Властитель груш

– Развяжи его наконец!

– Падлюка, – прошипел Ольмер, как только солдат подошёл на расстояние плевка.

Тот молча опустился за его спиной и начал возиться с узелками. Ольмер резко высвободил руку, как только верёвка ослабла; поднялся, пошёл к лестнице, пытаясь ступать как можно твёрже.

Готфрид поманил к себе троицу, что собиралась последовать за командиром.

– Ну чего? – недовольно буркнул старший. С этим, похоже, будет сложнее всего.

Не говоря ни слова, делец раскрыл кошель и принялся отсчитывать гроши. Стражники молча смотрели. Гёц посмотрел на пригоршню монет, потом на них. Достал ещё три толстых монеты.

– Ольмеру нужна компания. В деревне.

На лицах младших более или менее чётко отразилось понимание. Половицы заскрипели под тяжёлым шагом интенданта.

– Виг, да? Что же ты рожу скривил? Когда тебе предлагали отдохнуть неделю за чужой счёт?

– Лейтенант не велел нам уезжать, – Виг смотрел то на одного, то на другого, то на деньги, но в голосе его сквозило упрямство. – И зачем нам уезжать? Чтобы мы не что? Не сболтнули, как он дал по морде офицеру?

– Чтобы Ольмер не варился один с этой мыслью. Чтобы воздухом свежим подышать. И не надо отпрашиваться, плести что-то про больную матушку. Или мне надо обязательно сказать, что иначе?

«Виг, в дерьмо нас всех втянешь», – выдохнул младший стражник, трогая старшего товарища за локоть.

Шумно вздохнув, Виг скорчил оскорблённую гримасу и протянул ладонь.

Готфрид покинул пост так скоро, как только смог, лишь бы не провожать гроши скорбным взглядом. Мысль свирепо вертелась вокруг долга Ольмера. Тот смышлёный паренёк наверняка не откажется передать записку с требованием вернуть половину долга в конце недели…

Но ведь придётся запихнуть соблазнительную идею поглубже, не подливать масла в огонь. Минутное удовлетворение не стоит того, что подымется, как только дворянину вожжа под хвост попадёт. На какие жертвы идти приходится!

Как славно, что на чёрном плаще хоть следов разбитой ольмеровой рожи не видно.

***

Большие ворота в стене вокруг палаццо отпирали регулярно: то для группы всадников и вереницы карет, спешащих на застолье, то для воза с припасами, выпивкой, оружием. На сей раз через них проехала лишь одна лёгкая повозка, запряжённая четвёркой.

Привратник Дачс и его молчаливый братец Крюц застыли каждый у своей створки, в начищенных куртках, с блестящими алебардами. Дачс обожал приёмы. Хоть сто дорогих гостей, хоть один – ему хлопот немного, зато шанс надуться и покрасоваться очень скрашивал каждодневное сидение перед калиткой. Оттого любой, кто пересекал порог этим путём, по-благородному, сразу же видел, как ему рады.

Угловатый капитан домашней гвардии, пожилой лысенький слуга в старомодном наряде, расторопный паренёк на козлах с усатым кучером – Хайнц фон Терлинген всюду возил труппу, завещанную ему десятком поколений предков. Сам бургомистр шагнул на землю вслед за слугой и подал руку даме в жёлтом шёлковом платье. На её голове сидела шляпа с высокой острой тульей – симпатичная вещица. С переднего края шляпы перед лицом нависала плотная вуаль, всё равно что забрало шлема – уже не столь приятный выбор. Впрочем, дама сошла с подножки плавно, словно лебедь, да и фигурка ничего себе, так что даже кройся за этой занавесью рожа кикиморы…

– Это юная патрицианка, и с ней нужно держаться, как с фарфоровой вазой, это ясно? – шепнул отец, больно ткнув его пальцем под рёбра.

Карлу удалось удержать на лице широченную улыбку – оба Даголо сейчас изо всех сил тянули такие, изображая крайнюю степень дружелюбия и почтения. За ними старательно радовались все слуги в палаццо и пара громил, что имели более-менее пристойные рожи и потому годились в почётный караул.

Штофельд стоял перед ними в тесноватом парадном дублете с баронского плеча и стойко превозмогал желание глубоко вздохнуть или помахать руками.

– Я не дурак, – прошипел Карл в ответ.

– Ах, да я знаю… Но сейчас будь так любезен: расшибись в лепёшку, но умудрись ей понравиться, иначе…

Бургомистр подошёл слишком близко, так что заканчивать отец не стал – и к лучшему.

Патриции со свитой взошли на террасу перед парадным входом и обменялись с хозяевами чопорными поклонами. Не без удовольствия Карл снабдил своё движение изящным – как ему казалось – взмахом большой амморийской шляпой. Гости не подали вида, будто бы финт их впечатлил. Карл не подал вида, что равнодушие как-то его задело.

– Позвольте представить вам мою дочь – Верену фон Терлинген, – произнёс бургомистр с оттенком гордости.

Даже эту порцию он отмерил в точности так, как следовало для намёка: это дочь первого из патрициев Кальвара, извольте обходиться с ней соответственно.

– Ваша милость! – Даголо-старший привычным жестом радушного хозяина простёр руку в сторону дома. – В преддверии нашего обеда предлагаю присоединиться ко мне за небольшим аперитивом.

– Охотно, – коротко отозвался бургомистр, после чего хозяева, гости и челядь решительно потащились внутрь. В напряжённом молчании.

Насколько успел Карл познакомиться с хорошими светскими манерами собутыльников из младшего патрициата – в данный момент предполагалось завязать короткую непринуждённую беседу на ничего не значащую тему, которую все участники будут перебрасывать друг другу, пока не дорвутся до выпивки. Тогда можно будет похвалить напиток, или же обругать, если отношения между вами очень близкие, и осторожно переходить к делу. Прямо перед делом, конечно, надобно сплавить посторонних под более или менее надуманным предлогом.

Вроде бы всё просто. Впрочем, оба Даголо помалкивали, здраво рассудив, что их обычные зачины к разговору для таких слушателей не годятся, а патриции, видимо, просто не считали нужным делать первый шаг.

Словом, хоть Карл хоть и не унывал, вид лучшего винного кувшина с «аперитивом» его страшно обрадовал. Последняя покупка матушки, кажется.

– Герр Даголо, – произнёс бургомистр, едва смочив губы, – я предлагаю обсудить наши дела без отложений, пока для нас накроют стол. Наши дети в это время тоже могут переговорить, разумеется, соблюдая все приличия – при герре Виллиберте.

– Это будет прекрасно, – у отца явно гора с плеч свалилась. – Если, конечно, Вашей дочери это угодно…

– Таково и моё желание, – раздалось из-под вуали.

По правде говоря, Медвяная Дора звучит куда как мелодичнее. Зато и приданого за ней от силы пара льняных рубашек.

– Не угодно ли будет фройляйн взглянуть на наш сад?

– Ей будет угодно и это.

Карл наконец разглядел весело блестящие из-под вуали глаза. Верена, однако, не позволила проникнуть дальше за завесу тайны. Невероятно быстро для человека в таком дорогом и длинном платье она оказалась подле него и со значением качнула шляпой вперёд. Валон покорно протянул руку, указывая дорогу во внутренний дворик.

Хотя хозяйки сада посреди Сада давно не было в живых, из почтения к ней отец изрядно платил дряхлому садовнику, чтобы он поддерживал это место в прежнем виде, прекрасном, цветущем и благоухающем. А чтобы деньги не пропадали втуне, раз в месяц старик приходил сюда и почтительно напивался до изнеможения.

– А там есть груши?

Мужчина усмехнулся.

– Боюсь, что нет. Но моя мать успела рассадить там много… М-м…

Он беспомощно поводил перед собой ладонью с растопыренными пальцами, пытаясь выловить слова из воздуха, но вскоре сдался.

– Цветов. Да, много цветов.

– Очаровательно, – серьёзно отозвалась патрицианка.

– Так Вы… Гм…

Он оглянулся на герра Виллиберта. Тот держался на расстоянии нескольких шагов степенно и выдержанно, без слов намекая: «Ну, что же ты? Давай, очаровывай – только без этих ваших мужицких увёрток, не то придётся отсечь тебе руку».