– Спасибо. – тихо произнесла девушка – Побольше бы таких мужчин.
– Ноу проблем – ответил Шон – если что, я здесь.
Он присел за свой столик, чтобы расправится наконец с остатками обеда. Но это ему сегодня не суждено было сделать. К нему со стороны банкетного зала уже направлялся какой-то гориллоподобный тип, размахивающий руками, с туповатым выражением лица и походкой начинающего всадника.
– Тебе что, башку прямо здесь отбить? – начал тип.
Точный удар в подбородок не дал ему развить тему. Тип пошатнулся и завалился навзничь на пол, раскидывая стулья и опрокидывая столы, увлекая на пол остатки обеда Шона. Раздался звон бьющейся посуды и грохот падающей мебели.
Ну а дальше события начали развиваться очень стремительно. На шум из банкетного зала выбежали человек пятнадцать. Разгоряченные алкоголем, они увидели итог баталии и своего товарища лежащим на полу. Раздались несколько восклицательных междометий, и на этом разговоры закончились. Никто из них не был настроен на разговоры. Вся эта разношерстная банда очень быстро приближалась к Шону.
Шон не медлил. Зная, что лучшая защита – это нападение, он выхватил из-за пояса пистолет и, почти не целясь, выстрелил в ногу одному из тех ненормальных, что выбежал вперед и уже размахнулся для удара. Тот упал, рыча и держась за раненую конечность. Остальные застыли, пока эхо выстрела еще разносилась под высокими потолками. Наступила гробовая тишина.
– Не бойтесь, пацаны, у него травмат – прохрипел тот, что лежал на полу, обнимая свою ногу, и остальные с воем и криками снова ринулись на Шона.
Тот в ярости расстрелял в толпу всю обойму и бросил в сторону ставший бесполезным ствол.
Несколько человек упало, кто-то закрыл руками лицо, началась свалка.
Шон схватил двумя руками за ножки тяжелый стул и наотмашь прошелся по тем, кто еще был на ногах. Раздался хруст, стул развалился прямо в руках, в воздух полетели чьи-то зубы…
Из банкетного зала выбежал какой-то недоумок и выстрелил из самодельного пугача. Где-то рядом раздался звон срикошетившей от стены пули
Шон не стал дожидаться второго выстрела. Он поднял стол, за которым минуту назад он сидел и что есть силы запустил его в толпу, а затем ринулся к выходу.
Почти добежав до двери, он заметил, что у стойки, согнувшись и закрыв голову руками, стоит девушка. Шон схватил ее за руку, и увлек за собой к дверям. Когда они уже выбегали на улицу, он краем глаза заметил, как из подсобки высунулся бармен и швырнул в толпу извергающую дым, шипящую шашку, а затем снова исчез, плотно прикрыв за собой дверь. Шон с девушкой уже через минуту бежали по лужам к стоявшей неподалеку Ауди 100. Девушка была в ступоре, и Шон зашвырнул ее на заднее сиденье. Сам он вскочил за руль, машина быстро завелась.
Проезжая мимо Парнаса, Шон притормозил.
Двери заведения были настежь открыты, оттуда валил белесый дым. Участники недавней потасовки выбегали оттуда в полусогнутом состоянии. Они терли глаза и откашливались.
– Придурки, бля… – сказал Шон, глядя на них. Через секунду он дал газу, и машина, взвизгнув, поехала дальше.
Глава 37. Нагорный. Не очень точная моя копия.
В один прекрасный день ваши дети напомнят вам про ваши мечты,
которые вы в свое время обменяли на бочку варенья.
И это уже давно никакая не тайна.
Когда я вернулся домой, сын уже хозяйничал на кухне. Там уже что-то скворчало на сковороде, а по квартире разносился запах жареного бекона. Выглянув из прихожей, я крикнул:
– Миша, привет! Как спал?
Из кухни донеслось недовольное:
– Отец, ну я же просил. Называй меня Майк. Я так привык.
– О, извини. Хэлоу, Майк – пошутил я и прошел на кухню.
Майк тем временем уже снял с огня сковороду и аккуратно раскладывал по тарелкам только что приготовленную яичницу.
– Извини, но понимаешь… Когда я слышу все эти «Миша», «Миха», «Михаил»… Вспоминаю те годы, когда я жил здесь. А я бы не хотел.
– Трудно было? – сочувственно произнес я.
– Не в том дело… – ответил он – Трудности – они закалять должны. Просто я другой был. Раскис… Наверное мне не хватало тебя, отец…
Да, я понял. Ему тогда пришлось не легко. Все отвернулись, и он чуть не сдался. А потом они с матерью, собрав пожитки, отправились в солнечный Джизак.
– Ну а когда приехали, – продолжал он – началась другая жизнь. Там все по-другому, папа… Все настоящее. Если дружба, то до гроба, а если вражда – то насмерть… Там я, можно сказать, поверил в себя. Как заново родился. Если честно, то Джизак для меня больше родной город, чем Безымянск.
Там он и стал Майком. Теперь – крепкий, уверенный в себе мужчина. Бородку отпустил… Если бы я его случайно встретил, никогда бы не узнал.
– Да, жаль, что мне тогда пришлось уехать… Я тебе расскажу как-нибудь, почему. Да, и вообще, много еще чего расскажу.
– А я тебе тоже много чего еще расскажу… Все-таки столько лет не виделись.
То ли тень обиды, то ли какая-то неловкость. Действительно, столько лет не виделись. И так мало общего… Вот что действительно обидно.
– Слушай, Майк? А как там мама? Ну, расскажи… Что с ней? – сменил я тему
– Да все нормально, папа. Жива-здорова… В поликлинике работает. Ее там очень ценят.
– Ну а… личная жизнь? – немного замявшись, спросил я.
– Ты хочешь спросить, водит ли она домой мужиков? – он внимательно посмотрел на меня, а потом сказал – Одно точно тебе скажу – отчима у меня там нет. А в остальном… Личная жизнь, она на то и личная, что о ней часто даже собственные дети не знают…
Майк опустошил тарелку и затем вопросительно посмотрел на меня:
– Ну а ты тут чем живешь, папа?
Я уже успел поставить чайник.
– Ну, а ты как будто не знаешь? – ответил я как бы мимоходом. – Сам же мне шмотки привез. Вот ими родимыми и торгую.
– Ну шмотки шмотками, но это же не вся твоя жизнь. Я так понимаю? – произнес Майк.
Да, что ты в жизни понимаешь… Родной сын, а все туда же… Сейчас, гляди, еще и поучать начнет. Хорошо, что я додумался вчера пустые бутылки убрать.
– Ну кто-то рыбалку любит, кто-то в городки играет, кто-то что-то коллекционирует. У тебя же какие-то интересы должны быть? Чем ты живешь?! – продолжал он.
– Знаешь, Майк, я в жизни оч-чень много чего повидал. И мне все эти интересы – вот где сидят! – я провел рукой у горла. – Если тебе так уж интересно знать, философ твой папа. Совершенно конченный человек. Официальная психиатрия таких уже давно не лечит.
– Понятно – как-то разочарованно произнес он – А я вот культурой Востока увлекся – Китай, Япония. Потихоньку учу язык, книжки читаю. Вот поживу у тебя немного, поеду в Ташкент поступать, в институт востоковедения. Очень мне все это интересно.
Я тайком посмотрел в сторону чулана. Где-то там пылились книги, привезенные мною из Норильска. Надо будет хоть что-то сыну подарить за столько лет. Я помню были там труды и по культуре Востока.