Тела

– Знаешь, – начал он, – я таких, как ты, достаточно часто вижу. Да, если на чистоту, вы все одинаковые. Нихрена не знаете о собственной истории, культуре, читаете еле-еле, зато гордитесь своими лазерными ножами и чудесной фабрикой.

– Я не горжусь, – сухо ответила я.

– Не обижайся. Хочешь еще мяты?

Я кивнула, и Гера снова наполнил мою кружку почти до самых краев мятным напитком.

– Просто злость берет, когда вижу, как вы изображаете из себя мучеников, сражающихся с болезнью, и при этом, словно стадо, каждый день послушно идете на свою скотобойню. Это я про фабрику, если ты не поняла.

Я кивнула. Гера полностью прав, и мне нечего ему ответить.

– Так почему ты убежала? В историю с тем, что тебе все надоело, я не верю. Вы слишком запуганы и забиты, чтобы просто так взять и сбежать.

Он замолчал. Я смотрела в кружку и думала, как лучше поступить. Наконец, я ответила:

– Я донатор.

Гера поперхнулся чаем. Его глаза испуганно вперились в меня. Побледневшими губами он произнес:

– Так, сейчас ты встаешь из-за стола и немедленно сваливаешь из моего дома. Немедленно!

Почти сразу же я заплакала от бессилия и вцепилась в стол так сильно, что заломило пальцы.

– Пожалуйста, не прогоняй! Это просто чудо, что я кого-то нашла за территорией! Если ты меня прогонишь, я умру там от голода. Пожалуйста!

– Нет, – Гера мотал головой. – Уходи сейчас же!

– Я буду помогать! Все, что захочешь. Я буду чистить твою дурацкую картошку, – я просто не знала, как его убедить, и мысль о том, что Гера не любит чистить картошку сама собой всплыла в голове.

Услышав мою последнюю фразу, Гера вдруг засмеялся. Я не знала, как на это реагировать.

– Чистить картошку, вот это да, – смеялся парень. Потом он снова стал серьезным.

– Меня ликвидируют, когда тебя найдут, – уже спокойно произнес Гера, – а ты тут картошку предлагаешь почистить.

– Я возьму вину на себя. Обещаю! Скажу, что сама ворвалась к тебе и, что… что я… – я не знала, что еще можно придумать.

– Думаешь, они поверят тебе? Тем более, я тут живу не по Уставу. Одно то, что мы с тобой находимся за пределами анклава, уже делает нас правонарушителями, которых без разговоров надо ликвидировать.

Гера серьезно смотрел на меня, скрестив руки на груди.

– Ну и что будем делать? – спросил он после некоторого молчания.

– Я не знаю. Мне очень страшно, я не вернусь к ним.

– Давно ты сбежала?

– Вчера, перед началом вечерней смены. Меня сосканировали и выявили антитела. Потом я запаниковала и вот теперь сижу здесь. Да, я дурочка, я зачем-то устроила себе проблемы, если бы можно было вернуться во вчерашний день, я бы, может, и не убежала, а теперь страшно…

Гера оглядел ткань на окнах.

– Подожди, – сказал он и вышел из кухни. Через пару минут Гера вернулся.

– Вроде бы шторы закрыты плотно, – пояснил он и снова сел за стол.

– Как тебе удалось уйти с фабрики, если они уже получили данные о твоих антителах?

– Я вытащила чип из руки, прошла с ним через входную рамку и выкинула его сразу после этого.

Гера опять пробежал взглядом по моим рукам, но не стал просить, чтобы я показала ему шрам. Он долго что-то обдумывал и молчал. Потом спокойно стал рассказывать о своих планах:

– Так, значит, поступим следующим образом. Завтра мне нужно сдать заказ по ремонту одной штуки человеку в анклаве. Я попробую разведать обстановку и выяснить, насколько ты их переполошила. Если я не вернусь, считай, что эту жилплощадь я тебе дарю, можешь, есть картошку. Конечно, если научишься ее чистить и готовить.

Я с ужасом смотрела на Геру.

– Что значит «не вернусь»? – прошептала я.

Гера засмеялся.

– Успокойся! Это у меня юмор такой. Если в анклаве усилили наблюдение, я даже не пойду туда, так что мне ничего не грозит.

– А как ты узнаешь, усилили или нет?

Гера хлопнул себя по коленям.

– А на этом мы с тобой заканчиваем беседу и расходимся по комнатам. Скоро окончательно стемнеет, надо поубавить свет, и все-таки отдохнуть. Завтра я уйду рано. Не пугайся, когда проснешься.

Зря он меня успокаивал. Теперь больше всего на свете я боялась снова остаться одной.

Прошло часа четыре, за которые я перелистала все Герины журналы, пересмотрела картинки во всех старых книгах, но так и не смогла полностью отвлечься от дурных мыслей. С выключенным светом и плотно зашторенными окнами в комнате было очень темно. Под лоскутное одеяло я забилась с головой и всю ночь боялась поменять положение тела. Мне казалось, что мое шуршание может услышать кто-нибудь за пределами этого жилого блока. И тогда они сразу придут за мной. А что будет дальше – мне просто не хотелось думать. Полночи я всматривалась в темноту, пытаясь разглядеть очертания мебели. Гера спал там, где лежали старые журналы. Одно то, что рядом, за тонкой стенкой находился еще один человек, очень радовало меня. Я долго думала о том, как Гера здесь живет совсем один. Что за заказ он делал, откуда у него электричество, где берет воду, как он вообще справляется со всем этим бытом без чьей-либо помощи… Уже под утро, от усталости и изматывающего страха, я все-таки заснула. Когда проснулась, Геры не было ни в комнатах, ни на кухне. Как и обещал, он ушел в анклав. За маленькой дверкой дребезжащего рефрижератора я нашла остатки вчерашнего обеда и разогрела их в аппарате, который Гера назвал микроволновкой. Мятного напитка я выпила, наверное, кружки три – так сильно он мне понравился. Мысли мои были далеко, на автопилоте я помыла посуду водой из металлического бака и пошла слоняться по трем маленьким комнаткам. Я снова вернулась к письменному столу, заваленному старой прессой. Пошвырявшись в стопках, я нашла журналы с красивыми женщинами на обложках. Все они мило улыбались и выглядели очень привлекательно. Внутри, почти на каждой третей странице можно было найти других привлекательных женщин в очень ярких нарядах. Их одежда просто поразила меня! Она была очень разнообразной и совсем не походила на то, что сейчас носили мы. В наше время женщину отличить от мужчины по одежде было практически невозможно. Каждому, вне зависимости от пола, на фабрике выдавался стандартный набор: две пары одинаковых штанов из плотного хлопка, куртка на холодное время года, пара кофт с длинными и пара с короткими рукавами на теплый сезон. Фасон одежды был одинаковы для всех, можно было выбрать разве что цвет. По мере того, как одежда изнашивалась, или если, к примеру, ребенок вырастал из нее, на фабрике всегда можно было получить замену без какого-либо ограничения по количеству. Многие донашивали вещи за своими родителями. Если на человеке было что-то нефабричное, то в ста процентах случаев, раньше оно принадлежало близкому родственнику. Мой джемпер раньше носила мама. Это была обычная темно-красная кофта с высоким горлом, связанная из какой-то синтетической нити. Но тем не менее, именно эта вещь была самым главным предметом гардероба. К нефабричной одежде на фабрике относились лояльно. И многие были искренне благодарны за эту возможность всегда держать при себе нечто дорогое.

Женщины в журналах выглядели намного лучше, чем все те, кто окружал меня на протяжении этих двадцати лет. Улыбки, здоровый цвет лица, отличные волосы, белые зубы… У нас на фабрике так выглядели только представители высшего фармпресонала и управленцы. Но даже им было далеко до этих красавиц в плане одежды. К сожалению, я не смогла ничего прочитать в этих журналах. Каждый раз, переворачивая страницу, я засматривалась на иллюстрации, и текст становился абсолютно неважен.

Так прошло очень много времени. Звук открывающийся двери привел меня в сознание. И если честно, чуть не подвел к инфаркту.

– Лина, ты здесь? – это был голос Геры. Я выбежала в коридор и увидела там его. За спиной у него был рюкзак с чем-то очень тяжелым.

– Ну что там, в анклаве? – спросила я. Гера сжал губы, снял рюкзак и поставил его на пол. Он присел на небольшую лавочку у стены и завис, глядя в одну точку.

– Как я и думал, ничего хорошего.

– Тебя долго не было, но ты все-таки вернулся. Значит, там не очень все суетятся, да?

Гера серьезно посмотрел на меня.

– Здравкомитет будет здесь примерно к вечеру.

После этих слов я отчетливо услышала, как мое сердце резко застучало в ушах.