Игра знамёнами. Часть вторая: «Крамола небесная»

Кстати, располагалась она примерно в этих же местах.

Даже жутко было представить, что тут творилось ночью. Воображение тут же нарисовало мечущуюся и разбегающуюся в испуге в разные стороны толпу мерян, для которых родная земля в один миг превратился в чужое и страшное место. И бесшумную тень, которая подобно безносой старухе Маране носиться между ним, сея смерть каждым своим прикосновением.

От осознания того что этот… то ли человек то ли демон… накрошивший бесову кучу народу, бродит где-то неподалёку, мужское отличие волка пришло в движение. Правда, совсем не так как давеча на поляне – теперь оно норовило наоборот – поглубже втянуться в муди.

А может быть, он видел сейчас и все его метания по этому лесу? Сидит где-нибудь за кустом, и скалиться, предвкушая очередную свою шуточку?

От таких мыслей Волченю и вовсе мороз продрал по коже.

А в следующий миг его предположение подтвердилось. Витязь и вправду всё это время был неподалёку.

Вот только следить за своим «подопечным» он никак не мог.

А как тут уследишь, если находишься без сознания?

Мало того – висишь вниз головой, подцепленный за ногу ременной петлёй?

Лапа зверя легла на оголовье кинжала.

Похоже было на то, что этой ночью лихой витязь, в полном соответствии с одной из самых излюбленных своих прибауток, всё-таки нашебаршил себе полон рот приключений.

Возможно даже в последний раз.

Конец осени. Залесье. Окрестности города Гостов

Протяжные звуки бубна разносились далеко окрест. Повинуясь их ритму, трое жрецов, облачённых в шкуры священных животных – бера, лося и кабана, обвешанных огромным числом бубенчиков и брекотушек, беспрерывно вертелись и скакали вокруг гигантского идола, вырезанного из цельного ствола огромного дуба. Изображал тот могучего мужа с суровым лицом, всклокоченной бородой, длинными волосами, простёртой вперёд десницей и встопорщенным удом.

К его подножию были привязано несколько голых пленников – вперемежку мужей и жён.

Не будь капище мерянским, можно было предположить, что волхвы готовятся принести жертву Волосу – хозяину всех лесов и повелителю всех зверей. Но кто знает этих дикарей, – каких богов они славят, помимо своих камней?

Святилище располагалось на вершине невысокого, но крутого пригорка, являвшего собой центр обширного городища. Включавшего, по меньшей мере, нескольких сотен домов с дворами, раскинувшихся вокруг капища замысловатой сетью улиц и переулков.

Городище было не только большое, но и хорошо укреплённое. Кроме двух рядов высокого частокола, за которым присматривали явно лучше, чем на том приснопамятном погосте, с двух сторон его прикрывали две узенькие, но топкие речушки. С третьей – немалых размеров озеро.

А с четвёртой стороны лежал широкий пустырь – стрелища в полтора-два, отделявший городища от другого поселения – куда менее обширного, но значительно лучше защищённого.

Точнее даже крепости. Она стояла на высоком холме с обрывистыми склонами, и была обнесена саженными бревенчатыми стенами с полудюжиной боевых веж.

Это и был тот самый Гостов, куда так хотели попасть княжич со спутниками.

Вот и попали.

Как бер в шкуродёр.

Здесь Волчене предстояло предстать перед судом наместника.

Вот только тому в ближайшее время явно будет не до этого. Ведь и самому Олегову сродственнику вскоре, по всей видимости, предстояло испытать на себе нечто подобное.

Тот самый пустырь, который в мирное время, скорее всего, использовался в качестве торжища, и, вполне вероятно – всё невидимое отсюда пространство вокруг холма, заполонили несметные толпы мерян. На глаз никак не меньше нескольких сотен. И они явно готовились к бою – яростно потрясали самым разнообразным оружием, и воинственно пританцовывали под звуки всё того же бубна, примитивно копируя движения жрецов на капище. Те же своими танцами, видимо, пытались снискать благоволения у богов. Дабы те даровали удачу в предстоящей атаке на город.

Волченя, как искушённый в воинском деле муж, мог предсказать её исход и так – без помощи высших сил. У дикарей не было с собой никаких приспособлений для того чтобы взбираться на стены. Разве что они будут делать это по вонзённым в брёвна копьям или топорам. Что при их «сноровке» вряд ли было возможно. Не смогут они и поджечь укрепления. Поэтому им, скорее всего – предстояло понести огромные потери и бесславно отступить.

Но знал он и другое – стены ведь тоже защищают люди. А если их боевой опыт ограничивается парой-тройкой стычек с такими же вот… мерянами, они вполне могут струхнуть, и показать атакующим спину. И тогда никакие крутые склоны и стены с вежами Гостов не спасут.

Но подобного никак нельзя было допустить. Хотя бы для того чтобы частично загладить собственную вину.

Для того чтобы выяснять что здесь происходит, их отряду потребовалось два полных дня. Гридням пришлось несколько раз пробираться в лагерь осаждающих, в надежде добыть хоть сколько-нибудь осведомлённого языка. Дважды приведённые полоняники оказывались пустышками, и ничего толком не могли рассказать. Кроме того что, мол, совсем скоро все святотатцы будут жестоко наказаны. И только третий, по всей видимости, какой-то вождь, поведал, наконец, отчего это мирная последние полвека меря вдруг разбуянилась и, поправ все законы, пошла войной на соседей.

По его словам, началось всё несколько лун назад. Когда по этим местам начал бродить какой-то странный проповедник. Он славил старых богов, и пугал всех гневом высших сил. Одевался при этом как жрец Волоса, вот только выглядел совсем не по-здешнему – ликом тёмен, волосом – черен, носом – горбат, взором же – яростен. Он стращал, что совсем скоро грядёт великая битва, за которой придёт неизбежный конец света. И требовал от людей сделать выбор – за каких богов они будут стоять в свой последний час – за старых, доставшихся от предков, или за новых – принесённых завоевателями. От этого, мол, зависит – попадут они после смерти в ирий или будут стынуть на вечном морозе.

При этом он творил лютые чудеса. Бывало, встанет против него с супротивным словом какая баба-большуха, так он из неё духа злого прилюдно изгонит. В виде ящерицы или змеи. Вынутой из малого разреза на шее. Или из уды. А скажет что поперёк муж добрый – заставит того окаменеть и целый день столпом стоять. Пока не смилуется.

И всё подстрекал он людей собраться с силами, да напасть на детинец наместника в Гостове. Мол, в нём весь корень зла.

– Да ещё и где угнездился? – вещал тот – В самом святом месте мерянской земли! Возле древнего капища отца-создателя!

Вон оно кстати – на небольшом островке посреди того самого обширного озера. Стоит себе камень-истукан, которому, то ли боги, то ли руки резчика придали черты, отдалённо напоминающие человеческие.

Кстати, судя по всему, деревянное изображение, вокруг которого сейчас скакали жрецы, явно копировали с него.

В общем, проповедник призывал народ напасть на крепость и вырезать подчистую всех её обитателей.

– Помяните моё слово люди! – надрывал он горло – Не сделаете этого сегодня – завтра они осквернят ваши святыни!

За короткий срок он успел набрать среди простого люда такой вес, что заставил обеспокоиться «лучших» – вождей, старейшин и жрецов. Они почуяли – ещё чуть-чуть, и власть может попросту ускользнуть из их рук. Существующее положение дел было для тех сродни небесной благодати. Позволяло и обзавестись весьма выгодными торговыми связями с соседними народами, и поднакопить немало добра. Терять которое, да ещё и по прихоти неизвестно откуда взявшегося святоши никому не хотелось. В общем «лучшие» заручились поддержкой богов, собрали отряд верных воев, и, улучшив миг, когда проповедник в гордом одиночестве держал путь из одной веси в другую, окружили его, потребовав немедленно покинуть мерянские земли. Более того – никогда в них больше не появляться. Под страхом лютой смерти.

И в этот раз никакие «чудеса» смутьяну не помогли – над воями жрецы провели особый обряд, и его чары на них не подействовали. Проповедника «проводили» до границ Залесья, и даже чуть дальше.

На этом вроде бы всё успокоилось.

Простой люд конечно, немного повозмущался, но не особо сильно. Но только до тех пор, пока – спустя буквально две седмицы, в одном из священнейших мест мерянской земли – капище на Клещином озере, не случилось нечто страшное. Причём произошло это прямо во время крайне важного обряда осеннего благодарения матери-земли, который ни в коем случае не предназначался для глаз иноплеменников. Последнее грозило потерей благосклонности великой богини. А разгневавшись, та могла наказать своих непутёвых детей неурожаем и мором скотины. После того же, что произошло там, даже трудно было представить, какое она придумает наказание. Чужаки не только увидели сам ритуал и посмели бросить дерзновенный взгляд на священный камень – когда разъярённые мужи бросились за ними в погоню, те учинили настоящую бойню, подло, под покровом ночи, перебив несколько десятков мерян! Таким образом, вместо священной крови дев, они заставили великую мать напиться руды собственных сыновей!

Тут-то народ, ещё не позабывший речей проповедника, по-настоящему взбурлил, и едва не истребив в одночасье собственную верхушку – тех самых вождей, жрецов и старост. Люди потребовали найти и вернуть изгнанника. А во вторую очередь – исполнить его завет – уничтожить Гостов – проклятую крепость находников, вместе с нечистым капищем принесённых ими в Залесье новых богов. Ведь святотатство наверняка произошло при их пособничестве. Так кричали три главных зачинщика восстания – три родных брата из богатого, но мало влиятельного доселе рода – Ёрш, Щука и Карась.

Это по их словам, было очевидно. Ведь нигде в другом месте по всей округе не было больше воев, способных на подобное.

Лучшим людям ничего другого не оставалось, как только перейти на сторону большинства. К крепости сначала подступили жители окрестных весей и городищ. Они перекрыли все дороги, по которым туда могла прийти помощь. Затем подошли люди из более отдалённых мест. Причём произошло всё настолько быстро, что наместник попросту не успел никого оповестить. Или не смог. А если и пытался – гонцов наверняка перехватили.

Вот поэтому-то маленький отряд, при других обстоятельствах преодолевший бы расстояние от Клещина озера до Ростова за считанные дни, и оказался отрезан от города едва ли не тысячей разъярённых мерян.

Тогда вторая группа доглядчиков, отправленная княжичем разведать другой берег водоёма, вернулась почти сразу. Ей повезло наткнуться на говорливого старичка-бортника, который подробно описал гридням, где они оказались, и как им добраться до нужного места.

Главная проблема оказалась связана с отрядом Волчени. После того как он вернулся в лагерь, княжичу со спутниками пришлось сначала добираться до того самого места. А потом ещё немало времени ушло на то, чтобы выходить раненного Стрелобоя. Теперь вот отряд был вынужден таиться за гребнем невысокого лесистого пригорка, в нескольких стрелищах к полуночи от города, и бессильно наблюдать оттуда за происходящим.

Причём почти в полной тишине. Лошадям, дабы те не ржали, замотали морды тряпками. Молчали даже вечно неугомонные отроки. Даже Рада с Огурой больше не обсуждали своё нудное виршеплетение. Сидят вон мрачные, и даже не смотрят друг на друга.

Теперь-то они, небось, навсегда запомнят, что за народ такой – меря! И не будут высокомерно цедить через губу: мол, в сортах чуди не разбираемся.