Никто не знает Сашу

Он открыл страницу – был удалён из друзей, и всегда теперь заходил как бы с чёрного хода, вбивая никнэйм в поиске. Уже протоптал тропинку – сеть сама подставляла её профиль на первых буквах. Ещё раз открыл её пост.

«Иногда прошлое возвращается». И селфи в лифте, московском нигде, капсуле самолюбования. Постриглась коротко, яркий маникюр, послеразводное каре, классика. Дерзкий взгляд в камеру, в кого-то конкретного по ту сторону экрана. Скорее для отвода глаз от почти подросткового текста. Ещё один ход в заочной переписке.

Открыл сообщения и нашёл её не удалённый контакт. Всегда были записаны друг у друга по имени-фамилии. Нежные клички не были зафиксированы, только из уст в уста. Не любили демонстрировать отношения на людях. Как минимум, она. Как минимум, среди своих московских друзей. Ладно.

«Привет. Видел твой пост. Можем встретиться и поговорить.»

Стёр точку, поставил «?». Стёр всё.

Низкий заряд батареи. Осталось менее 10 %. Отмахнулся от уведомления.

«Привет) Как дела? я вернулся))) Может, стоит поговорить?» – стёр сразу, как дописал.

«Прости меня, пожалуйста. Я тогда сделал всё не так. Я бы очень хотел встретиться и поговорить. Если тебе это нужно».

Долго смотрел на экран. Если откроет сейчас переписку с ним, увидит, что он набирает. Стёр «Если тебе это нужно».

Телефон вздрогнул от сообщения, он вздрогнул в ответ, выронил со шлепком на плитку, поднял, на экране появилась маленькая трещина, небольшой росток и:

«Привет! В Поволжске всё будет, мы утрясли! Даже платить ничего не надо, Ремизов тётке коньяк подогнал, накинем ему» – Алина.

«Класс! Спасибо!»

«Да не за что) Это моя работа. Я же твой менеджер;)

Как там дела, с Полли?)))»

«Слушай, еле сбежал) Даже пораньше на вокзал уехал»

«Ого! А что?»

«Да она вообще. Залезла ко мне в постель» – подумал, и стёр.

«Да она вообще. Расскажу при встрече. Всё обошлось)»

«Смотри мне) Приезжай, отсыпайся»

«Ага. Спасибо».

Наконец-то окрыли буфет напротив, и он даже смог найти там овсяную кашу, нормально позавтракать и немного зарядить телефон. Здесь было теплее и не пахло. До электрички оставалось двадцать минут, были деньги после вчерашнего концерта, он вытащил им остальные четыре города, и вышел в небольшой плюс.

Впереди было несколько дней отдыха, можно спокойно всё обдумать, привести себя в порядок, думал он. Посмотрел в погашенный экран, в чёрную прорубь.

Итак. Будучи в ашраме, я зашёл к ней на страницу и увидел пост с песней «Паруса». Я лайкнул. Она удалила. Я запостил «Последнюю». Я написал: я не доволен прошлым, я делал ошибки, сожалею, бла-бла-бла. Она сказала мне «Не успел». Я написал о туре, смотри, как я хочу всё преодолеть и начать сначала. Тишина. Я снял смешное видеоприглашение в Непале, я записал видео с живым исполнением новой песни. Ничего. Я поехал в тур, я написал, что хочу вернуть прошлое. Она написала «Иногда прошлое возвращается». Мы и так в разводе. Презирать меня сильнее она не сможет. Больнее я уже не сделаю.

Саша вспомнил день перед их последней ссорой. «Ч-ч-чёрт… Ладно. Я напишу честно. Я не буду извиняться. Она тоже накосячала. Я просто спрошу, один шаг навстречу»

«Привет. Ты тогда удалила песенку. но я видел) я тут поехал в тур, Ну может, тебе интересно. прошлое возвращается))). Я решил вернуться.».

Он хотел попросить прощения или предложить встречу, но вспомнил, как они орали друг на друга в последнюю ссору, когда он увидел её совершенно чужой, далёкой, будто не знал никогда. Он вспомнил, как она выложила трейлер докфильма про группу «Зёрна», где они выглядели нелепыми рокерами с маленькими залами. Просил же не выкладывать.

Он отправил сообщение.

Саша тут же перевёл телефон на ночной режим и убрал во внутренний карман рюкзака. Он шёл по платформе почти в припрыжку, с идиотской картиной под мышкой, с рюкзаком, забитым грязным бельём, усталый, не выспавшийся, но почти счастливый. Он был над пропастью, за которой – счастье. Он думал шагнёт – и счастье. Он думал, что всего один шаг отделяет его от счастья. Что счастье где-то рядом, в одном шаге от него. Надо было только правильно сделать этот шаг. Сделать правильный шаг. Так он думал. Он теперь был рад, что смог удержаться с Полли. Там было что-то важное, горячее, случившиеся – и слава богу – та история не про меня, думал он. Он шёл вдоль электрички, картина резала под мышкой, била по ноге, спина ощущала себя тревожно голой без гитары, но центром тяжести всего этого существа из рюкзака, человека, картины было не это.

О, не это. Центром моей тяжести тогда был телефон во внутреннем кармане рюкзака у самой спины, и я ловил малейшие изменения, ожидая вибрация, боясь её, не веря в неё, я вчувствовался всей спиной в весенний воздух, я ждал удара в спину. А когда я зашёл в электричку, я вспомнил, что на ночном режиме вибрации от сообщения не будет, оно просто всплывёт на экране, как кит из глубин, беззвучно, плавно, беззвучно и плавно. И я сел в электричку, в середине вагона, улыбаясь под нос, словно влюблённый. Достал рюкзак. Полез в карман пальцами, что болели от струн. Достал. Поддержал в руке, прежде чем нажать на кнопку, не зная, чего боясь пустоты, сообщения.

Я нажал.

«Привет. мы же всё решили. хочешь что-то про нас – …» – текст обрывался границей синего облачка.

Палец пронёсся по коду, разблокировал, открыл.

«Привет. мы же всё решили. хочешь что-то про нас – говори про нас. эти закидоны оставь своим наивным поклонницам;)»

Саша погасил экран. Раздолбанная электричка тронулась с места. Женщина на перроне махала рукой внукам, словно оттирая невидимое стекло перед собой. Пованивало мочой, привычным аммиаком. В вагоне было холодно, хрупкий уют нёс на работу невзрачных пассажиров в сером, яркие пятна студенческих курток. В окне поплыли гаражи, склады, столбы, срезанные туманом, мелькнуло признание в верности футбольному клубу, непечатное слово, признание в любви к Машеньке. Саша снова нажал на кнопку. Разблокировал телефон. Открыл сообщение. Пальцы не слушались, будто не его, не мои, Саша собирал непослушные линии:

«жёстко) раньше ты была мягче. лучше буду помнить тебя прошлую)». Большой палец метнулся и завис над кнопкой. Как раньше, когда мы сорились, и надо было пульнуть в неё текст на волне гнева, до того, как начнутся сомнения, станет стыдно. Но прежде, чем нажать, в памяти всплыла ослепительная улица в жёлтой пыли, крыши, пагоды, вдох и выдох, просто ощущение, аничча, палец вернулся к клавиатуре, стёр всё написанное, Саша убрал мёртвый экран в карман, посмотрел в окно. Мимо неслись столбы и взлетал, и падал родной, осточертевший провод.

Сзади послышалась песня. Сбивчивая гитара – Em – Bm. Какой-то хриплый, не попадающий ни в ритм, ни в ноты голос пел Цоя, так мелодраматично попадал в Сашино сегодня. Господи, как он ужасно поёт. Саша смотрел в окно. Ужасно поёт. Во, не попал. Опять. Ладно. Сейчас закончит куплет, потом припев, и потом ещё куплет и припев, максимум, два раза. И пойдёт, собирая деньги, и я даже протяну мелочь, думал он. За то, что заткнулся, за то, что песня так банально иллюстрирует мою жизнь, словно тот ужасный роман, который хочет написать Дав. «Солнечная плеть». «Внутри Саши Даля». Ещё куплет и два припева. Я дам ему денег и буду смотреть в окно, думал он.

Я поеду в тур. Я поеду в тур, думал Саша. Я разорву каждый город, и особенно Поволжск, где могут прийти её подруги, если они меня не вконец возненавидели после её развода, я дам самый охренительный концерт в Москве, и даже если она не придёт ни на один – а она не придёт – все её общие знакомые будут говорить про этот концерт, про него, про его песни и голос, что он – последний герой, и эта блядская «Гидра», в которой она теперь работает, про него напишет. Саша усмехнулся своим детским мыслям, приложил лоб к ледяному стеклу – остудить жар, оставить очередной отпечаток в бесчисленной электричке. Ладно. Я просто поеду в тур, улыбнулся он. Ещё пережить полкуплета и припев. Дам ему денег. Дам.

ЧАСТЬ 2

1. Ксения, режиссёр, 29 лет, Москва, список 2

Если бы я писала рассказ про мои отношения с бывшим мужем, я бы звучала как Довлатов в юбке. Это бы дало мне дистанцию. Возможно, дистанция есть и так. Но я не хочу проверять. Итак, что меня бесило в бывшем муже?

Ну, например, Саша невероятно ковырялся в носу. Засовывал в него пальцы с изобретательностью гитариста. Удивительно, как он их не сломал. Наверное, берёг для игры.

В туалете Саша не всегда был достаточно меток. В ноты он попадал лучше. Видимо, его точность распространялась только на высокодуховные вещи. До материального он не хотел опускаться.

Саша храпел. Негромко. С учтивостью советского интеллигента. На самой грани слышимости. Мешал спать с уважением. То ли такое строение носоглотки, то ли воспитание.

Саша везде оставлял свои провода и струны. Если другие мужчины метили территорию носками, Саша хотел показать принадлежность к профессии. Подчеркнуть музыкальность своего быта. Хотя и носками в итоге не брезговал.

Сложно найти место в квартире, где бы Саша не оставлял гитару. Кухонный стол, шкаф балкона, туалет. Поразительная креативность в условиях однушки. Один раз Саша оставил гитару в ванне. Она жалобно блестела струнами и напоминала брошенную любовницу. Казалось, мы живём втроём. Саша уже тогда проявлял тягу к пошлым драмам и треугольникам.

Когда Саша выходил из дома, он сначала полностью одевался. Потом обувался. А потом вспоминал, что в этом бренном мире существуют ключи, бумажник, телефон. Иногда осознание настигало его в подъезде. Саша никогда не мог выйти из дома с одной попытки. Однажды он выходил из дома 16 раз. Соседи подумали, что мы переезжаем. Будучи человеком творческим, он никогда не клал вещи на одно место. Я бегала по квартире и искала карту «Тройка» – за унитазом, в духовке, под диваном, Саша стоял в прихожей. Главным аргументом было – натопчу. Так Саша проявлял заботу о чистоте дома.

При этом Саша никогда не мог найти нужную вещь сам. Даже если вещь лежала на видном месте. Помню, он потерял кастрюлю борща в холодильнике. Саша не помнил дат и годовщин. У Саши была избирательная амнезия на всё, что связано с готовкой, уборкой и стиркой. Зато Саша помнил наизусть десятки малоизвестных песен. В хозяйстве это не особо помогало.

Саша в совершенстве овладел искусством автокорректа. То есть, заканчивал за меня предложения без спросу. Или подсовывал нужное, как он думал, слово. Саша слишком буквально воспринимал фразу – они договаривали друг за другом. Тем более, в 90 процентах случаев Саша ошибался.

Саша всегда знал, когда в моей пачке будет последняя сигарета. В этом вопросе его интуиция граничила с экстрасенсорными способностями. Правда, догадаться, что сигарету надо оставить мне, Сашиного чутья не хватало. Как и догадаться о том, что я слышу, как он иногда мастурбирует ночью, на своей половине кровати. Не думаю, что он представлял меня. В этот момент я скучала по его храпу.

Мне можно было не беспокоиться о фигуре. Всё вкусное Саша тоже съедал первым.