Падшая

Друзья. Друзья были. Такие… на всю жизнь. Я тогда впервые Хирурга встретил.

Невысокий крепыш с широченной, открытой улыбкой. Будто на дачу приехал, а не на войну, где из-за каждого куста тебя убить хотят. Отчаянно в бой хотел. Не успев сойти с трапа.

Но что-то вилось вокруг него. Будто серая дымка.

Я тогда еще подумал – мертвяк, а жизнерадостный.

Вечером он свой первый бой и получил.

Дембеля, своего обкуренного кореша свалили на кровать новенького, а дед – зеленый, как крокодил Гена, только что ластами не стучит. Вот-вот облюет все предгорье и окрестности.

Крепышу устои армии не понравилась, видимо:

– Секунду, товарищи бойцы за светлое будущее, – восстал он против славных традиций. – Меня Злобин зовут. Хирург я, не законченный, правда. Это моя койка, и блевать на нее неинтересно. У казармы задняя стена для этого имеется, гальюн, опять же. На ней такие картины можно рисовать, вы попробуйте!

Дембеля возмутились, уважению к старшим и любви к Отечеству учить его принялись. Вкладывали на совесть: в мозг, в печень, по почкам, по всему до чего руки-ноги дотянутся. Все по-честному, как положено – четверо п*здят одного. Табуретку рядом поставили – дойдет и до нее очередь, она уж точно достанет до глубины души.

Неплохое кино.

Только пошло не по сценарию.

Удары, уклоны и в ответ молниеносные плюхи, хруст сломанных челюстей и ребер.

Стук – от приземления затылка с тяжелыми последствиями.

На удары врача было жутко смотреть – кулаки вылетали из ниоткуда, и вонзались сокрушая на своем пути все – носы, челюсти и надежды на восстановление здоровья. Вонзались с бешеной скоростью и дикой силой, оставалось только удивляться, как безмолвно падающие жертвы не умирали сразу от таких потрясений.

Через пару минут лежат на полу казармы светлые агнцы советской армии.

Немного слишком светлые. Разве что не прозрачные. И синеют с каждой минутой, Аватарами становятся!

Глаза открытые – храп и хрип на всю казарму! Но стихает понемногу, и не знаешь радоваться, или беда. Пена и пузыри со рта, кровь черная с ушей струйкой по полу растекается.

Перспективы кладбища и допросы в ближайшем будущем.

Непростой паренек оказался.

В нем тут же Айболит проснулся, кричит: «Некрасиво немного получилось, но не боись, пацаны, я вас убил, я и воскрешать буду»!

На бок всех по очереди повернул, языки со рта вытащил и давай наяривать! Кому искусственное дыхание, кому – массаж сердца.

Задышали трупы как обычные люди, из синих розовыми сделались, через полчаса уже сидеть могли, а на утро и на построение вышли. Вялые, правда. Двое из четверых на весь остаток службы так со странностями остались. Дурачком и овощем.

С тех пор мы Олежку Злобина “Выключателем” прозвали. Серьезный мальчишка. Мастер китайского сань-да. Типа ушу, только боевое, без балета. И как доктор – уникум!

Разрыв аппендицита, воспаления, проникающие ранения в брюшной полости: кишки изнутри вытащит, в тазике промоет, обратно уложит как надо, шов ниточкой и никаких осложнений после. Лихорадка, грипп, дизентерия, желтуха – Айболит вылечит все.

После минометных обстрелов, народ подхватывал все, что у него отстрелили и бегом уши, пальцы взад причинять! Его санинструктором и назначили.

Местные молились на него – никогда никому не отказывал, детей с того света возвращал, чудеса по расписанию и без. Одним словом – Иисус воскрес. Мертвых разве что не оживлял. Но до последнего пытался и иногда получалось!

Глава 8. Микки.

Олег, ничего не видя смотрел на ночную Московскую улицу. Он прервал рассказ, достал из холодильника запотевшую бутылку Белуги, налил себе полстакана и выпил как воду.

Вытянул руки и растопырил пальцы – они заметно тряслись.

– От себя не убежишь, – вздохнул он и продолжил. – Знаешь, Мариш, иногда, казалось бы, случайно встретившееся тебе существо, совершенно нежданно, вдруг, становится тебе самым дорогим. Будто, тебя с ним, всю жизнь связывали невидимые узы. И разорвать их нет никакой возможности.

Пока неожиданно не явится Госпожа С.

День в день с прибытием Злобина, к нам котенок случайно прибился – ужасно милый и умненький. Выключатель его из кустов притащил, наврал, что тот сам пришел, и они теперь на одной волне мыслят и мир чувствуют.

– Братишка, – говорит, – у меня духовный появился.

Котенок действительно необычный. С первого дня, зверюг наших, овчаров свирепых, принципиально не боялся, хотя те его порвать вмиг могли.

Мы его прикормили, Микки назвали, и дни на базе стали чуть светлей и радостней. Каждый, кто возвращался, норовил приласкать, да прикормить чем. И киска нам лаской и вниманием платила.

Злобин, фамилии своей никак не соответствуя, с котенком как с дитем носился, а тот за ним, как щенок повсюду следовал.

После заданий Микки взвод первым встречал. Сидит важно, окрестности оглядывает, а Злобина заметит – на грудь к нему с разбегу кидается. Мурлычит – сама доброта!

Скрашивал нашу службу.

Одним студеным, недобрым утречком информацию из штаба прислали, что десантуру нашу, под Мармолем, ночью шомполами в уши перекололи. Тихонечко. Никто и не проснулся.

Чтобы так, по-тихому всю казарму уделать, надо класс иметь, собачек знать, расположение и расписание постов. Без местных не обошлось. Но сами бы так они не смогли. Профессионалы сработали, а местные провели, не иначе.

Кто у армейцев в расположении бывал, днем улыбался, плов, шами-кебаб, траву и лепешки приносил, да собак подкармливал, тот ночью диверсантов и привел.

Мармоль – мы Ущельем Смерти величали, – Олег снова слепо уставился в окно. – У нас, в спецподразделении, потерь больших не было: состав – исключительно мастера спорта и кандидаты. Все прошли полгода адовой подготовки.

Нас не любили, но терпели. Не ненавидели как других. Мы за своего погибшего никогда трех-пятерых попавшихся под руку духов не кончали. Если операцию проводили, то тихо, без лишнего шума и жертв. Хотя, бывало всякое, конечно… Война, она, с-с-сука, и есть война. Люди хуже зверья становились.

Армейцы провалились, значит, нас, вскоре, на ликвидацию диверсионной группы отправят. Когда? Начальство за тебя решает, сколько тебе жить и где умереть.

Пропал сон.

Дремлешь, и каждую минуту ждешь, когда тебе в ухо прокричат: Подъем, сборы!!!

Не прошло и пары дней, на рассвете слышим команду:

– Всем собраться! Три минуты, время пошло!

Построились кое-как, смотрим хмуро. Одежда не греет – тонкая, да и мало ее. Мерзло и голодно. Поспать бы еще часок, да согреться. Забыли уже, что такое сон без тревоги, да тепло.

Стоим и трясем мослами. Гадаем.