И в этот день все небо было в тучах, так же хлестал дождь и выл и рвал повети ветер…
XIV
В конопляное братьё Шавров поймал старшего работника с мешком зерна.
– Пшеницу тащишь, жулик? – сурово сдвинув брови, рванул хозяин за плечо его.
Вася Батюшка спустил с плеча мешок, оправил съехавшую набок шапку и, не глядя на Созонта, ответил:
– Ячменя немного…
– Напрасно. Отнеси назад.
Шавров помог работнику поднять мешок снова на плечи и, высыпая ячмень в закром, говорил ему:
– Ты меня не обокрал, а только до смерти обидел, и этого я тебе не прощу… Выверни мешок-то, там, кажись, еще осталось… Эх вы, голодраные!..
Затворив амбар, обмяк:
– У нас будешь завтракать или пойдешь сейчас к себе?
– Погляжу, – сказал Василий.
– Оставайся, нынче Федор валуха зарезал.
За столом все толковали о том, что если бы Василий не попался, то честно-благородно кончил бы срок, до которого оставалось восемь недель, а там, глядишь бы, нанялся на новый – с хорошею прибавкой.
– Он ведь все лето таскал: это вы только не знали! – неожиданно выпалил Влас. – Канифасовое платье-то Конопатке на какие, по-вашему, суммы справлено? Он молодец, черт крутолобый!..
Вася Батюшка ему на это ответил:
– Воровал, да не бит, а тебе-то с измальства ум отшибли: скажешь – нет?
– Теперь бы вот этому еще надо всыпать, – продолжал Влас, указывая на Пахома: – он тоже лаудит муку с мельницы.
Пахом окрысился и бросил под стол ложку.
– Ты меня сперва поймай, тогда и всыпь? – закричал он. – А то вот как всыплю, в стену влипнешь!
Павла, ненавидевшая Власа, вымолвила:
– Уж чьи бы мычали, а наши молчали.
И Вася Батюшка сказал:
– Конечно, не поймавши, нельзя хаять.
Позавтракав, все сели на крыльце курить; хозяин говорил:
– Тебе, Василий, рублишка четыре с меня приходится, так ты их уж не спрашивай… Главная статья, если б не свидетели, а раз вышло при свидетелях, я могу тебя месяцев на несколько закатить к Исусу…
– Свидетели-то ведь все свои, поверят ли им? – спрашивал работник.
Шавров ответил:
– Зачем свои? Есть, которые окромя своих… Ванюшке с Пахомом беспременно поверят: они мне не зятья, не братья.
– Вряд ли, – сомнительно покачал головою работник. – Денег у тебя несметная сила, скажут: подкупил – и больше ничего.
– Не скажут, что пустое толковать!..
– А, может, Ванюшка с Пахомом и не согласятся на меня показывать, почем ты знаешь? – попробовал еще раз защититься Василий. – Обету они тебе не давали кляузничать.
Шавров досадливо махнул рукой:
– Из-за четырех рублей ты, прости господи, жилишься, как сатана кургузая!.. Сказал, что мой верх, значит, верно!.. Ну, к чему зря слова тратить?..
Тогда Вася Батюшка собрал пожитки, попрощался и побрел с узелочком подмышкой в свою хибарку.
А через неделю в избе у нас сидел новый работник – Демка-солдат, год назад отбывший военную службу.
Это был живой, опрятный, краснощекий мужик среднего роста, остриженный «под польку», с пухлыми женскими руками и чисто выбритым круглым подбородком.
Покручивая и без того лихо заправленные черные усы, он говорил Шаврову:
– Виноват, а чай у вас один раз или два раза в день?
Созонт, прикрыв ресницы, медленно цедил:
– Чаем, служба, редко балуем… Разве когда от безделья или гости. В будни не чаюем…
Демка веселыми глазами обвел всех домашних и, манерно отвернув полу кафтана, достал пачку папирос.
– Будьте наскольно-нибудь великодушны, разрешите выкурить цыгареточку, – обратился он к бабам.
– Кури, чего ты спрашиваешь, – кивнула бабушка.
– Нельзя, – ответил Демка, – закон порядок требует, женское сословие надо уважать.
Пахом, все время наблюдавший за солдатом, отозвался с голобца:
– Глядя, какое сословье, а то есть, которых дрючком уважают.
– Дуракам закон не писан, – пустив синее колечко в потолок, сказал Демка.
Все добродушно переглянулись.
– Виноват, а отпуск по семейным обстоятельствам возможен? – обратился он снова к хозяину.