Без надежды

Сидящая напротив Сикс грозно смотрит на меня, и я понимаю, что не посвятила ее в подробности сегодняшней пробежки. И в то, как прошел мой первый день в школе, – тоже. Денек выдался насыщенным. Завтра она уедет, кому же я буду поверять свои тайны? Даже мысль о том, что через два дня она окажется на другом конце света, повергает меня в ужас. Надеюсь, смогу плакаться в жилетку Брекину. В прямом и переносном смысле.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Джек. – Наверное, здорово треснулась, раз такой фонарь под глазом сияет.

Я трогаю глаз и морщусь. Совсем забыла про синяк.

– Он не от потери сознания. Сикс меня ударила локтем. Дважды.

Я жду, что кто-нибудь из них спросит Сикс, за что она на меня напала, но они молчат. Это доказывает, как сильно они ее любят. Даже побей подруга меня, они, наверное, лишь сказали бы, что я заслужила.

– Тебя не раздражает цифра вместо имени? – спрашивает Джек Сикс. – Никогда этого не пойму. Как и того, когда родители называют детей по одному из дней недели. – Он указывает вилкой на Карен: – Когда у нас будет ребенок, мы с ним так не поступим. Все календарные названия будут под запретом.

Карен холодно смотрит на него. Судя по ее реакции, Джек впервые упомянул детей. Выражение лица мамы дает понять, что дети не входят в ее планы. Вообще.

Джек снова обращает внимание на Сикс.

– Твое настоящее имя, наверное, Севен или Фетин[7 - Фетин (thirteen) – тринадцать (англ.).] – или что-то подобное? Иначе я не врубаюсь, почему ты выбрала «Сикс». Это же самое худшее число.

– Не буду обращать внимания на твои оскорбления, – говорит Сикс. – Ты просто пытаешься скрыть за ними отчаяние, вызванное моим скорым отъездом.

Джек смеется.

– Делай с моими оскорблениями, что пожелаешь. К твоему возвращению через полгода у меня уже будет готова свеженькая порция.

* * *

После ухода Джека и Сикс я помогаю Карен мыть посуду. С того момента, как Джек упомянул детей, она держится с необычайным спокойствием.

– Почему это тебя так сильно пугает? – спрашиваю я, передавая ей грязную тарелку.

– Что именно?

– Его слова о вашем общем ребенке. Тебе ведь уже за тридцать. В твои годы у многих уже есть дети.

– Это было так заметно?

– Мне – да.

Она берет у меня очередную тарелку и вздыхает.

– Я люблю Джека. И тебя тоже. Мне нравится, как устроена наша жизнь, и я не уверена, что готова все поменять, и уж тем более добавить в нашу картину мира еще одного ребенка. Но Джек нацелен идти вперед.

Я выключаю воду и вытираю руки полотенцем.

– Мама, через несколько недель мне исполнится восемнадцать. Как бы тебе ни хотелось оставить все неизменным… этого не будет. Через полгода я уеду в колледж, и ты останешься одна. Стоит хотя бы обдумать идею того, чтобы он переехал сюда.

Она болезненно улыбается – как всегда, когда я упоминаю колледж.

– Поверь, Скай, я уже обдумала эту идею. Это серьезный шаг, который потом не отыграть назад.

– Может, ты и не захочешь его отыгрывать назад? Вдруг тебе потом захочется сделать очередной шаг, и еще один, пока не побежишь?

– Именно этого я и боюсь, – смеется она.

Вытираю столешницу и споласкиваю тряпку в раковине.

– Иногда я тебя не понимаю.

– А я – тебя. – Она легко пихает меня в плечо. – Ни за что в жизни не пойму, почему ты так рвалась в школу. Конечно, ты говорила, что тебе интересно. Однако скажи мне теперь, что ты на самом деле чувствуешь?

– Было здорово, – лгу я, пожимая плечами.

Упрямство каждый раз берет верх. Ни за что на свете не признаюсь, что сегодня мне в школе совсем не понравилось, пусть даже Карен и не скажет: «Я же говорила!»

Она с улыбкой вытирает руки.

– Рада это слышать. Надеюсь лишь, что, когда я завтра спрошу тебя о школе, ты скажешь мне правду.

* * *

Достав из рюкзака книгу, которую дал мне Брекин, плюхаюсь на постель. Я успеваю прочесть целых две страницы, когда в окно влезает Сикс.

– Сначала расскажи мне о школе, потом получишь подарок. – Она падает на кровать рядом со мной, и я кладу книгу на тумбочку.

– Школа – полный отстой. Благодаря тебе и твоей неспособности отказать парням, у меня ужасная репутация. Но случилось чудо, и меня спас Брекин, приемный гей-мормон, который не умеет петь или играть на сцене, зато обожает читать. И теперь он мой новый самый-пресамый лучший друг на всем белом свете.

– Я еще за дверь не успела выйти, а ты уже нашла мне замену? – дуется Сикс. – Злая ты. И для справки – я умею отказывать парням. Просто не понимаю, почему мне должно быть стыдно за добрачный секс. За огромное количество добрачного секса.

Она ставит мне на колени коробку без подарочной обертки.

– Знаю, о чем ты сейчас подумала. Но ты уже должна была усвоить, что отсутствие обертки никак не влияет на мои чувства к тебе. Мне просто лень обертывать подарки.

Я беру коробку и встряхиваю.

– Уезжаешь ты, а не я. Это мне следовало сделать тебе подарок.

– Так и есть. Только ты ведь не умеешь делать подарки, и я не жду, что для меня ты сделаешь исключение.

Она права. Я отвратительный даритель, но в основном из-за того, что ненавижу и получать подарки. Мне от этого неловко, как при виде плачущего человека. Перевернув коробку, дергаю за клапан и открываю. Затем разворачиваю тонкую оберточную бумагу, и у меня в руках оказывается мобильный телефон.

– Сикс, ты же знаешь, мне нельзя…

– Заткнись. Не могу же я уехать на другой конец света, не имея возможности общаться с тобой. У тебя ведь даже имейла нет.

– Знаю, но не могу… У меня нет работы. Я не в состоянии это оплачивать. И Карен…

– Расслабься. Здесь номер с предоплатой. Ее хватит, чтобы мы могли раз в день писать друг другу, пока я в отъезде. Международные звонки я не могу себе позволить, так что тут ты в пролете. И в полном соответствии с суровыми, извращенными родительскими ценностями твоей мамочки – в этой чертовой штуковине даже нет интернета. Только эсэмэски.

Схватив телефон, она включает его и забивает в память номер своего мобильника.