Проект Эрешкигаль

– И верность слову. Еле вытащила из него, зачем вы сюда вообще приперлись. Учитывая твое состояние, ему стоило быть чуть расторопнее в объяснениях и рассказах.

– Отчего же?

– Если честно, я хотела сразу вас отправить обратно. И если бы не твоя совершенно белая физиономия и прерывистое дыхание, так бы поступила, не раздумывая. И вместо благодарности за зашитую на время ногу, мне приходится выслушивать, что твои бойцы совершили ошибку, влекущую за собой военный трибунал за измену родине.

– Это военная тайна.

– Что именно?

– То, что он вам рассказал, не выяснив вашей личности.

– А чего ее выяснять? Вы много домов и участков видели по дороге сюда? Или хотя бы заимку какую, даже пустующую?

Луншин замялся, стараясь не терять лица, но задумавшись, что и вправду цивилизация им встречалась в последний раз очень давно.

– Тогда и чего тут разводить пустые угрозы? Парень дело сделал – помог тебе остаться при ноге и достоинстве. Учитывая, что и сам по лбу получил одной из моих растяжек.

– Он цел? – в голосе командира послышалась неподдельная тревога.

– Да все целы. Так немного щеку распороло одному, другому в лоб заехало. Ну серьезно, зачем лезть-то ко мне было? Не понимаю, без меня бы не обошлись? И почему молодежь, а не опытных бойцов? Мне даже как-то обидно за себя. Оскорбили чуточку.

– Подполковник Аверин сказал, что с солдатами группы Альфа вы разговаривать не станете, даже не подпустите к своей территории.

– Ну, тут он, конечно, был прав, не стала бы разговаривать. Но чего он вас о ловушках-то не предупредил?

– Не имею никакой информации по этому вопросу.

– А по-человечески разговаривать умеешь? Не хочу вспоминать ваш топорный, военный слэнг. Отвыкла уже и снова привыкать не собираюсь.

– Извините, привычка, – Луншин вдруг даже стал как-то мягче выглядеть. Черты лица перестали казаться острыми, плечи чуть опали, спина откинулась на валик из одеял, руки, крепко державшие кружку, опустились вместе с ней на бедро здоровой ноги.

Я улыбнулась и понимающе кивнула, вспомнив, как сама в первый год жизни здесь ловила себя на мыслях, далеких от гражданского быта. Вместо привычных забот и занятий по посадке и заготовке припасов на зиму, меня все время тянуло провести разведку, проверить работоспособность ловушек и глянуть, кто ошивается вокруг. Мышцы сами собой напрягались при каждом хрусте, а тело группировалось прежде, чем голова понимала – это ветка под моей же ногой.

– Нас предупреждали о том, что вы можете представлять для нас опасность, – аккуратно подбирая слова, начал парень. – Но также сказали, что вы не станете проявлять агрессии, если мы не начнем первыми. Подполковник Аверин посоветовал лишь вести себя осторожно, но не палить во все стороны, если вдруг что-то покажется нам подозрительным.

Эх, дядь Саша, заботливый ты мой человек. И про меня, вроде, ничего не рассказал, и пацанов привел, зная, что этих убогих трогать я точно не буду.

И все же дело обстояло уж очень серьезно, если он решился нарушить обещание и отправить сюда хоть какую-то живую душу.

Я вздохнула, посерьезнев, доела лепешку, чувствуя, что не хватает чего-то сладкого, и снова отправилась к печке за следующей, продолжая разговор:

– Ладно. Вам повезло добраться до моего участка, не получить заражение крови и не наткнуться на медведя. Это уже победа. Но уговорить меня не получается.

– Это работа лейтенанта Прокофьева, – строго заметил Луншин, стараясь рассмотреть, что я творю в своем углу.

Чтобы парень не свернул себе шею или не свалился с не самой широкой лавки, я вышла к нему и покачала головой:

– Он вчера уже попытался. Не вышло. Так что сегодня, как только все проснутся, отправитесь обратно.

– Без вас нельзя, – завел уже надоевшую мне шарманку Луншин. – У нас приказ.

– Это у вас приказ. А я им больше не подчиняюсь. Я на пенсии, так что оставьте меня в покое. Мне туда, к вам, не надо.

– Полковником Генадьевым дано разрешение на применение силы в случае крайней необходимости, – с нажимом заметил командир отряда, снова выпрямляя спину и придавая лицу окаменелый вид.

– Ага, особенно тебе, – усмехнулась я и вызывающе села напротив. – Давай, применяй силу. Хочу на это посмотреть.

Парень тут же стушевался, удивленно глядя на меня и понимая, насколько сильно его слова идут в разрез с возможностями. Попробовал скрыть удивление и поправился:

– Приказ дан отряду.

– Конечно, – согласно кивнула я и хищно ухмыльнулась. – А теперь раскинь мозгами – ты находишься в моем доме, твои бойцы – за его стенами. Особенности конструкции или его прочность никто из вас не знает. Пусть двое и заносили тебя внутрь. А значит, учитывая, что ты стал условным заложником, никто из них, – я кивнула в сторону окон. – Не осмелится брать мой дом штурмом, чтобы не навредить тебе. Думаю, тебя хотя бы о моей непредсказуемости предупредили?

Луншин отрицательно замотал головой, а после решил пояснить:

– Нам дали приказ – добраться до отмеченного участка, переговорить с его обитателем и привезти его в штаб. Подполковник Аверин добавил, что следует быть осторожными и не проявлять агрессии, без особой надобности. Но главное – без вас возвращаться нам нельзя. Просто потому, что, по мнению полковника Генадьева, на данный момент вы – наш последний шанс решить конфликт с дасья без существенных потерь.

Я молча изучала командира смешного отряда, уставшего от пешего хода по лесу, от пережитого попадания в капкан и от боли, которую сейчас мне даже представить сложно. Хитрое командование выдало ему и его ребятам ровно столько информации, чтобы отправить не пойми куда и не пойми за кем. Не позаботилось ни об их безопасности, ни об удобстве, ни о том, кто и что их будет там ждать.

Во мне не было кровожадности ни до, ни после отставки. Но не было и сострадания. Чего им всем, свободным в действиях и решениях людям сочувствовать? Сами навертели, пусть сами и разбираются.

И нечего меня в свои детские обидки втягивать. Я свое уже отработала с лихвой.

– А ты совсем освоился, – возвращая и лицу, и голосу непринужденный тон, заметила я. – Уже не делаешь вида, что вокруг тебя враги государства, выведывающие военную тайну ради своей выгоды.

Луншин удивленно посмотрел на меня, на опустевшую кружку, повел носом и иронично хмыкнул:

– А чего мне остается? Здесь я один. Где мои ребята знаю только с ваших слов. Немобилен, безоружен. Да и по вашей информированности ясно, что они все разболтали еще вчера. Патриоты, блин, зеленые. Так что отпираться не вижу смысла. Чем быстрее разберемся, тем быстрее решим, что делать дальше.

– Я и так уже все решила. Сейчас разбужу твоих молодцов, напою чаем, задам направление и дам пинка, чтобы скорее до села добрались. А там есть пьяненький фельдшер с хорошим хирургическим опытом за плечами, он с твоей ногой разберется. Так что в штаб вернетесь без меня, зато подбитыми героями.

– Без вариантов?

– Знаешь, вчера ты мне больше нравился, – ловко забрав кружку из уставших пальцев командира отряда, я снова отправилась к печи.

– Почему?

– Тверже мне показался. Без всяких скромных надежд на простое разрешение проблем.

Говорить про его серьезные глаза и согласие оттяпать ногу мне не хотелось. Раз парень этого не помнит, зачем лишний раз рассказывать. Вдруг еще сам собой загордится?

– А теперь что изменилось? – совершенно спокойно уточнил Луншин, громко ерзая на лавке.

– Если будешь так активно менять позу, обязательно навернешься, – заметила я, выливая остатки воды на кружки, чтобы отмыть их пока на стенках не застыли следы сливок и кофе. – А поднимать тебя и проверять, не разошлись ли швы, мне не хочется. Вдруг еще на одну ночь напроситесь. Так что сиди смирно и жди.

– И чего же мне ждать?

– Своих.