Приключения трупа

Но путевку не обещали – ни на море, ни в могилу.

Нашлись и такие, что запищали:

– Брысь в ящик!

Другие висельника приласкали:

– Кисонька! Настоящий!

Но чаще причитали:

– От духа – невмоготуха! Выносите, братцы!

Но ни один житель не поступил, как гражданин порядка.

Отвечали вкратце:

– Некрофил – не я.

– Площадка – не моя.

Самые слабые устали от висячего прикрываться и со щенячьими плачами начали выселяться: достали пакеты и заказали на вокзале билеты.

Но самые упрямые не сдали, канюча, вонючих позиций, обругали прочих за стоны в платочек: "Мокрицы!" – и стали набирать, опять и опять, телефоны больницы.

3

И вот – поворот: из больницы – двое.

Один – удивительно примирительный господин:

– Чуда не случится. Не сто?ит лечиться на покое. Оттуда не возвратится. А возиться с трупаком – что с полком постояльцев: докука. И не отмоешь добела пальцев: не дошла наука.

Другой – поразительно подозрительный:

– Ну и штука! Бесстыжий подлог! Не слепой – вижу: сам труп за чуб не мог повеситься – хлюпик. А кто помог волосам, за то – преступник. На лестницу вздернули за покорную прядь не здорового! Вызывать участкового!

С тем и укатили в особом автомобиле оба.

И совсем загрустили плаксы – почернели без ваксы на теле и заторопили отъезд:

– Худо, но мест много, а отсюда одна видна дорога!

4

Но самые упрямые сохранили между сборов надежду и норов, изобразили от идеи восторг и позвонили – в морг:

– Лиходеи наградили нас карой: плоть забыли. Заберите сейчас хоть на старой кобыле, увезите хоть в корыте!

Но их огорчили:

– У нас от таких – чирей.

И объяснили, что подвалы забили под завязку и закрыли для учебы персонала, а фургоны с особой окраской день и ночь – на перегонах, там или тут:

– Нам – ни к чему и невмочь. А кому не лень, мрут!

И без робости сообщили подробности:

– Мрут – в забаву, а соберут ораву – подорвут державу. Без спроса пьют отраву и суют коноплю в папиросы, головы – в петлю, ноги – под колеса. От изжоги – недотроги, а наживут геморрой и голые прут из окон, с крыш и карнизов. И каждый мнит, что отважный на вид герой и улетит, как сокол и стриж, не книзу. А иногда голосит о достижении и норовит – на провода с током: на высоком напряжении. А у нас на вас работников – не рать: подбирать – не выдавать сальто. Мало стало охотников соскребать лопатой ошметки с асфальта и базальта. Ребята поддаты ужасно и без водки не согласны. Зуд и чесотка доведут. А зальют глотку – и, веселясь, идут в грязь. Пьют много, но больше и дольше не могут. Полны туго, как штаны от испуга.

От такого веселья соседи сели и заревели, как при езде на мопеде, захрипели о беде, как коровы на медведя, и зашипели, как леди – не глядя – о пледе на бляди.

Так сурово не стервенели и от ночного писка и труда втихаря, когда упорная крыска забралась натощак в башмак коридорного чубаря, нажралась от пятки, а прочь – никак, и слюна – в кляп: кап-кап-кап. Ребятки ее – за хвост, а она – за свое: шасть в нос! И ночь лилась всласть, как бенефис лауреатки и богатыря: и страсть, и стриптиз, и прятки, и заря.

5

И вдруг Труп пропал.

То ли друг прибрал, то ли шакал сожрал, то ли сам от неволи волосам устал и от боли встал и удрал.

Радости было – не для мерила: достали сладости, шали и самопал – собрали пир, карнавал и тир, распивали шипучку, гуляли, как в получку, стреляли – в тучку.

Под вольную шалость забывали смутьяна – отмечали конец печали.

Но оказалось – рано.

Ураганом прозвучали вести: мертвец – на месте.

Хуже не желали бед.

Тут же узнали и секрет: сердобольная путана дала приют крамольному буяну, презрела людской суд, развела городской блуд, раздела тело догола, провертела как хотела и могла, оторвала золотой зуб и принесла неопрятный труп на позор обратно в коридор.

Остолбенели соседи, как в колоннаде из меди, оцепенели, как на расстреле и параде при команде "цыть!"

Потом просипели с пеной у рта:

– Дурдом – отменный!

– Сволота!

И осмелели:

– Надо гада выносить!

6

Хотя горе-генерал пугал не шутя, решили, не споря, совершить дело как надо, от уклада, и проводить тело усопшего вон в стиле хорошего обряда похорон.