Дневник школьника уездного города N

Одна девочка приехала из Рязанского меда – об учебе ее слушали невнимательно – у нас никто не собирался на медицинский, но о городе в пять раз крупнее нашего захолустного Мухосранска, о разгульной студенческой жизни, о таком удивительно далеком мире не на отшибе, а в самом центре России – ее заваливали вопросами так же, как и других счастливчиков, которым удалось отсюда вырваться.

Обычно они приходили на алгебре. Наша школа с физ.-мат. уклоном выпускала в мир будущих инженеров, строителей, программистов, экономистов и всяких там проектировщиков, поэтому теснее всего их отношения за время учебы складывались именно с учительницей математики. Они рассказывали о своих достижениях, учительница внимательно слушала, кивая головой, соглашалась, не без основания гордилась – все они ее заслуга.

Особенно интересно наблюдать за выпускниками прошлого года. Они с горящими глазами как из пулемета строчат историями одна увлекательней другой. Я слушаю их с открытым ртом: когда кто-нибудь из них, робко приоткрыв дверь, заглядывает в кабинет, я откладываю в сторону учебники и в сладком предвкушении готовлюсь незримо прикоснуться к чужой далекой жизни.

Дима, наоборот, затыкает уши и продолжает как ни в чем не бывало решать свои любимые задачки. Я на днях не выдержал и спросил его, неужели ему неинтересно, что они рассказывают.

– Интересно, – ответил он. – Но математика интересней.

Только однажды он оторвался от задачника, когда к нам пришел парень из Физтеха с седыми висками, как у Фандорина. Тогда Дима так тянул шею, весь обратившись во внимание, что, казалось, вот-вот мимикрирует под жирафа. Я, не выдержав, засмеялся, чем нарушил монотонную лекцию выпускника о величии выбранного им вуза.

Кто-то с задних парт спросил, куда поступать, если не знаешь, кем хочешь стать. Он ответил:

– Не знаешь, куда поступать, иди на экономический. Потом, правда, всю жизнь будешь жалеть, но зато не попадешь в армию.

– Меня и так, может, в армию не возьмут…

– Тебя, может, в рай не возьмут. А в армию всех берут.

Когда выпускник ушел, Дима пробормотал что-то вроде «надо больше работать» и с особым остервенением набросился на свою тетрадку с нерешенной задачей.

Я заметил, что те, кто закончил школу несколько лет назад и уже отучился два-три курса в университете, совершенно по-другому к нам обращаются. Если вчерашние выпускники, полные энергии и энтузиазма, распираемые от желания поделиться со всем миром их эмоциями и мыслями, выливают на нас весь свой поток сознания, как миссис Дэллоуэй на читателей Вирджинии Фулф, то выпускники с двух- – трехлетним стажем студенчества смотрят на нас как на детей и либо пытаются фальшиво умничать, либо принимают утомленный от жизни вид: их ничего не волнует, они от всего устали, они все видели, они дерзки и скептичны – любой вуз, по их мнению, говно, система прогнила, а школьное образование зашло в тупик. На таких я смотрел и думал: им легко говорить – они живут и учатся в Москве и, видимо, забыли, что когда-то сидели на моем месте и мечтали жить и учиться в Москве…

Встречи с выпускниками на какое-то время заряжают меня мотивацией. Я с воодушевлением и с решительным настроем, что сейчас выучу все знания мира, хватаюсь за учебники, но вскоре запал выгорает и на его месте остаются сомнения: а что дальше? Ну вот выучу я все тесты по ЕГЭ – дальше что? Дальше поступление в университет. В какой? На кого? Серьезно, кем ты собираешься стать, Кирилл? Я пока не нашел ответов на эти вопросы.

Еще после того, как я стал подрабатывать после школы, резко сократилось время. Оно куда-то пропадает – растворяется в небытии, как пожирающая собственный хвост змея. Дело не только в том, что я трачу несколько часов на раздачу листовок или, как вчера, на расклейку объявлений на автобусных остановках, но и потом, вечером, у меня совершенно не хватает сил даже на то, чтобы оторвать книгу от стола. Только вот сегодня в Центре Занятости Молодежи сказал, что работы нет, и я смог сесть за написание этого текста.

Дополнительные занятия, естественно, я тоже пропускаю. Наталья Алексеевна сегодня даже спросила:

– Кирилл, ты передумал сдавать ЕГЭ по моим предметам?

Я не передумывал.

– Тогда почему ты перестал посещать занятия?

Я что-то мямлил в ответ – не додумался заранее подготовить легенду. Сказать правду я не мог, так как весь этот разговор происходил на предпоследнем уроке при полной одноклассников аудитории, включая Сашу. Да и в личной беседе я бы едва осмелился выдать хоть каплю правды. Если хорошенько подумать, когда вообще я говорю правду? Если только в те моменты, когда сажусь за компьютер, чтобы из голой страницы вордовского документа сделать очередную историю своей ничем не примечательной жизни в далекой южной провинции…

– Кирилл, ты парень неглупый, местами даже очень неглупый, – сказала Наталья Алексеевна после урока, когда мы остались наедине, – но все устроено так, что для сдачи экзаменов ума недостаточно. Он даже не всегда нужен. А вот что действительно необходимо – это тщательная подготовка. Ты собираешься поступить в хороший вуз или хочешь остаться здесь?

Вопрос, конечно, был риторическим. В последнюю неделю всего раз к нам пришел выпускник, который в силу семейных обстоятельств не смог уехать из города – учился и работал здесь. Он не блистал знаниями, экзамены сдал средненько, но баллов вполне хватило бы, чтобы поступить в какой-нибудь московский технический университет второго-третьего эшелона. У него сильно болела мама, поэтому ему пришлось остаться. Мало кто в школе знает об этом – не знал и я до вчерашнего разговора с Натальей Алексеевной – ее слова меня потрясли, потому что, когда он приходил – тот парень – все мои одноклассники (и я тоже) смотрели на него презрительно, даже в какой-то степени брезгливо, как на безнадежного неудачника, как на выпавший из помойного ведра мусор. И каждый думал, что таким не станет.

Честно говоря, я бы, может, и не сел ничего писать сегодня – уж очень устал за последние дни, если бы не одна встреча, которая просто выбила меня из колеи. Расстроенный из-за отсутствия работы, я возвращался домой. Я не сразу заметил на лавочке перед подъездом сгорбленную невзрачную женскую фигуру в каких-то лохмотьях. Погруженный в собственные мысли, я бы прошел мимо – мало ли кто это может быть – если бы она не окрикнула меня:

– Кирилл, привет!

Ее сухой скрежещущий голос больше походил на кашель. Я остановился. Женщина долго молча смотрела на меня сильно запавшими тусклыми глазами. Черты лица мне были смутно знакомы, но я никак не мог припомнить, где видел ее раньше.

– Не узнаешь? – прищурившись, спросила она.

Морщины от уголков глаз глубокими шрамами разрезали ее высохшее лицо. Челка мышиных волос выбилась из-под косынки. Она с какой-то легкостью, со своеобразным изяществом откинула их со лба. И я с ужасом понял, кто передо мной. Этот жест я знал с детства. Так делала давняя мамина подруга, наша соседка с первого этажа Кошкина Валентина Борисовна.

Кажется, я упоминал ее раньше. Это у нее несколько лет назад умерла дочка. Точнее, Валентина Борисовна случайно убила дочь, когда ее полуголую в мертвецки пьяном состоянии принесли домой какие-то незнакомые люди. Она хотела только наказать дочь, проучить ее ремнем, но та, шатаясь, бросилась убегать по квартире и, поскользнувшись, ударилась виском об угол стола. Видимо, тюремный срок кончился.

– Совсем взрослый стал, – сказала Валентина Борисовна, не сводя с меня глаз.

Мне сделалось не по себе. Я лихорадочно пытался сообразить, как вежливо, но поскорее уйти.

– Мама дома?

– Нет… Не знаю… Скорее всего нет, – сказал я.

Мы какое-то время молчали. Валентина Борисовна закурила сигарету. Потянуло горьким дымом. Я переминался с ноги на ногу.

– Не куришь?

Я помотал головой.

– Хорошо. Правильно.

Мы снова молчали. Воздух медленно набухал сумеречной серостью. Будто сквозь мутное стекло я видел, как алеет тонкий кончик сигареты. Валентина Борисовна рассматривала меня рассеянным взглядом. Я смотрел куда угодно: вверх на голые искривленные стебли виноградника, вниз на черные асфальтные пятна под ногами, по бокам на облупленную краску с балконов на первом этаже, на приоткрытую манящую внутрь дверь подъезда – только бы не встретиться с ней глазами.

– Ну ладно, Кирюш. Не хочу тебя задерживать. Ты, наверное, спешишь.

Я кивнул и опрометью бросился в подъезд, скачками взбежал на третий этаж, рванул дверь – только успел повернуться ключ – и когда захлопнул ее на все замки, остановился отдышаться. Дыхание восстановилось через несколько минут. Сердце еще долго выстукивало неровный пляшущий ритм.

Позже я сказал маме, что видел Валентину Борисовну. Она сначала никак не отреагировала – по крайней мере мне так показалось, но потом она несколько раз у меня переспросила:

– Что она говорила?

Ничего дельного я не мог ответить. Вновь и вновь я пересказывал одно и то же. Потом мама, успокоившись, пошла спать, а я сел за свою писанину. Честно говоря, не знаю, почему меня так сильно зацепила эта встреча. В округе полно людей, кто сидел в тюрьме или у кого случалось подобное несчастье. Не знаю… Я ничего не знаю…

30 января 2020. Четверг

Авдей с Тарасом, как я и говорил, вновь лучшие друзья. В честь примирения Тарас решил закатить завтра пьянку у себя на даче. Его родители с младшим братом куда-то сваливают на все выходные. В силу чрезмерно высокого родительского доверия или просто по случайному недоразумению, ему оставляют ключи от дачи. Хотя, судя по его рассказам, это не дача, а огромный царский дворец.

Сегодня он в наш общий чат в Телеграме выложил пару фоток, и, если все действительно так, как на картинке, то будет преступлением пропустить такое мероприятие. К сожалению, мне придется его совершить. О том, чтобы пойти к Тарасу не может быть и речи. Мать ни за что не отпустит меня с ночевкой. Даже пробовать бесполезно. В прошлый раз, летом, когда я заикнулся о дне рождения Игоря – он отмечал свое восемнадцатилетние в снятой на сутки квартире – мать замахала руками и отказалась слушать все мои аргументы о том, что я уже взрослый, адекватный человек, полностью осознающий последствия своих действий.

И все же мне безумно хочется попасть на эту тусовку. Как разжалобить мать?

Я даже подумал: не позвать ли с собой Сашу, если, конечно, удастся отпроситься у матери. Правда, потом вспомнил, как на моем дне рождения Сева нажрался и, свесившись с кресла, блевал на кафель. Или как я в последний раз перебрал на отмечании Нового года… Фу… Как вспомню то проклятое утро… Короче, Сашу лучше не звать. Придумать бы, как самому туда попасть…

Саша, наверное, обидится. Точнее, она уже обиделась, хотя еще не знает, отчего именно она обиделась. Просто, как обычно перед последним уроком, она сказала:

– Сегодня ты, конечно, снова убегаешь.

И хотя по своей структуре фраза похожа на вопрос, Саша произнесла ее утвердительно, без шансов к возражениям.

Я пожал плечами. Мне действительно надо было идти раздавать листовки. Саша надула губки. Она выглядела как героиня любовного романа – как «девушка с чувственными губами», капризная покорительница сердец, у ног которой толпились измученные безответной любовью поклонники.