Теория поля

– Бабушка!

И действительно, маленькая, желто-красная, сморщенная детская мордашка удивительно точно повторяла черты лица его покойной бабушки. Причем в самые последние ее дни, когда старая женщина уже пребывала на смертном одре. Минул всего какой-то десяток лет, и вот она снова тут, рядом с ним, будто бы стремительно проделав свой путь в лучшем мире, с какой-то целью снова явилась на нашу грешную Землю. Сходство было настолько сильным, что он еще очень долго не мог отделаться от стойкого, навязчивого ощущения. Как тут не поверить в реинкарнацию?

Впрочем, если это действительно так, то личность бабушки его вполне устраивала. В детстве, в те годы, когда родители в очередной раз пребывали за рубежом нашей Родины, воспитанием маленького Арсения занималась именно эта возродившаяся ныне женщина. Их многое связывало, если ей и не удалось полностью заменить отсутствующую мать, то вызвать у ребенка ответные очень теплые, нежные чувства у нее вполне получилось. К тому же, если Снежана действительно предстала очередным земным воплощением бабушки, то сей факт прямо подтверждал принципиальную возможность скорого возвращения Платона и добавлял немало оптимизма двум молодым измученным родителям.

– Ну что ж, бабуля, – весело произнес Арсений, после того как первый шок прошел, – если это и вправду ты, я с удовольствием воспитаю из тебя настоящего человека! Готовься! Долг платежом красен!

Несмотря на сложное моральное состояние мамы во время беременности, малышка оказалась на редкость спокойным ребенком. Первые два месяца практически не доставляла родителям никаких хлопот. Ела и спала. Гуляла с удовольствием, купалась спокойно. На этот раз Вике удалось дольше покормить грудью, но месяца через четыре все же пришлось понемногу вводить искусственную смесь.

Внешность девочки тоже изменилась довольно быстро. Новорожденная желтизна кожи пропала, морщинки разгладились, нездоровая краснота исчезла. Теперь схожесть со своей прабабкой уже не была столь очевидной. Конечно, ее черты по-прежнему угадывались в маленьком человечке, но теперь Снежана скорее походила не на папину, а на собственную бабушку – Нонну Алексеевну. Ясные серо-голубые глазенки на симпатичном круглом личике, озорно вздернутый маленький, остренький носик, аккуратненькие ушки. Волосы стали еще более рыжими, а с первыми лучиками весеннего солнышка на пухленьких детских щечках проступили обаятельные веснушки.

Вика к своим материнским обязанностям относилась ответственно и четко, будто по учебнику, строго выполняла заученные действия, часто доводя до абсурда скрупулезность исполнения своих функций. Она четко видела цель и стремилась достичь ее любой ценой, не допуская ни малейших отклонений от намеченной программы. Она будто бы исключила себя из чувственного и мыслительного процесса, полностью сосредоточившись на рутинных механических операциях. Иногда, чтобы добиться своей цели, она действовала весьма изобретательно, только вот часто в подобных действиях не было совершенно никакой необходимости.

В какой-то момент, вскоре после введения искусственного прикорма, у малышки значительно снизился аппетит. Мама впала в недосягаемую извне, непрошибаемую прострацию и упорно продолжала пытаться во что бы то ни стало впихнуть в дочку нужную норму еды, ужасно расстраивалась, когда это не получалось. Поскольку не получалось это практически никогда, переживания только усиливались. Что бы ни делал Арсений, успокоить Викторию не получалась. Сначала он пытался аргументированно объяснить ей всю беспочвенность опасений. Когда это не возымело ровным счетом никакого эффекта, прямо запретил ей прибегать к любым усилиям при кормлении ребенка. Сколько съела – столько и съела. Пока не заметили отставания физических параметров, беспокоиться не о чем. Но и это не помогло. Тогда он и сам начал нервничать, представляя, какие баталии на пищевом фронте разверчиваются в его отсутствие. Не раз скандалил, даже кричал на жену, но все зря. Она упорно продолжала впихивать в девочку порцию еды в соответствии со среднестатистическими нормами.

Чем больше они ругались, тем хуже становилась ситуация. Во всем остальном Вика оставалась вполне адекватным человеком. Пока дело не доходило до кормления. Тут ее будто переклинивало. В результате ему это надоело, он сдался, плюнул на все, понадеявшись, что этот постоянный прессинг, оказываемый на ребенка, все же не вызовет необратимых последствий для его психики. А Вика… Ну что ж поделать, коль уж ей так хочется – пусть страдает. Его совесть чиста, он сделал все, что мог.

Удивительно, но лишь только он отпустил ситуацию, она сразу же нормализовалась. Дочка стала чуть лучше кушать, жена – чуть проще относиться к ее слабому аппетиту. Чем легче проходило кормление, тем лучше ела Снежана. Чем лучше она ела, тем проще становилось ее кормить. Эта закрученная в правильном направлении спираль очень быстро и кардинально решила возникшую проблему.

Арсений в девочке души не чаял! Мужчины почему-то всегда больше хотят сыновей, а любят сильнее дочек. Если даже малышка на первых порах и недополучала материнской любви и нежности, потеря эта с лихвой компенсировалась отцовским расположением. А уж что касается деда, то он и вовсе растаял раз и навсегда от первой же детской улыбки и отдал в полное распоряжение внучки все свое огромное любящее сердце без остатка! Он отмечал каждый ее день рождения, но не раз в год, и даже не ежемесячно, а каждую неделю. Если не мог приехать, то непременно звонил и поздравлял родителей, обязательно покупал небольшой подарочек и передавал при встрече либо с ближайшей оказией. А уж когда приезжал, то сразу же брал малютку на руки и отобрать у него ее получалось только силой.

Она же щедро возвращала повсюду вокруг себя переданное ей тепло и заботу. Будто маленькое рыжее солнышко взошло в отдельно взятой квартире и наполнило ярким светом жизнь каждого человека, который попадал в поле ее действия. Дед называл ее принцессой, а отец – «моей маленькой волшебной феей». И никто из них уже не мог представить себе, как когда-то мог жить без этой девчушки.

Долгих девять месяцев микроскопический живой комочек растет где-то совсем рядом, в материнской утробе, и невозможно предугадать, кто же он такой, как будет выглядеть, с каким родится характером, кем станет. А как много зависит от этого! Он может сделать жизнь родителей прекрасной и удивительной, а может превратить ее в сущее наказание. Но если ребенок зачат в любви, рожден в любви и растет в любви, то никогда не сможет разочаровать своих родителей!

* * *

– Профессор, я инвертировал нашу пирамиду! – прокричал прямо с порога Козырев, буквально ворвавшись в рабочий кабинет Малахова.

Евгений Михайлович оторвался от какого-то расчета, поднял голову и поправил очки. Положил ручку на стол. Жестом указал на стул.

– Теперь давай, все то же самое, но спокойно и подробно. С чувством, с толком, с расстановкой.

Арсений присел на краешек стула, положил локти на стоящий рядышком стол и продолжил таким же возбужденным, но менее громким голосом:

– Я инвертировал пирамиду! Ну помните, мы вычислили форму, которая создает внутри себя максимальное искривление пространства? Мы еще тогда переживали, что фокус находится слишком близко к вершине, поэтому практически невозможно расположить там сколь-нибудь масштабный объект. Ну если, конечно, не строить еще одну пирамиду Хеопса. Потом Сафин доэкспериментировался до того, что до сих пор лежит в коме.

– Ну помню-помню! Как же, забудешь такое!

– Ну так вот. Посмотрите.

Он протянул несколько исписанных листков. Буквы и цифры плясали вкривь и вкось, строчки располагались под невообразимыми углами друг к другу, многие места были перечеркнуты или вообще замазаны ручкой в сплошные синие пятна, поля пестрели разнообразными пометками. Представлялось немыслимым, чтобы нормальный человек мог разобраться в таком беспорядочном нагромождении формул. Однако Малахов несколько минут внимательно изучал записи. В то же время Козырев пытался устно пояснить свои выкладки.

– Здесь используется одно, скажем так, не совсем обычное математическое преобразование. Я его сам придумал. Для предыдущего решения выполнялась закономерность: чем больше пирамида – тем сильнее эффект. Теперь все наоборот! Резонанс возникает извне и максимальное искривление пространства достигается там же, снаружи конструкции! И эффект нарастает геометрически с уменьшением размеров!

Он сделал многозначительную паузу, наслаждаясь эмоциональной реакцией своего учителя, после чего продолжил:

– И это еще не все. Теперь, внимание, самое главное! Сразу же за границей источника и вплоть до значительных расстояний от него полностью отсутствует градиент! Искривление постоянно! Вы понимаете, что это означает? Сама собой решилась задача, которую поставил перед нами трагический случай с Сафиным. Нет градиента – нет проблем! Пожалуйста, если ты внутри искривленной области, время для тебя течет иначе!

Разговор прервал телефонный звонок. Малахов поднял трубку, а Козырев собрался было выйти, чтобы не мешать, но Евгений Михайлович жестом остановил его. Минут через пять разговор завершился. Профессору потребовалось еще некоторое время, чтобы вернуть мысли к прежней теме.

– Грандиозно! – восхитился он, после того как Арсений повторил свою последнюю фразу. – Осталось только придумать, как попасть внутрь этой области. Ты уже размышлял об этом?

Козырев отрицательно покачал головой.

– Это очень важно, ведь в момент возникновения искривления градиент может быть очень сильным! То же самое, если ты попытаешься проникнуть в уже существующую область извне. Тебе в любом случае придется преодолеть градиент.

– Да ладно, что-нибудь придумается.

– Вот именно. Именно этого я и боюсь! Арсений, нельзя так легкомысленно относиться к проблеме. Я тебе потому это говорю, что прекрасно знаю твой характер. Ты сразу же захочешь все проверить на опыте. Не смей, слышишь меня! Хватит нам одного Сафина! Вспомни свой проигрыш в казино! У тебя жена, дочка, о них подумай! Я тебе запрещаю…

Малахов оборвал фразу на полуслове и недоуменно уставился на Арсения. Молодой человек смеялся.

– Учитель, если бы вы досмотрели до конца мои наброски, то ваши страхи моментально бы отступили. Я там на последней странице попытался изобразить форму конструкции, которая получается на основании теоретических вычислений. Право, я не знаю, кто сумеет изготовить подобное! Похожие рисунки я видел в попытках наглядно представить многомерное пространство Калаби-Яу.

Евгений Михайлович достал снизу последний листок и повертел его в руках, пытаясь определить, где верх, где низ.

– Н-да, пожалуй. Нарисовать-то непонятно как, не то что воспроизвести в натуре.

– И это только внешняя оболочка. А что там должно быть внутри!

– Ну ладно, – немного успокоился Малахов, – надеюсь, пока ты сумеешь изготовить столь непростое сооружение, мы успеем как следует все продумать.

– Нет, ну а как вам в целом? Что вы думаете обо всем этом?

Профессор пожал плечами.

– Тут может быть только два варианта. Либо решение верно, и тогда это поистине гениальное открытие. Либо ты где-то ошибся, и все это лишь плод твоей воспаленной фантазии. Математический аппарат довольно сложен, что же касается твоего преобразования… Слишком уж оно кардинально. Не похоже ни на что, ранее существующее.

– Я уверен, все верно!

– Ты излишне самоуверен, и ты это знаешь. Эх, сюда бы Георгия Николаевича!

– Я думаю, профессор, нам пока следует подождать с этим. Обнародовать такие результаты слишком опасно.

– А чем, собственно, мы рискуем? Допустим, мы сумели построить твою новую суперконструкцию. Смогли затормозить движение пространства в некой локальной области. Что нам это дает в чисто практическом плане? Что нам с этим делать дальше?

– Ну я не знаю, там будет видно. Поместим туда воду, посмотрим, как будет меняться ее структура. Потом будем думать дальше.

– Надеюсь, ты не забыл про гравитацию?

– Да, это проблема. Как бы нас не разорвало приливными силами. Придется действовать аккуратно. Начнем с малых значений, постепенно будем увеличивать эффект.

– Ну-ну, – скептически произнес Евгений Михайлович. – Как бы нам такими темпами не сотворить черную дыру.

– Хорошо бы создать такую форму искривления, – увлеченно продолжал фантазировать Козырев, – чтобы она убывала с расстоянием гораздо быстрее, чем обычное гравитационное поле. Вот так, чтобы во всей лаборатории нет искривления, а, скажем, над столом, есть. Сильное, но равномерное.

– Еще какие у тебя будут пожелания?