Трансвааль, Трансвааль

Лица бойцов посуровели. Ионка почувствовал, как чья-то шершавая рука легла на его непокрытую голову.

– Ничего, сынок, им все зачтется: и твоя шапка, и все сожженные деревни… А платок носить тебе никак не стыдно.

И с этими словами бойцы двинулись в путь. Пошагали дальше и добытчики. Но вскоре они были остановлены розовощекой девушкой, крепко перепоясанной широким солдатским ремнем по полушубку. Она стояла у фанерного щита, на котором были крупно выведены дегтем три буквы: «КПП». В руках она держала красный флажок. За ее спиной дорога расходилась надвое: одна на Александровское – к аэродрому, другая к реке Волхов, на Шевелево, куда и держали путь мальчишки.

– A вы куда? – окликнула девушка, когда ребята хотели было прошмыгнуть мимо нее незамеченными.

– На фронт… за кониной едем, тетенька, – ответили просительно добытчики, замерев под строгим взглядом регулировщицы.

– Какая я вам тетенька, – рассердилась девушка, но тут же смягчилась: вид у мальчишек был уж очень жалкий. – Нельзя вам туда. – И тут же махнула флажком перед катившейся полуторкой, и та остановилась. Из кабины выглянул здоровенный шофер, расплываясь от уха до уха:

– Привет, мать-начальница!

А девушка как бы не слышала:

– Ваши документы?

– Ох, какая! – шепнул неодобрительно Максимка.

Пока регулировщица проверяла документы, докучливые добытчики держали совет: как им теперь быть.

– Без конины нам нельзя возвращаться, – сказал старшой братан Сенька.

– А что если я сейчас с ней поговорю как девчонка с девчонкой, – зашептал Ионка. – Даром, что ли, я платок – ношу. – И он поправил платок и хитровато подмигнул своим старшим сдвуродным братанам. – Ну как?!

– Вылитая Дарья Петровна, – заключили те, помянув его мать-причумажницу, погибшую во время сожжения деревни.

Здоровяк-шофер на полуторке уехал. Теперь девушка проверяла документы у старшого обоза. И как только тот тронулся в путь, мальчишка подошел к регулировщице и обратился к ней, стараясь придать своему голосу женскую интонацию:

– Товарищ боец…

– Звать-то тебя как, сестричка?

– Дарьей Петровной.

– Что же такая чумазая-то, Дарья Петровна?

– В землянках живем, тетенька, потому и чумазая.

– Опять «тетенька», – заметила девушка, но уже не сердясь. – Ведь мне немногим больше твоих лет, – и тут она снова сделалась серьезной. – Не могу я вас пропустить на передовую. Такой приказ есть.

– Тетенька… – и голос мальчишки дрогнул.

У девушки, видимо, тоже сжалось сердце. По припухшему с голодухи и посиневшему от мороза лицу «просительницы» она поняла, что им действительно нельзя было возвращаться домой без конины.

И в то же время она не могла нарушить приказ.

– Ведь это же не в кино без билета пропустить, – уговаривала она как можно милостивее. – Там же стреляют! – Она сунула руку в карман полушубка, достав что-то завернутое в белую тряпицу. Развернула ее, а там оказался с синеватым отливом кусок сахара, который протянула своей просительнице:

– Вот тебе мой «красноармейский привет», и тю-тю домой, девонька.

– На что мне твой сахар… Девчонка я, что ли? – и голос мальчишки дрогнул. – Нам надо конины – иначе все помрем.

– А ну, марш отсюда, обманщик!

Подкатила очередная машина, и девушка поспешила к ней проверять документы.

Ионка еще немного потоптался на месте и ни с чем отбыл к своим заждавшимся братанам, хныча через нос:

– Ох и строга ж, зараза! Уж больно несговорчивая.

– Баба, она и есть баба, – по-взрослому утешил его Максимка.

Незадачливе добытчики немного отшагали обратно к дому и сели на санки. Они еще не теряли надежды на то, что удастся уговорить несговорчивую «заразу» с красным флажком.

А заодно сгрызли и по сырой картофелине. Максимка попросил у Сеньки соли, но тот отказал.

– Соль еще и к мясу сгодится. – Он верил, что они доберутся до передовой, где их осчастливит удача. И на обратном пути где-нибудь в лесу разведут костер и наварят целый котелок конины, которую потом будут есть, макая в соль.

– Братаны, а что если мы обойдем стороной это чертово КеПеПе, – предложил неутомимый придумщик Максим Максимыч.

Сказано-сделано, добытчики переглянулись (как это мы сразу-то, мол, не додумкались?!), встали с санок и на прощание помахали регулировщице: прощай, спасибочко, мол, за добрый совет! А она в вдогон им крикнула.

– Постойте, мальчишки! – И со всех ног припустила к ним. Запыхавшись, подбежала и сходу чмокнула каждого в щеку, лепеча на радостях: – Миленькие вы мои мальчишки! Какие вы хорошие, что послушались… Умницы! – и тут же убежала к себе на пост.

Провожая ее взглядом, Максимка, отдуваясь, крутил головой:

– Фу, как перепугала… Я подумал, что она разгадала наш обман. Вот дура-то!

– Зато все «дуры», как говорит наша бабка Груша, дюже добрющие, – ревностно заступился Ионка за розовощекую воительницу с красным флажком. И вынул из кармана мамкиного ватника ее «красноармейский привет», кусок сахара с кулак. – Вот что подарила нам «дура»!

– Так что же ты, хитрый-Митрий, помалкиваешь, зажилить хотел, да? – в шутку-всерьез напустился Максимка на своего младшенького братана. – Влюбилась, что ли, она в тебя? Вот расскажем твоей Таньке-Рыжуле!

– Да ну вас… Пошли!

– А когда сахар делить будем? – строго и дотошно напомнил Максимка.

– Потом… Когда домой придем. И свои доли отдадим мамкам. Пошли…

Добытчики шли и все оглядывались в сторону «КПП». Они махали руками девушке-регулировщице, а та отвечала им своим флажком. Выжженная местность просматривалась далеко, поэтому ребятам пришлось немало отшагать по направлению к дому. И только в небольшом овражке они решились свернуть с дороги, чтобы пойти в обход дорожно-контрольного поста.

Идти было легко: рано выпавший снег после ноябрьской оттепели накрепко сковало коркой крещенскими морозами. Когда ручей повернул влево, они взошли на крутой взлобок и вышли на открытое поле. Дальше их путь лежал вдоль проволочного заграждения, густо покрытого инеем. Казалось, что оно было изготовлено не из проволоки, а из причудливо пушистых фарфоровых кружев. Стоило задеть их ногой, как осыпалась вся земная краса, и обнаруживался человеческий злоумышленный промысел – колючий и ржавый. Во многих местах заграждения были порваны и перепутаны.

Ребята шли молча. Впереди Сенька, таща за собой санки, за которыми устало плелись его сродники. У небольшого, единственного на этом поле бугра, где одиноко росла кряжистая сосна, а под ней лежала на боку пушка, они решили передохнуть.

И вот они уже у искореженного орудия. Увидев на бронированном щите красную звезду, Ионка ахнул:

– Наша… Ух ты, как бахнули фашисты проклятые!