Одно Целое

– Смотри не глупи, – предостерегает меня он.

Я нахожу номер Вики и нажимаю кнопку вызова. Длинные гудки. Долго. Гудки. Слышу, как бьётся моё сердце. Ничего. Снова набираю номер. То же самое. Я смотрю то на Дольского, то на отца Сержа, они – на меня.

– Ничего, – говорю я, – попробую ещё.

Та же история.

– Да, не получается легко и просто, – отец Сержа закидывает ногу на ногу, – ну ничего, время у нас есть, подождём немного. Пиши смс.

Я набираю: «Вика, это Костя, очень нужно с тобой поговорить. Перезвони, как увидишь пропущенные вызовы. Это важно».

Ждём в полной тишине. Такое чувство опять, что время застыло. Минута, вторая, десятая. Я сжимаю трубку в своих руках, смотрю на неё, но ничего не происходит. Отец Сержа начинает прохаживаться по комнате, Дольский о чём-то тихо перешёптывается с одним из охранников.

«Трр», – внезапно вибрирует телефон. Он стоит на беззвучном режиме, так что никто кроме меня этого не замечает. Смс: «Костя! Падай на пол и прячься!» Я аккуратно и быстро смотрю по сторонам, стараясь не делать резких движений, не понимая, что происходит. Ещё смс: «БЫСТРО!!! СЕЙЧАС!!!». Я бросаюсь на пол. Отец Сержа ошарашенно смотрит на меня, Дольский бросается к нему.

– ВНИЗ! ВНИЗ! ОТ ОКНА! – вопит он.

Оба окна комнаты синхронно лопаются, разлетается звук битого стекла, раздаются раскаты автоматных очередей. Один из охранников, брызнув кровью, падает замертво, второй держится за шею, по которой обильными струями текут красные потоки. Он пригибается, пытаясь достать пистолет, но в следующую секунду тоже падает и больше не двигается. Пули насквозь прошивают старое здание. Я отползаю к стене и прячусь в углу за сервантом. Осколки летят в разные стороны, они нервно и звонко засыпают всё вокруг. Дольский оттаскивает отца Сержа куда-то вглубь дома. После них на полу остаётся длинный красный след. Крошатся стены, летят обломки мебели. Слышны стоны, ругань и выстрелы, выстрелы, выстрелы. Одиночные, очередью, громче, тише, по дому, из дома. Взрыв где-то на улице, потом ещё один. От страха я втискиваюсь в себя, вжимаюсь в пол, зажимаю уши руками. Сердце бешено колотится, дыхание замирает, я пытаюсь хватать воздух, но у меня не всегда получается. Оглушающий хлопок раздаётся где-то внутри дома, потом ещё один ближе ко мне. Комнату обволакивает дым. Резкая боль, помутнение, глаза слезятся, всё плывёт, не могу дышать.

Горизонты, миры, следствия и поступки, всё перемешано в какое-то странное варево. Сегодня ты спишь, ходишь, о чём-то думаешь, а завтра ты уже в каком-то другом месте, не помнишь, что тебе снилось, о чём думалось. Вычёркивается из тебя, вымывается, выветривается всё: и важное, и неважное, и чуждое, и любимое. Всё выходит и уходит, неся либо очищение, либо пустоту. А ты остаёшься сам наедине с собой. Как есть. Не тот, что раньше, не тот, что потом. Вакуум невесомости и ничего, и ничего кроме этого остановившегося времени вне систем координат, вдали от точек отсчёта.

– Чисто, – слышу я сквозь пустоту, перемешанную с шумами и помехами, будто из радиоприёмника.

Я лежу и не могу пошевелиться. Ощущаю на себе чьи-то руки, пытаюсь приоткрыть глаза. Сквозь пелену с трудом различаю силуэты. Несколько пар ног перемещаются по комнате. Доносится непонятная речь, то ли французская, то ли итальянская вперемешку с русской. Переворачивают на спину, свет ослепляет меня, я зажмуриваюсь, вырывается протяжный стон. Делаю ещё одну попытку открыть глаза. Всё плывёт, начинаю кашлять.

– Живой. Нормально. Оклемается, – кричит какой-то человек в чёрной одежде, армейских ботинках, с автоматом наперевес.

Он поднимается и отходит от меня. Я привстаю, смотрю по сторонам. Кругом руины, пыль, не до конца развеявшийся дым. Несколько человек продолжают движение по дому, о чём-то переговариваются. О чём – не разобрать. Делаю усилие в попытке встать. Не выходит. Сажусь, облокачиваясь спиной о стену. Голова кружится, но зрение и слух постепенно проясняются, не до конца, но уже лучше. Кто-то заходит в комнату и направляется ко мне.

– Ну что, привет, дружище. Давненько не виделись.

Кажется, узнаю голос, поднимаю голову – Серж.

Глава 69

Никогда не считал себя шибко умным, равно как, и непроходимо глупым я себя тоже никогда не считал. Мог что-то предугадывать, что-то загадывать, мечтать о чём-то. Мог потом разочаровываться или наслаждаться результатами. Я никогда в момент триумфа не пел хвалебные песни себе, ну, может, чуть-чуть. Да и то, вся эта вымышленная бравада была направлена лишь на то, чтобы осадить кого-то в его надменном порыве. Внутри же себя я всегда понимал, когда мне повезло, а когда нет. Даже, когда всё было заслужено, по-настоящему, может, даже выстрадано, я знал, что нельзя чувствовать себя властелином и кичиться своими результатами в каком-то деле. Сам подтёр себе зад, сам помыл посуду, сам получил отличную оценку, диплом, любовь. Нельзя петь хвалебные песни себе направо и налево, иначе отвернётся позитивная волна. Нельзя, конечно, и приуменьшать. Нужно всегда сохранять баланс. Чтобы энергия эта, везения, успеха, не посчитала тебя конченым типом, который слишком зарвался.

Сейчас, сидя в пыли, в этой разрушенной комнате, в этом разваленном доме, в подтёках крови, в битом стекле, в ошибках, не ошибках, принятых решениях, в моментах, что случились без моего ведома и желания, я пытался откашляться. Приходя в сознание, мысли начинали окутывать мою голову. Они, эти мысли, летели и размножались, уже почти роились. Кусали друг друга, опровергали друг друга, потом соглашались и снова опровергали. Строили догадки, потом от них отказывались и начинали придумывать новые. Они существовали где-то в стороне от меня, а я просто за ними наблюдал. Мне уже было наплевать. На всё. На всё, кроме Лены.

– У них Лена, – говорю я, не произнеся не единого приветственного слова.

– Где? – спрашивает Серж.

– Я не знаю. Дольский схватил её и меня. Я здесь, а где она… – подкатывает комок в горле и перекрывает дыхание.

– Дольский ушёл. Он ранен, но его здесь нет, – Серж сочувственно и раздосадовано смотрит на часы.

– А твой отец? Твой отец должен же знать!

– Он мне не отец. И с ним я ещё поговорю. Он в соседней комнате, – тон Сержа держит меня в напряжении.

– Откуда ты взялся? Как? Что происходит вообще? – пытаюсь соображать я и хоть как-то прояснить ситуацию.

– Тебе нужно прийти в себя, вот держи, – он протягивает мне кусок ваты смоченной в нашатыре, – не отключайся, посиди чуть-чуть.

Я беру вату, Серж отходит от меня быстрыми шагами. Посидев ещё где-то с минуту, я предпринимаю очередную попытку, чтобы встать. На сей раз удаётся. Голова по-прежнему кружится, но я держусь на ногах. Подхожу к окну, вернее к тому, что от него осталось. На улице дымиться минивен, несколько человек, видимо из команды Сержа, суетятся что-то делая. Действуют достаточно уверенно. Наверное, это далеко не первая их заварушка. В соседней комнате слышна речь, но что говорят, разобрать невозможно. Я пытаюсь прислушаться, но безрезультатно.

Хлопок. Я содрогаюсь и пригибаюсь, рефлекторно втягиваю голову в плечи. Этот звук очень знаком мне, я слышал его многократно несколько минут назад, снова и снова пока не отключился. Выстрел. Этот звук забыть невозможно, если слышал его хоть раз. Перепутать его с чем-то тоже нельзя. По ощущению животного страха ты понимаешь, что это именно он. Я смотрю в дверной проём, из которого появляется Серж.

– Нам пора. Нужно ехать, – говорит он уверенно и сосредоточенно. Его лицо вообще больше ничего не выражает. Только эти эмоции. Я даже не знаю тот ли это человек, которого я когда-то знал.

– Куда ехать? – растерянно и не вполне адекватно спрашиваю я.

Серж ничего не отвечает. Ко мне подходит какой-то его человек, и подталкивает к выходу. Я не сопротивляюсь, просто иду вперёд. Дверь в соседнюю комнату закрыта. На моём пути только следы крови, обломки, и хрустящие под ногами осколки. Дом кажется очень маленьким и хрупким, хотя раньше он виделся более внушительным и основательным. Маленькие комнаты вокруг маленького коридорчика, низкие потолки, тусклый свет. Мы выходим на улицу, за ворота. Стоят три внедорожника. Передо мной открывают дверь заднего сиденья одного из них. Пробираюсь внутрь. Впереди сидят водитель и Серж. Дверь захлопывается. С другой стороны садится сопровождающий меня. Мы отъезжаем. Ещё одна из трёх машин следует за нами, другая остаётся.

Глава 70

Все мы состоим из клеток. Из абстрактно философских, из биологических. Каждый из нас – это такое ядро, вокруг которого присутствуют границы. И когда они, эти границы, нарушаются, ломаются, крушатся, то всё неминуемо погибает, ну, или во что-то преобразуется. В любом случае – не остаётся прежним. Из моих границ, вымышленных или жизненно-важных, осталась только Лена. Она – то самое, что держит меня в сознании, в осознании, в моём течении. В течении, со всеми его завихрениями, порогами, попутными ветрами моей жизни. Раз я здесь, значит, я существую. Хм… Но я не хочу просто существовать. Существует куча всего, не вполне осознаёт этого, но существует. А я-то, я же хочу Жить, а не просто существовать. А это без Лены – никак. Эгоистично, слишком эгоистично, но этот эгоизм, чтобы мозг заработал, чтобы не просто эмоции навзрыд. Сейчас стонать совсем нельзя, нужно сохранять здравомыслие, чтобы компьютер в голове включился и начал по делу выдавать варианты.

– Серёж, у них Лена. Я не знаю, зачем я вам, зачем всё это происходит, да и что вообще происходит я не знаю, но нужно что-то сделать, – путанно начинаю я.

– Мне нужно подумать, – холодно отвечает Серж.

– Я прошу тебя, давай вернём её. Со мной – что хочешь делай, мне уже наплевать, но она, она же совсем не причём.

– Успокойся, не истери, – Серж поворачивается и смотрит в мои растерянные глаза, – происходят очень важные и большие события, вы с сестрой стали их участниками. Я обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы вытащить Лену.

– Фраза для отмазки! – вспыхиваю я, но осаждаюсь, пытаясь успокоиться. – Какие там дела у вас, разборки, что и зачем вы устраиваете, веришь, мне вообще всё равно.

– Понимаю, но не истери, ещё раз говорю. Иначе Мартину придётся тебя успокоить.

– Мартину? – смотрю на своего соседа, тот сосредоточенно кивает.

– Значит, Мартину. Ты знаешь, мне многое, что хочется тебе сказать, Серёж, о многом хочется спросить. Я реально боюсь Мартина, всю твою бригаду, весь твой отряд, не знаю, как вы там называетесь…

– Команда, – с каким-то акцентом прерывает меня теперь уже названный Мартин.

– Спасибо, – полу саркастически говорю я.

– Я снова повторяю, что сделаю, всё, что от меня зависит, – Серж чуть начинает походить на себя того, которого я когда-то знал, – сам подумай, нахрен ты мне сдался бы со своей сестрой, если б мне наплевать на вас было? А? Ага? Сообрази уже.

– Я соображаю, – одновременно повышая и успокаивая тон, говорю я.

– Дольский ушёл, его не найти сейчас. Он профи, он солдат, но он наёмник. Поэтому жопа его для него на первом месте всегда будет. К тому же, он ранен, ему нужно в себя прийти. Лена – его единственный козырь и, хотя бы поэтому, он с неё пылинки сдувать будет, – выдаёт мне Серж.

– А если он психанёт? Если дурить начнёт? – спрашиваю я.

– Не начнёт, – снова Мартин со своим акцентом, – он легко уходил, не отчаянно. Понял, что отбиться не получится и ушёл. Понял и то, что у нас другая задача, что не погонятся за ним.