Безропотной покорностью
Тебе платили все;
А если проявления
И были непокорности,
То долго ль возмутителей
Пресечь и укротить?!
Приказами по волости
Ты стариков заслуженных
Бесславил, как крамольников,
И гнал из схода вон.
И в селах и урочищах
Уезда Безотрадного
Твои предначертания
Встречали, как закон;
Лишь чабанам засаленным
И крупным лесопильщикам
Давал ты аудиенцию
При запертых дверях…
Но брюхо наше грешное,
Безмерно расширяйся,
Не знает насыщения,—
Провал его возьми!
И в селах и урочищах
Уезда Безотрадного
Был принят беспрепятственно
Твой косвенный налог.
С кабатчиком Дурмановым
Вошел ты в соглашение
И с ним во всех селениях
Духаны откупил
И люду православному,
Как к храму просвещения,
Одну дорогу торную
К духану указал.
И пьянство поголовное
Огнем всепоглощающим
Росло и разливалося
Рекой по деревням.
Тяжелые, ленивые,
К работе непривычные,
Совсем, совсем забросили
Хозяйство мужики.
И как уж ни старалися
Старшины и десятские —
Деревни недоимками,
Как лужи, зацвели.
Сменялись и десятские,
Карались и чиновники,
А подати подушные
Никак не соберут!..
И дал ты предписание,
Чтоб меры энергичные
По селам и урочищам
Немедленно принять.
И стали с дикой ревностью
Старшины и десятские
Последний скарб крестьянина
Кабатчику сбывать.
И это разорение
Мужик бы, верно, вытерпел,
Да бабы голосистые
Безумолку ревут…
Старшины подстрекательниц
Начали «парить веником,»
Мужья их заступилися…
Бунтуют мужики!..
Вот тут-то и чиновничек
С секретным предписанием
Нагрянул в Безотрадное,
Как мартовский снежок…
Не выдержал Иванушка:
Вскочил он, подбоченился
И гаркнул зычным голосом:
– Замолкнешь ли, усач?!—
И дрогнули чиновники,
И липа покачнулася,
И листья изумрудные
Посыпались дождем.
Ну, ну, – ответил с хохотом
Старик в усах с подвесками