться, и не потому, что меня убедили его аргументы, а потому что мне было всё равно. Точно так же я мог послать его или сбросить со стула и отпинать ногами.

– И сколько вы заплатите? – спросил я, выпив текилы.

Он не успел ответить, потому что музыка резко оборвалась и поднялся гул недовольных голосов. Мы посмотрели на сцену – на месте Игоря появился не кто иной, как Яков Семёнович Гадес. Казалось, он похудел и осунулся. Рядом мялся растерянный диджей.

– Сохраняйте спокойствие! – сказал Гадес, подняв руку. – Поступила информация, что в этом клубе находятся двое очень опасных преступников и наркоманов. Никому не выходить. Всем разойтись и встать у стен.

Я обернулся к выходу, но его перегородили огромные люди в черных камуфляжах и с автоматами. Что-то подсказывало мне, что “двое очень опасных преступников и наркоманов” – это мы с Игорем. Хозяин клуба куда-то исчез, на танцполе воцарился хаос: никто не хотел расходиться по углам, и завязалась драка.

– Сюда, – меня схватила за руку девушка, которая привезла нас, и потащила за барную стойку. – Там есть чёрный ход, быстрее!

Мы проскользнули в дверцу за баром и побежали по тёмному обшарпанному коридору, заваленному всяким хламом и ящиками с бутылками, потом по старой лестнице. Эти лестничные пролёты, убитые временем коридоры, запылившиеся лампочки и древний мусор по углам напомнили почему-то моё бедное детство, когда мы с братьями играли в серых заброшенных московских двориках. Мрачным показалось мне то время, и только сейчас, понял я, у меня появился шанс вырваться к свету.

Почти у самого выхода мы налетели на здоровенного бойца в чёрной форме, он вытянул руку, чтобы остановить нас, и коротко выругался. Я не раздумывая схватил его за руку и бросил на ступеньки позади себя. Он упал вниз головой, не издав ни звука, и не попытался подняться, а мы помчались дальше. Вот, думал я, пригодились уроки отца, который пытался сделать из меня вьетнамского воина. Правда, голова теперь квадратная и грудь промята, но за всё надо платить. Я распахнул дверь во двор и наткнулся на ещё одного в чёрной форме, который курил, прислонившись к перилам.

– Стоять, – сказал он, скидывая с плеча автомат. – Кто такой?

От неожиданности я не знал, что сказать, и развёл руками:

– Светлана.

– Трансвестит, что ли? – усмехнулся он.

– Ага, – я кивнул.

– Ты себя в зеркало видел, Светлана? Ладно, проваливайте. Раз уж Серёга вас пропустил, валите, пока я не передумал.

Мы вышли во двор, свернули за угол и снова побежали. У дороги была припаркована машина, там уже сидел Игорь:

– Быстрее, быстрее!

Мы запрыгнули на сиденье.

– Как ты выбрался? – спросил я его.

– Диджей вывел. Через окно третьего этажа. Я чуть ноги себе не переломал, – радостно улыбнулся он.

Никогда ещё я не видел Игоря таким счастливым. Наверно, именно этого ему в жизни и не хватало больше всего – настоящего драйва.

В посёлок мы вернулись без приключений. Покурив у забора и посмеявшись над произошедшими событиями, разошлись по домам. Девушку я увёл к себе.

Той же ночью мы стали с ней близки, и, по её словам, я сильно превзошёл Костика. Утром моя подруга собралась домой. Я хотел узнать, как её зовут, и взять телефон, но она сказала, что всё это не имеет значения и ни к чему, чепуха и суета. Вот они, подумал я, побочные эффекты нашего учения.

Я провожал её до станции, мы держались за руки и болтали. Я испытывал к ней какую-то незнакомую прежде симпатию, и было похоже, что она ко мне тоже.

Подходя к платформе, я услышал знакомый лай – это был Цербер. Он выскочил из-за поворота и бросился на нас, и не успели мы ничего сделать, как он вцепился в ногу моей подруги. Я со всей силы пнул его, и он перекинулся на меня. Мы повалились на дорогу, он оказался сверху и прокусил мне руку, которой я пытался защитить горло. Он рычал, извивался и барахтался на мне, а я старался отпихнуть его коленями и локтями, но быстро понял, что с такой моей тактикой он скоро загрызёт меня насмерть. Тогда я изловчился и схватил его за челюсти, намереваясь разодрать пасть, и едва не остался без двух пальцев на правой руке – безымянного и мизинца. Я всегда знал, что очень силен, но сейчас вовсю ощутил свою мощь. Однако пёс тоже не был слаб, и мне стоило большого труда удержать его. Он хотел вырваться, и я крепко сжал его туловище коленями. Под истошный визг и рычание я завершил дело, и дохлый Цербер, изрыгая кровь, обмяк на моей груди. Я стряхнул его на землю и встал на ноги, чувствуя себя героем. Девушка моя была совсем бледная, с окровавленной ногой, и смотрела на меня, не зная, как теперь быть.

Спустя секунду мы увидели Наташу, она бежала к нам в слезах.

– Что же ты сделал, зверь, – она налетела на меня и ударила кулаками в грудь, но я легко оттолкнул её.

Она кинулась к мёртвому псу, принялась гладить и ласкать чёрное тело. Его застывшие волчьи глаза смотрели куда-то в небо.

– Мальчик мой! – кричала Наташа. – Что же ты молчишь?!

– Посмотри, что он сделал, – сказал я, указывая на окровавленную ногу девушки.

– Так ей и надо, – зло взглянула Наташа на меня, – так ей и надо! Ты сам во всем виноват. Говорили же тебе, прекрати!

Непонятная чернота всколыхнулась у меня в груди, и взор мой поник. Я взял девушку на руки и понёс домой, и хотя идти было далеко, я не чувствовал усталости.

Дома я промыл рану и перевязал бинтом. Я устроил свою подругу на кровати Матушки, лучшего места в доме было не найти. Игорь, как ни странно, одобрил нашего нового жильца, и Маша проявила к девушке необычайную заботу и всегда была рядом, пока она поправлялась.

На следующий день, идя по просеке к столу, я увидел странную метку на нашем заборе. Большими зелёными буквами там было аккуратно написано “АИД”, как будто по трафарету. В течение дня я заметил такую надпись ещё на нескольких заборах в посёлке. Я не придал этому событию особого значения, ведь, учитывая нашу стремительно растущую популярность, у нас уже могли появиться враги. Игорь, напротив, как-то помрачнел и предположил, что грядут большие перемены.

– Да кому мы нужны? – удивлялся я. – Какие перемены?

Моя победа над собакой скоро стала известна всему посёлку. Люди дивились моей силе и храбрости и предлагали побороться с другими собаками, однажды даже пригнали стаю бродячих собак, одна из которых была бешеная и истекала пеной, но я не стал испытывать судьбу.

Через пару дней после этого случая нас навестили из общества защиты животных, чтобы выяснить подробности и, возможно, привлечь меня к ответственности. Некрасивая девушка с расплывшейся фигурой и маленький бледный лысеющий юноша подошли к нашему столу и представились.

Выглядели они жалко, белые тени по сравнению с нами – смуглыми, жилистыми, с горящими глазами. Я рассмеялся в их вялые лица, показав жемчужный оскал, и сказал:

– Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет. Проваливайте.

Девушка пыталась спорить и стучать пухлым кулачком по столу, но я сам стукнул по нему так, что всё стоящее на столе подлетело на полметра и доска посередине треснула, а гости затрепетали от страха. Больше мы их не видели.

Моя новая подруга, которую Игорь окрестил Эвридикой, так у нас прижилась, что никуда не хотела уезжать. Благодаря ей в моем доме появилась видимость порядка. Правда, листы из Книги Перемен, свисающие с потолка, я запретил ей трогать.

Конец

Как-то на закате июля, когда жара уже спала и листья на деревьях собирались отрываться, летать и устилать дороги, мы с Игорем сидели за столом на перекрёстке, пропитанные осенним настроением. Наступали сумерки лета. Сумрачные были и мы, и редкие постаревшие прохожие, и дикие одинокие собаки, и увядающие цветочки по обочинам дорог. На столе в бутылке из-под шампанского стояла длинная красивая роза, которую принесла Наташа, пока меня не было. Я смотрел на эту розу и вспоминал, как в последний раз видел брата у берёзы под дождём. Мы молчали. Я думал о том, что странным образом всё обречено на завершение, и эта мысль изначально должна омрачать начинание. Хотя Никита с Игорем считали иначе: по их мнению, всё и стоило делать только ради этого самого завершения. А мне так хотелось верить в бесконечность. Несмотря на видимую лёгкость и беззаботность нашего существования, меня не покидала какая-то смутная печаль. Я по привычке искал оправдание своей жизни и не находил его, мне всегда казалось, что всё должно увенчиваться какой-то целью, каким-то свершением, что нужно к чему-то стремиться. А в нашем образе жизни я не видел ничего, кроме одного дня, который мы проживаем, как самый последний и единственный.

Однажды Эвридика подарила мне набор разноцветных трусов. Были там голубые, черные и розовые. Я, конечно, носил их, хотя в розовых чувствовал себя нелепо. И вскоре мне приснился странный сон.