Дыши со мной. В плену у зверя

– Прости. Я ненавижу себя за то, как поступил с тобой.

Но не увидел злости или обиды. Только та же нескончаемая боль, которую я чувствовал, как свою. Погладил большим пальцем её щечку. Она никак не отреагировала. Смирилась.

Лишь показалось, что качнулась мне навстречу, но тут же отступила дальше на несколько шагов. Сама разрывая наш контакт. Мы стояли друг напротив друга и молчали. Элисса была растеряна и кусала нижнюю губу, стараясь делать это незаметно. Ей наверняка было страшно и неуютно рядом со мной…

– Если хочешь, то можешь уйти. Не бойся, что я приду в твою комнату. Я не приду.

Развернувшись на пятках, она быстро скользнула к лестнице и вверх. А забежав к себе, заперла дверь на ключ. Я слышал это. И хотелось зверем реветь от её боли и страха.

Глава 37

Вернувшись в кабинет, вновь откинул крышку ноутбука. Мне хотелось скулить у неё под дверью, как недавно Эмин-младший, а не быть так далеко после всего, но моя близость теперь будет пугать её ещё больше. Заметил, что она стоит возле зеркала в полный рост, у шкафа, приподняв свитер и что-то рассматривает там. Стоило ей чуть повернуться, как понял, что именно, и покрылся испариной.

На её талии виднелось тёмное пятно синяка от моей руки. Огромное по соотношению с её комплекцией. И наверняка причиняющее боль… Это сделал с ней я. И нет мне оправдания, объяснения, сколько угодно можно твердить, что ещё довольно долго был терпелив, что с истинными парами мы бываем порой и ещё более несдержанными из-за звериных инстинктов – это верно, но ведь не с Элиссой же…

Стиснул кулак так, что косточки хрустнули. Но продолжал смотреть.

Она нерешительно коснулась повреждённого места кончиками пальцев и… погладила… Что значил этот её жест? Она так жалеет себя? Успокаивает? Что она делает? Я мог установить камеры по всему дому, хоть в каждом углу, но это не помогло мне залезть ей в голову и понять хоть что-то. Вернув одежду на место, девочка подошла к двери, проверила, что та заперта, огляделась, как воровка, будто собиралась сделать что-то неправильное, запретное, и приблизилась к постели, вынув из-под подушки нечто тёмное. Какую-то тряпку. Погладила и её. А потом посадила рядом щенка, свернулась калачиком и улеглась щёчкой на эту странную вещь, баюкая свою порезанную ладонь.

Я видел, что она плачет, но уже не в истерике, а как раньше, от безысходности, смирившись, но гладит то свою собаку, то моток тёмной ткани. Мне захотелось пойти прямо сейчас и узнать у неё, что это такое. Но я теперь вообще не имел права ничего у неё спрашивать.

Решившись, перемотал запись на день назад. Потом на неделю. Потом на месяц. И ещё дальше… Сорвался. И весь день только и занимался тем, что следил, как прошло то время у Элиссы, пока мы не общались вовсе.

Видел, как в самом начале она каждый вечер в одно и то же время приходила в гостиную, садясь на край дивана, складывая руки на колени и бросая взгляды на мою часть. Ждала долго, иногда по несколько часов. Потом, низко опустив голову, уходила. Так и знал, что не поверила моим словам, что больше этого делать не стоит, и продолжала.

По утрам неизменно готовила на кухне и оставляла завтрак на середине стола, накрыв салфеточкой. Да, я видел иногда её старания. Но почти перестал завтракать вовсе. А ещё что-то внутри скребло, когда замечал это. Ведь знал, что она не хотела бы это делать, просто считает себя обязанной. Это причиняло мне боль, которую тщательно пытался скрыть. Поэтому обычно её блюдо оставалось нетронутым. Иногда его убирала горничная, чаще выбрасывая, иногда Элисса вечером приподнимала салфеточку за край и смотрела на нетронутую еду, растерянно замирала и… тоже выбрасывала.

А утром готовила снова.

Порой я срывался и съедал то, что она сделала. Элисса очень вкусно готовила. Но еще больше мне нравилось, что она готовила для меня…И в те дни, видя пустую тарелку или её отсутствие, она приходила в гостиную раньше и сидела немного дольше. Может думала, раз принял от неё завтрак, то и туда приду? Но я не приходил.

Это был какой-то нескончаемый месяцами ритуал. Утром готовить мне еду, вечером ждать в гостиной. Она до сих пор не перестала приходить туда, пропустив всего лишь несколько дней, в которые плакала в комнате, как сегодня. А потом возвращалась к привычному распорядку.

В другое время она рисовала. Однажды мне показалось, что на её холсте был мой портрет… Но это вряд ли. С чего бы ей рисовать меня? Наверное, с этого ракурса я просто неправильно увидел, или выдаю желаемое за действительное.

Пару раз выхватил на записи момент, как она подходит к моему кабинету и заносит кулачок, чтобы постучать. Но потом опускает его, начинает дрожать и вновь убегает прочь, оглядываясь, будто стану догонять. Зачем она приходила? Если ей было что-то нужно, просила домоправительницу обычно.

В день, когда Эрдан был в моём доме в последний раз, они и правда столкнулись в коридоре. Он что-то сказал ей и улыбнулся, она обхватила себя за плечи руками и убежала, не ответив, но затаилась за поворотом, а потом… Элисса подслушала наш разговор… Она стояла за дверью, глядя в дерево и почти не дышала. Наверное, я был слишком занят выяснением отношений, что не заметил её присутствия. А теперь с ужасом пытался вспомнить, что мог сказать в ярости племяннику о ней. Ведь мы совершенно точно говорили о ней…

В момент, когда за дверью раздался шум, наверное, когда я ударил Эрдана, она закрыла себе рот ладошкой и быстро ушла прочь. А потом… это был один из вечеров, когда она не приходила в гостиную и не ждала меня, а плакала в комнате…

И этим же вечером наблюдала за моим разговором с Эррин… Слышала то, как я отзывался о ней, какие страшные вещи говорил, иронизируя, и приняла всё за чистую монету… Она убито вошла в комнату, достала трясущимися руками с нижней полки шкафа халат, положив его на край постели, хотела переодеться сразу, но почему-то передумала, погладив край своей домашней майки ладошкой словно это было что-то живое и очень нравилось ей. Затем присела к щенку и шепнула что-то вроде, что попросит за него и ей очень жаль, и просто ждала, когда я приду, запрокидывая голову, чтобы не текли слёзы. Решила, что верну её в лабораторию, которой нет, позволю ставить над ней эксперименты, а потом… Я попытался смочить пересохшее горло слюной. Не вышло. Язык прилипал к нёбу от кошмара содеянного.

Почти каждую ночь, Элисса долго сидела на своей постели, глядя на дверь. И судя по тому, что к ней в это время никто не заходил, то наверняка думала, что я не сдержу слова и завалюсь к ней пьяным снова. А может просто ждала меня… Надежда всколыхнулась внутри, и погасла. Вряд ли её ожидание было приятным, даже если и правда ждала…

А вот дальше… Её кошмары вернулись к ней почти сразу, как я перестал проверять записи камер. Она задыхалась от истерики, тихо вскрикивала и выгибалась на кровати, как было до появления щенка. Тот пытался лизать её лицо, руки, скулил, но это не помогало. Только проснувшись, она гладила его и плакала… Наверное, вспоминала свои кошмары… А я…

Я бросил её наедине с этим всем… Одну…

Её кошмары стали реже после того, как однажды она украдкой притащила откуда-то и положила под подушку ту самую тёмную вещь. Я не понимал, где она взяла её, и что это вообще такое. Но по ночам, так же как сейчас, проверив, закрыта ли дверь, она гладила её осторожно, как и собаку, и клала рядом с собой. Не знаю, что это, но если это помогает ей успокоиться, то надо притаранить ей вагон этих тряпок.

Переключил запись на «онлайн», пропуская всего одни сегодняшние сутки, ведь сил смотреть на себя со стороны просто не было, и вцепился глазами в худенькую фигурку, сжавшуюся на постели в полутьме. Выходит, провёл весь день за просмотром видео. Эррин звонила несколько раз, но я сбрасывал. Сейчас самым важным было другое.

Элисса уже убрала ту вещь, наверное, снова спрятала куда-то, вроде спала, и вдруг… из её губ вырвался глухой хрип, а телом завладели судороги, судя по тому, как неестественно откинута её голова. Схватив из ящика ключ, я бросился к ней, даже не думая, что будет, если она проснётся и увидит меня.

Вошёл и сразу же кинулся к ней, начав гладить по влажным от холодного пота волосам, шептать, что всё хорошо и ей не нужно бояться. Эмин, сначала зарычал, а потом наблюдая, как аккуратно пытаюсь помочь, лег рядом, не спуская глаз. Я видел утром, что он ещё хромает. Наверное, ударился, когда я вышвырнул его.

– Прости, друг, мне очень стыдно, – извинился перед собакой.

Пес не ответил, только прищурился и приоткрыл пасть, показывая мне, что не посмотрит на извинение, если я начну делать что-то плохое с крошечной, только-только переставшей трястись девочкой. Она, как вчера, уткнулась в мою руку носом и тихо сопела, иногда вздрагивая и стискивая губы, будто хотела кричать, но не делала этого. Её белокурая с кудряшками макушка оказалась совсем рядом, и я тихонько поцеловал, не удержавшись, вдыхая знакомый аромат, по которому безумно скучал.

Да, я поступил как редкостный мудак. Решил дать ей свободу, а по факту бросил одну справляться со своими проблемами. Может она подходила к моему кабинету, чтобы… поговорить со мной? Просто поговорить… Я даже не подумал, что она не общается ни с кем, кроме собаки. Что перестав видеться с ней, лишил её единственного, с кем она хоть как-то говорила, оставил в полной изоляции… Как же ей было одиноко. И страшно. В чужом ей доме, где хозяин ведёт себя отстранённо. Ведь она могла подумать, что я захочу избавиться от неё, раз не принимаю ничего в качестве оплаты за заботу и кров, хоть и сказал обратное.

И эти её слова сегодня… про то, что не нравилось… Как я мог вообще сказать ей такое?! Кажется, это даже хуже чем то, что сделал. Правда. Я попытался взять силой её тело, но этими словами… вонзил клинок прямо в душу, а потом ещё и наплевал туда.

Сквозь сон Элисса завозилась, сжала кулачки и, прижавшись к моей ладони, прошептала неразборчиво:

– Не отдавайте… меня…только… не… отдавайте…

Какой же я урод. Она даже во сне говорит только со мной. Просит защиты. А я… отдал. Отдал её ночным кошмарам. Одиночеству. Страхам…

– Я не отдам больше, слышишь? Обещаю. Подохну, но не отдам, моя маленькая…

Весь день я вновь называл её так, а ещё… чувствовал что-то странное внутри. Что-то, что тянуло к ней сильнее, чем наша связь. Что заставляло думать только о ней. Разглядывать её сейчас, подмечая, что она не поправилась ни на грамм. Что её щёчки остались такими же бледными, как и были… Но черты лица теперь казались другими… Я никогда прежде не замечал, что Элисса очень красивая…

Глава 38

Я ушёл ближе к рассвету, по камерам дожидаясь, когда она проснётся и начнёт готовить мне завтрак. Был уверен, что сделает это даже после всего. Может потому, что этот ритуал был нужен ей, чтобы занять себя хоть чем-то и не сойти с ума от одиночества и бездействия? И оглядываясь, замирая после каждого шага, она действительно пришла.

Привыкшая к её распорядку дня домоправительница в это время старалась заниматься делами в других комнатах, потому что Элисса относилась к ней по-прежнему настороженно, и мудрая оборотница старалась её не тревожить.

Мне было не по себе приходить туда, ведь казалось, что своим поступком я сломал даже то малое, что ещё можно было спасти прежде. Но теперь продолжать оставлять её одну просто не мог. У входа на кухню намеренно старался идти громче, чтобы не пугать неожиданным появлением, и вроде бы получилось, потому что она хоть и не ожидала моего появления, но уже была осведомлена, что я рядом. Когда вошёл, Элисса стояла у плиты и смотрела на дверной проём.

– Доброе утро, – я попытался изобразить улыбку, но вышло хреново.

– И Вам, – тихо отозвалась она.

– Я не помешаю тебе, если останусь? – и сразу уселся за стол.

– Только…у меня ещё не всё готово.

– Это ничего, я подожду или могу помочь, если хочешь.

– Спасибо, но…если можно, я сама. Я быстро…

И её движения из спокойных и привычных стали суетливыми, резкими.

– Тише-тише, не торопись. Я сегодня уеду чуть позже.