С почтением уложили непризнанного гения в собственный гроб, по-родственному подсурьмили лоб, прикрыли раздрызганную грудь манишкой, за ризами не забыли обуть героя в тапки, обили крышку гроба атласной тряпкой и, глядя строем в оба, ради нормы учинили опасные маневры.
Оказалось, что на лестнице – узко для спуска.
В поте лица крутили мертвеца и так, и сяк, а при повороте твердили в косяк:
– Малость не поместится никак!
И от труда угодили впросак.
Тогда подступили с мерилом, прочертили ориентиры пунктиром от земли по перилам и понесли командира по квартирам: звонили в двери, просили о пути по вере, спешили с домовиной в прихожую, к гостиной, да и к отхожим местам – там, чтобы соблюсти для гроба ход ногами вперед, семенили кругами наугад, а затем, совсем вприсядку от усилий, выходили по порядку назад на площадку.
Водили груз с риском: не на всякий вкус угодили костями и больно прибили недовольных гостями с огрызком вояки, но усмирили добровольно – без драки.
Допустили и потери: из-за тесного прохода раздавили киску артистки и неизвестного зверя-урода в миске для приплода, а при атаке по наводке проломили вдове две перегородки, обмочили у собаки подстилку, истребили на сковородке сосиски и запили очистки бутылкой виски, а бутылку водки захватили в плен у красотки в обмен на ее же колготки, но лежа в ее же постели, да на ее же пригожем теле, не уронили гробовой находки, а с неуклюжим мужем на страже даже закусили от дармовой селедки и сохранили с похоронной колонной салонный строй сонной походки.
И вдруг – остановка: дверь – на запоре.
В восемь глоток просят отомкнуть:
– Друг, поверь, горе, неловко, путь короток, но не пустяк, выносим, но никак не повернуть.
В ответ – рычание:
– Нет! Чтоб в квартире нечаянный гроб? Гирей в лоб! А потом помрем фифти-фифти! А стояком – в лифте?
На том и застыли с мертвецом наизготовку.
Предположили, что за дверью – воровка с подмастерьем, разоблачили маскировку жулья и обсудили планировку жилья.
Объявили, что архитекторы нагородили крупные навесы, а трупные интересы и векторы упустили: забыли про люд, что мрут, а прах к могиле в гробах несут, и не заложили в ходовые чертежи и нагрузки гробовые виражи на спуске – всего ничего, а оттого и сдуру!
Решили впредь пересмотреть архитектуру и написать в газету, как спускать эту кладь, а пока, чтоб так, за дурака, не стоять при полковнике, гроб накренили и, навзрыд клеймя стыд, стоймя притулили в подъемнике, а чтоб мертвец не падал, хлястиком прикрутили к ящику грудь и, наконец, робко надавили кнопку:
– В путь!
Были рады: сбыли жуть! Но поспешили чуть-чуть…
Лифт издал стук и вдруг застрял (штифт, уследили, отстал), и генерал без погон покачал задом, попугал взглядом, странным и угрюмым, отдал поклон чести и с шумом упал вместе с деревянным костюмом.
Тут-то, будто от возни блох, настал переполох!
С криком: "Бомба! Рок!" – одни угодили в обморок, другие, тугие кожей, припустили с гиком: "Ожил!» Лихие завопили: "Пни в рожу!" – и с рыком вскочили на бой, а простофили от ругни родни завыли на огни: "Упокой!»
Разворошили рой – час приводили экстаз в строй.
Для пробы повторили падение гроба и – озарение:
– Не прикрепили голову, а у тяжелого – тяготение!
Остыли и предложили спускать кладь на веревках:
– Детину – в домовину, и обоих – в любое окно!
Возразили взахлеб одно:
– Гроб – не аэростат на тренировке. А улетят? Издевка!
Возник тупик: ни конца, ни остановки.
И тогда рассудили, что и обряд – свят, но и беда – не позор, отделили мертвеца от упаковки из дров и, поборов страх, спустили во двор на руках.
Сохранили и обиход: чтоб вперед проходили ноги.
А уложили труп в гроб – у дороги.
Накрыли крышкой пуп с манишкой и объявили итоги:
– Прости, брат, за вред, но назад пути нет!
А сами – не по словам: ногами – кругом и бегом – по домам.
С шепотком:
– Срам!
X. ПО ДОРОГАМ – К МОРГАМ
1
Чтоб гроб простоял у дороги час!
А оскал воров? А колдобины? И особенно – дети?
И безногий бы удрал с этих трасс!
И потому через час с половиной сидел Труп без домовины, спиной – в стенной уступ, не у дел, никому не люб, ощерясь, как живой, но без сил, и словно скромно просил у проезжей тачки о подачке, но без надежды на успех, в глазах – колеса, вопросы, тросы, а на зубах – смех.
Один прохожий подошел:
– Гражданин, а без одёжи! А впереди – гол!
Другой монету ногой швырнул:
– На это сходи пи-пи и купи стул.
Третий заметил:
– Нищий? К чему игра? Ему подавай тыщи на каравай да на осетра. Или корешки подсадили тут на поклоны, а гребут в горшки вершки – миллионы.