Никто не знает Сашу

Если кто-то отучит Сашу курить в ванне, он получит Нобелевскую премию. Проще остановить войну в Сирии. Сизиф вернулся бы к камням после нескольких попыток. И потом ещё бы успеха достиг.

Как-то Саша постирал мои вещи со своими дешёвыми джинсами. Вещи стали категорически синими, включая белый лифчик. Машинка обиделась, отказывалась включаться и томно ждала мастера, набрав в рот воды. Сашины джинсы остались без изменений.

Саша обожал критиковать мои любимые фильмы. Со вкусом и яростью заядлого синефила. Разбирал по косточкам всё от сценария до цвета глаз главной героини. Просила ли я его об этом, Сашу волновало мало.

Как-то мы договорились с Сашей, что он не будет петь и писать песни хотя бы до завтрака. Это давалось ему нелегко. От напряжения он скрипел зубами. Жилы на лбу напоминали карту автодорог Подмосковья. Саша держался сколько мог, но всё-таки сорвался. Эти три минуты были самыми тихими в моей жизни. Саше надо было работать вслух. Все соседи знали, что дома живёт музыкант. Их Саша, кстати, стеснялся. Иногда я думала, что мне проще притвориться соседкой, чтобы не слышать его мычаний.

Но стоило мне включить что-то своё, даже в наушниках, Сашино лицо становилось кислее неспелой айвы. И примерно такого же цвета.

Как у любого артиста, у Саши был внутренний монолог. Посвящать в него окружающих Саша не спешил. И часто начинал предложение с середины этого внутреннего потока. Оттого его речь часто напоминала нарезки битников. Или последнюю стадию шизофазии. Если бы Ульям Берроуз был бы жив, он бы ещё раз умер от зависти. Саша искренне удивлялся, почему другие не в контексте его переживаний.

Однако, Саша никогда ничего не высказывал напрямую. Если упрёки летели в адрес моей причёски, это значило – Саше не нравится, что сегодня я иду к друзьям. Если Сашу не устраивал цвет помады – Саша был против перестановки в комнате. Саша был загадочней любой женщины. Он достиг шедеврального мастерства в искусстве эвфемизмов, экивоков и недоговорённостей. Ему бы стоило присвоить докторскую степень в изучении Эзопова языка. Он мог бы преподавать его в Гарварде.

Но страшнее было Сашино молчание. Саша мог молчать гневно, мог молчать презрительно, мог с упрёком и даже – нецензурно. Десятки оттенков. Как-то я процитировала ему Довлатова, что молчание надо запретить как бактериологическое оружие. Саша в ответ не издал ни звука.

Сашино молчание было страшно тем, что оно потом заканчивалось. И мы начинали кричать. В такие моменты наши соседи скучали по Сашинам песням.

Саша не любил моих друзей. Он их презрительно называл мещанами. Говорил, что они только играются в творчество. И ничего толком создать не могут. А могут только сидеть в Жан-Жаке или «3205» и заказывать себе апероль. Сранная московская интеллигенция. То, что половина моих друзей переехало позже него, Саша игнорировал. Саша вообще был мастером в игнорировании неудобных фактов. Если бы можно, Саша бы проигнорировал свою смерть.

Саша был равнодушен к успехам моих друзей. Он так и говорил – я равнодушен к успехам этих мещанских хипстеров. Меня не интересует это современное псевдоискусство, говорил он. И чем современнее и успешнее становился кто-нибудь из моих друзей, тем сильнее Саша был равнодушен. Он просто источал равнодушие. Его ледяным голосом можно было замораживать овощи. А сразу после встречи с моими друзьями, Саша начинал невзначай узнавать подробности их успеха. Настолько невзначай, что добирался до деталей их детства. Из моих друзей Саша любил только самых неудачников. Ими он не интересовался. На них Сашино равнодушие не распространялось.

При моих друзьях Саша пытался делать вид, что всё в порядке. Он всё выяснял через меня. И все претензии высказывал мне. Саша вообще реагировал отсрочено. Он мог вынашивать обиду месяцами, как слониха слонёнка. А потом высказать её абсолютно неожиданно, когда я даже не помнила, о чём речь. Однажды ночью у Саши дёрнулась нога. Оказывается, это невропатолог стукнул ему молоточком по колену семь лет назад.

Если что-то шло не так, Саша уходил в себя и сидел там часами. Как ребёнок в сугробе. Доставать его оттуда надо было аккуратно. Чуть ли не по частям. Как сельдь под шубой из тарелки. Все обращённые к нему реплики переиначивались. В такие моменты Саша везде искал подвох и был невыносим. Усугубилось это после истории с документалкой про Гипера и тем клипом.

Саша курил траву. Саша обещал не курить, но курил. Это началось, когда он познакомился с той дредастой дурой Ритой. Она снабжала его косяками ещё за несколько лет до нашего разрыва. Словно планировала разрушать наши отношения загодя. Хотя, глядя на Риту, сложно было представить, что она способна спланировать себе хотя бы завтрак. Я поняла это, когда познакомилась с ней на Сашином концерте. Эта дура припёрлась в своих цветастых юбках за сцену и настаивала на автографе. Мы тогда ещё не были помолвлены, но Рита долго выговаривала мне, какая мы чудесная пара, как предназначены друг другу звёздами. Сказала, что будет молиться за нас богам. Интересно, помнила ли она про то, что мы с Сашей предназначены друг другу, когда сбегала с ним в Индию? Или передоговорилась со своими индийскими богами? Так и представляю, как они с Сашей выкуривают с Ритой на двоих один косяк во славу Шиве с просьбой оформить наш развод на астрологическом уровне…

А вот кстати, после нашей свадьбы Саша на время почти перестал курить. Брачные узы и канабиноиды плохо сочетались. Саша даже дал торжественную клятву. И не менее торжественно её потом нарушил. Это произошло, когда всё завертелось с тем клипом. Клип был рэперу, за что Саша готов был меня распять. Клип набрал миллион просмотров. Саша готов был распять меня дважды. Вообще, моё имя там только в титрах, докуда никто не досматривал. Но слава не заставила себя ждать. Ко мне добавилось 12 школьников. Один продакшен предложил смонтировал рекламу памперсов. Семь провинциальных рэперов хотели от меня клип. Все начинали диалог с фразы «чё как». Но для Саши уже и это было чересчур. Он не выдержал моего оглушительного успеха. Наверное, тоже хотел овладеть сердцами школьников. Или памперсы ему не давали покоя – не знаю. Вакансия непризнанного гения в семье была занята. Но Саша хотел всего. И памперсов, и школьников. Оставался самый сложный выбор – жена или канабис. Саша выбрал курить траву. И как бонус – дредастую травакурку, с которой спешно отчалил в Индию. Идиот.

2. Саша Даль. Москва

Саша открыл глаза и увидел потолок на Щёлковской. Мелкие трещины, старая квартира. Саша проспал десять часов после приезда. За окнами было пасмурно. Саша медленно встал с кровати. Саша развернул коврик, положил подушку, поставил таймер на один час. Саша сел в полулотос.

Саша следил за дыханием. Как оно входит и как выходит. Саше было сложно следить за дыханием, не меняя его. Саше сложно было ничего не делать. Нужно было просто смотреть на дыхание как на реку, но Саше это было сложно. Саше сложно было отпустить дыхание. Саше сложно было просто быть рядом с дыханием. Стоило Саше отпустить дыхание и быть рядом с ним, как внимание уходило. Саша подумал, что его ум похож на обезьяну, что цепляется за ветки. Саша подумал, что у него заложена одна ноздря, Саша подумал, не заболел ли он, Саша подумал, что ему скоро ехать в следующие города, Волгоград, Саратов, Поволжск, Казань, Нижний Новгород, Саша подумал, всё ли готово для тура, Саша подумал, надо проверить другую гитару и разослать встречи в ВК, Саша подумал, есть какие-то сложности с площадкой в Саратове, Саша подумал, людей там будет мало, Саша подумал, надо записать новые песни. Саша остановил себя и вернулся к дыханию.

Саша смотрел в дыхание двадцать минут. Саша подумал, что его ум похож на обезьяну. Ум Саши совершал петли от дыхания в мысли и обратно. Саша всё чаще замечал, что отвлекается. Петли мыслей становились короче. Саше казалось, что обезьяна петляет по ветвям вокруг центра. Саше подумал, что в центре заброшенный храм в джунглях. Что-то всегда возвращало обезьяну в центр. Её вылазки становились короче. Саша подумал, что обезьяна уселась в храме напротив статуи.

Сашино дыхание стало тонким и лёгким. Саша смотрел в дыхание и будто балансировал на нём. Вдох, выдох, чувствовал Саша, воздух касается ноздрей и точки под ними. Саша не отпускал эту точку, и потому дышал мелко и быстро. Саша не менял дыхание, дыхание менялось само. Дыхание было тонким мостиком в него самого. Саша сам стал дыханием. Если Саша отвлекался, он говорил себе – такова реальность. Это процесс мышления, это беспокойный ум, это обезьяна на ветках в джунглях, думал Саша. Саша позволял обезьяне быть обезьяной. Саша легко возвращался в дыхание. Саша сам стал – дыхание, и не стало ничего кроме дыхания, не было никакого «Я», никакого Саши, Саша стал всем. Саша превратился в тонкую струйку воздуха. Такую же тонкую и острую, как его внимание. Саша направил тонкое и острое внимание на голову. Саша направил внимание на макушку.

От макушки Саша пошёл вниз. Голова покрылась мурашками. Саша ощутил весь свой скальп. Саша пошёл вниз острым лучом внимания. Когда Саша дошёл до висков, он ощутил в них боль как от старого синяка. Эта боль была от духоты в вагоне, прошлого недосыпа, такси, невозможности сходить в туалет, подумал Саша. Виски заболели сильнее. Ему не нравилась боль. Саша дал боли быть болью. Саша смотрел на неё как на ощущение. Такое ощущение, подумал Саша. Саша старался не смотреть на боль с отвращением. Саша запрещал себе смотреть на боль с отвращением. Виски болели. Когда Саша позволил себе смотреть на боль с отвращением, боль перестала быть болью и стала ощущением.

Саша двинулся вниз. Саша ощутил лицо, нос, скулы и челюсть. Здесь Саша задержался.

Саша сначала не чувствовал челюсть. Саша всматривался в челюсть острым вниманием и не чувствовал челюсть. Это злило Сашу. Тогда Саша позволил себе не чувствовать челюсть. Как только Саша позволил себе не чувствовать челюсть, Саша почувствовал челюсть. Челюсть была тяжёлой. Челюсть была напряжённой. Саша ощутил, что сильно сжимает челюсть. Как камень, подумал Саша.

Саша подумал, что сжимает челюсть в ответ на духоту в вагонах, бывший недосып, попутчиков, таксиста, Ирку со Светкой. Саша подумал, что сжимает челюсть, потому что хочет сделать всё лучше. Саша подумал, что сжимает челюсть, чтобы преодолеть трудность. Саша подумал про следующие города: Волгоград, Саратов, Поволжск, Казань, Нижний, Урал, Питер, Москва. Саша сжимал челюсть. Города представлялись Саше волной трудностей. Чем сильнее казались трудности, тем сильнее Саша сжимал челюсть. Чем сильнее Саша сжимал челюсть, тем сложнее было преодолевать трудности. Саша подумал про это напряжение. Саша подумал, как глубоко оно в нём. Саша почувствовал, что позволяет напряжению быть в нём. Саша расслабил челюсть. Когда Саша расслабил челюсть, виски отпустило. Голова больше не болела.

Саша спустился в горло.

Саша почувствовал, что горло чуть-чуть саднило. Связки припухли, голос просел. Горло чуть-чуть саднило. Саша подумал, что это саднили четыре концерта и спетые песни. Саша подумал, что это саднили неспетые песни. Саша подумал, что это саднил голос, который он не смог достать. Саша подумал, что это саднила каждая не попавшая нота. Саша подумал, что это саднили невысказанные претензии Светке и Ирке, таксисту, звукачу Косте, Антону, Алине, и даже Полли. Тем более – Полли. Саша подумал, что это просто влечение и отвращение. Саша подумал, что голос – это не Саша. Саша подумал, что горло – это не Саша. Никакого Саши не существует, подумал Саша. Это просто завиток волны, подумал Саша, одной волны в другой. Когда Саша подумал, что это просто завиток одной волны в другой, Саша почувствовал, что завиток ослаб.

Саша спустился в руки от шеи по плечам. Саша прошёл сначала левую руку, потом правую. Левая это зажимать струны, подумал Саша, правая – это бить по ним, извлекать звуки, подумал Саша. У меня красивые руки, подумал Саша. Это хороший инструмент, подумал Саша. Саша любил свои руки. Они умели извлекать звук. Они были умелым и точным инструментом. Саша шёл по рукам от плеча к пальцам, сначала по левой, потом по правой. Мышцы рук чуть-чуть подёргивались, как когда играешь во сне. Саша прошёл руки от плеча до кончиков пальцев и обратно. Саша восхищался своими руками бескорыстно. Саша подумал, что его руки подарок. Саша подумал, что это – привязанность к рукам. Саша подумал, что может потерять свои руки. Саша подумал, что руки ему не принадлежат. Саша подумал, что ему ничего не принадлежит. Саша смотрел на руки издалека, как на чужие, как на завиток. Саша почувствовал, что руки стали легче. Саша почувствовал пустоту в руках. Саша почувствовал, что в руках будто не хватает гитары. Саша вспомнил, что оставил гитару в Туле. Саша вспомнил Полли. Саша почувствовал, что на безымянном на правой руке недоставало кольца. Саша подумал, что у него есть ещё гитара. Саша подумал, не надо привязываться к вещам. Саша подумал, что безымянный палец свободен. Саша подумал, что безымянный палец теперь – безымянный. Саша почувствовал это в груди. Саша спустился в грудь.

В груди Саши была сладкая тоскливая расселина, тяжёлая лапа вины, камень гнева и обиды, чуткая надежда и боль. Саша понимал, что это была Рита, оставшаяся в Индии, и Полли в Туле, и Макс, и группа «Зёрна», и Алина, и она, она, она, Саша смотрел в расселину в груди. Как старик в весеннюю форточку, подумал Саша. Саша следил, как сменяются ощущения. Как старик в форточку, подумал Саша. Саша ждал, когда это выйдет из него. Это не вышло до конца. Но теперь Саша смотрел на расселину в груди как бы чуть-чуть со стороны.

Саша спустился в живот. Саша почувствовал узелки в кишках. Саша подумал, что это страх плохого концерта и поездов, невозможность сходить в туалет. Саша смотрел в живот. Дыхание Саши становилось чаще. Саша смотрел в живот и дыхание становилось чаще. Дыхание Саши учащалось. Саша вспомнил концерт в Белолипецке, дешёвая шлюха. Дыхание Саши стало очень частым. Саша смотрел в живот и очень часто дышал. Саша дышал очень часто в течение пяти минут. Саша дышал часто. Часто. Дыхание постепенно успокоилось. Саша спустился в пах.

Саша почувствовал это в паху. Саша подумал про Полли, про вчерашнее порно на ночь, про оставшуюся в Индии Риту, и немного про Алину. Про бывшую жену Саша не думал. Она оставалась в груди. Она была пустотой на пальце, подумал Саша. Просто влечение, подумал Саша. Просто ощущение, подумал Саша. Саша вернулся к шее сзади. Саша пошёл вниманием по спине вниз.

Саша почувствовал тяжесть. Саша подумал про отца. Саша не говорил с ним нормально пять лет. Саша скоро приедет в Поволожск, подумал Саша. Отец придёт на его концерт, и они поговорят, подумал Саша. Саша шёл по спине и думал об отце. Спина была непривычно пустой. Саша вспомнил, что забыл гитару в Туле. Саша подумал, что принял эту пустоту, а потом подумал, что не принял эту пустоту, и тогда подумал, что принял тот факт, что не принял эту пустоту: ни пустоту на спине, ни пустоту на безымянном пальце. Саша подумал, что ему жалко забытую гитару, и жалко, что на безымянном пальце нет кольца. Саша почувствовал, как ему жалко. Мне жалко, думал Саша. Саша почувствовал, что ему стало легче.

Саша пошёл в ноги. Саша почувствовал отсиженный копчик. Саша пошёл сначала по левой ноге, что была сверху. Потом по правой ноге, что была снизу. Правая нога ныла сильнее. Обе ноги ныли. Ноги ныли в коленах и придавленных щиколотках. Саша ощущал эту боль как боль. Саша смотрел в неё как в дыхание почти час назад. Саша вспомнил, как уехал из Москвы в Индию с Ритой. Саша вспомнил, как уехал из Индии в Непал. Саша вспомнил про ашрам и Випассану. Саша вспомнил, как уехал с Випассаны. Саша вспомнил про первые четыре города. Саша вспомнил про СМС, которую отправил Ксюше. Саша вспомнил, что она ответила. Саша подумал, что он на Щёлковской, в квартире. Саша пошёл вверх по ногам до макушки, и потом снова вниз. Саша сделал ещё полкруга. У Саши зазвенел будильник. Саша вытянул ноги. Саша подождал, пока отойдут затёкшие ноги. Саша стал делать йогу.

Саша делал приветствие солнцу. Саша двигался по коврику снова и снова. Саша складывал руки на груди, наклонялся, отбрасывал ногу, вторую, стоял в планке, вытягивался, подтягивал ноги, выпрямлялся, раскинув руки, складывал на груди. Саша чувствовал, что тело становилось мягким. Саша делал приветствие солнцу раз за разом. Саша чувствовал, как тело стало совсем мягким, всё стало мягким, мягким и расслабленным, Саша подумал, что раньше добивался такой мягкости травой и алкоголем. Саша подумал, что залезал с чёрного входа, но теперь, подумал Саша, он поднимается по парадной лестнице, шаг за шагом, и с высоты лестницы Саша видел, какие маленькие прошедшие концерты и города, а нависшая волна – просто завиток, и даже его развод – просто завиток, думал Саша. Он так благодарен всем, думал Саша, Саша лёг в Шавасану, и чувствовал, как растекается сквозь коврик. Саша мысленно благодарил каждого, Саша проходил вниманием расслабленное тело от ног до макушки, Саша был благодарен Максу, ребятам, Алине, Костику звукачу, Антону, всем зрителям, таксистам, Светке и Ирке, проводницам, Рите, что его обокрала, Полли, у которой оставил гитару, Саша мысленно посылал им свою благодарность. Саша мысленно слал свою любовь и благодарность бывшей жене.

Когда Саша позавтракал овсянкой с фруктами, ему написала Алина: «Саш, могу набрать?»

Саша сам позвонил ей.

– Саш, привет, слушай…

– Да.

– Короче, я сожалею, что так вышло. И с «Платоновом» особенно. Это моя вина. И в Ростове надо было получше что-то найти. Да, мы начали поздно, но это не оправдание.

– Алин.

– Это мои косяки, и….

– Алин?

– …я организатор, я менеджер, я должна была всё продумать.

– Алин…

– Прости пожалуйста, Саш. Давай сделаем следующие города лучше. Я сделаю лучше.

– Алина!

– Что?

– Спасибо, за всё. Я тебе очень благодарен. Ты не виновата. Мы сделаем всё лучше.

– Ладно… Давай запишем новые песни?

3. Анатолий Савельевич Даль, преподаватель кафедры физики твёрдого тела, 65 лет

никогда не любил его эти трынди-брынди, никогда. он всё делает не так. потому что он не следует законам авторской песни, он их нарушает (…)