13.09

Я покачал головой.

– Любви недостаточно.

– Недостаточно?

– Нужно быть идиотом, за которым любая пойдет.

Николас что-то невразумительно пробормотал, широко открыв рот, будто собираясь откусить край бокала.

Поднял ворот пальто, зябко осмотрелся, ощущая спиной тяжесть дверей «Дома Зингера»; за ней, в глубине здания, остался допивать в одиночестве чертовски дорогое вино Николас ван Люст. Здесь же, снаружи, утих снегопад, и немногочисленные прохожие засновали по своим нехитрым делам; не сновали – тащились, еле передвигая тяжелые ноги. Среди этих похожих на призраков людей обнаружилось целых пять женщин. Пять – это действительно много для этого места и времени. Возраст их я различить не сумел. Две из них шли под руку с мужчинами. Возможно, они возвращаются с утренней мессы преподобного Жана-Батиста? А те три одинокие дамы, наоборот, ищут пару себе, чтобы посетить мессу вечернюю? Внезапно пришла мысль о том, что ван Люсты окружили меня – во всех смыслах. Одни притворялись друзьями и втайне мечтали о моей жене, другие же стравляли за деньги с плохими парнями. А третьи, может, сочетали все это и тихо посмеивались…

Но, как бы то ни было, теперь у меня есть работа. До смеха нелепая, и будто для смеха же высокооплачиваемая.

Изрядно продрогнув, стоя на одном месте, я, наконец, направился к станции МЖД – предстояла долгая прогулка в сторону Большой Невы, к Финляндскому вокзалу. В затылок мне будто плюнули чьим-то презрительным хмельным взглядом.

4

На кухонном столе лежали редкие, а оттого странные для нашего дома вещи, а именно деньги в виде десяти новеньких банкнот Европейского Центрального Банка достоинством в сто евро две тысячи двадцать седьмого года выпуска. Томик Фридриха Ницше и его начинка находились тут же, черной и серой кляксами дополняя ощущение того, что выцветшая старая столешница превратилась в абстрактное полотно. Лица неизвестных мужчин и женщин приветливо улыбались, пейзажи далеких краев, архитектура чужих городов манили нас с пестрых и гладких, как пластмасса, бумажек, нули-единицы по их краям сулили воплотить любые мечты в реальность. София с холодным любопытством разглядывала принесенные странности, как до того слушала мою историю. Она взяла в руки купюру с изображением благородной томной дамы в тиаре, поднесла к своему изящному носу.

– Деньги пахнут, – произнесла она. – Эти – ожиданием того, за что же они тебе достались.

Я тоскливо нахмурился.

– Я все тебе рассказал, Софи. Просто поболтаю с бедняжкой Анной, вот и все. Не бойся, я не поддамся ее женским чарам. Главное, чтобы она поддалась моим, мужским.

София вспыхнула, смяла банкноту и швырнула обратно на стол.

– Дурак же ты, Глеб! – воскликнула она. – Уверен, что тебе нужна такая работа? Ты, в конце концов, простой парень, зачем с подобным связываться? Почему так много платят? Чем убедишь, эту… Анну? Найдешь ли вообще в трущобах?

Она смотрела на меня своими полярными глазами. Сейчас, на светлой кухне, радужки Софии мягко светились изнутри диким древним огнем: они обладали редким серебристо-серым оттенком, пронизанный чуть видимыми желтыми крупицами; так светилась бы нагретая ртуть, усеянная золотой пылью; то был взгляд волчицы.

– Меня благословил поп, это должно вдохновлять, – я усмехнулся. – По его словам, она там такая одна. Несколько часов легкой прогулки по Гостинке вряд ли принесут мне больший вред, чем посещение церкви.

– Легкой? – вздохнула моя жена. – Это же чертов Гостиный двор!

– Софи, Софи! Не будь такой пессимисткой. Даже четверти этой суммы хватит на первичное обследование. Мы ведь так давно хотели попасть к тому специалисту!

В уголках ее губ появились крошечные морщинки.

– Хочу одного – чтобы с тобой ничего не случилось, – произнесла София. – Кто бы мог подумать! У Николаса есть дядя, и этот дядя католический священник. Нашел спасителя на час, дал ему фонарь, открыл в нем гребаный дар, благословил! Не такую помощь я себе представляла…

В глубине светлых глаз сверкнули рыжие искорки. Это означало одно: моя жена начинает злиться, причем очень и очень сильно. Еще бы! Представляю себе, чего ей стоило преодолеть свою гордость, обратившись к тому, кого совсем еще недавно считала воплощением мерзости. Ответ на ее просьбу выглядел – или являлся – изощренной насмешкой.

– Прошу, пожалуйста, не злись, – я попытался смягчить ее, направить ход ее рассуждений в прагматичное русло. – Посмотри – это просто чертова куча денег, и эта куча лежит на нашем столе.

София выразительно посмотрела на меня.

– Вот именно, Глеб, эта куча лежит на нашем столе, в нашем доме. И она мне очень не нравится, и Ницше этот не нравится, и фонарь…

– Зачем они дали фонарь? – спросил я, цепляясь за возможность сменить тему.

– Чтобы ты посветил себе в голову, пытаясь найти там остатки здравого смысла!

Да, София могла быть грубой; она разочарована и ошеломлена, и я понимаю ее.

– Прости. Это все так нелепо и глупо, и, господи!..

– Фонарь, – тихонько напомнил я. София развела руками:

– Он чтобы светить, конечно. Кого можно найти в темноте Старого города?

Она взяла со стола миниатюрный металлический фонарик, отыскала небольшую прорезиненную клавишу, надавила подушечкой пальца. Тонкий и яркий луч абсолютно белого света ударил ослепляющей жирной точкой по изображению какого-то древнего вычурного собора на одной из купюр. Охровые стены мгновенно выцвели, от места, куда бил луч, разлетелись радужные круги. Свет звезды, проникающий на кухню из-под серого полотнища облаков, казался жалкой пародией на само понятие «Свет» в сравнении с этим тонким, но таким мощным порождением технологий.

– Хочешь, я…

– Нет-нет-нет, и не предлагай даже! Ты со мной не пойдешь. Двух женщин от толпы грязных подонков я точно не отобью. И одну-то не представляю, как вытащить из этих трущоб, так что пообещай мне – никаких сюрпризов, Софи!

София щелкнула переключателем, пространство кухни погрузилось в пепельный туман; вновь сделалось тускло.

– Какие еще сюрпризы? Я подумываю прямо сейчас позвонить ван Люсту и послать его к чертовой матери!

Томная дама в тиаре подмигнула мне. Взгляд ее говорил: я живу в роскошном дворце и молюсь в красивом соборе, разъезжаю в золоченой карете, и у меня есть наследник всей этой благости. А что насчет тебя?..

– Но Софи…

Замолчал. Перевел взгляд на другую бумажку. Город из башен парил над чернильно-синим океаном. Бесконечною линией бессмысленным набором цифр шел и шел поверх этой радужной иллюзии номер купюры. Единицы и нули громоздились по ее углам, придавливая собой к поверхности стола.

И всего этого может стать в два раза больше…

– Что, Глеб? Подумай-ка еще раз. Подумай хорошенько. Я даже не смогу узнать, как продвигается твоя, с позволения сказать, миссия, не смогу помочь чем-либо.

– Помочь?..

– Ты собрался в трущобы Гостиного двора на концерт местных отморозков разгуливать в обнимку с какой-то сумасшедшей девахой! Думаешь, все будет проходить в традициях культурной столицы? Сильно сомневаюсь. Я тут с ума сойду в одиночестве!

Наконец смог оторвать взгляд от денег, взглянул на мою здравомыслящую жену. Сказал вяло:

– Ну это-то как раз просто. Куплю по дороге сотовый, и без проблем…

– Без проблем? Сотовый?

Хлесткая фраза была преисполнена сарказмом и злостью.

– Твоя работа мечты начинается сегодня в двадцать один час по петербургскому времени, так?

Медленно кивнул.

– Ну тогда смотри: ты едешь в банк менять деньги. Это примерно час вместе с дорогой, если повезет с монорельсом до Нового города. Потом выбираешь себе аппарат, оформляешь заявку на услугу связи и ждешь пару недель. Вариант так себе. Или ты можешь попробовать найти телефон здесь, на блошином рынке Удельной, например, но вряд ли тебе дадут сдачу с сотни евро местные доходяги; скорее, если дадут, то по голове. И вообще, Глеб… Связь? В Старом городе?