Теория поля

– Стой-стой-стой. Последняя твоя фраза не имеет ничего общего с эгоизмом. Совсем наоборот. Эгоист не требует себе всего мира, он лишь ревностно оберегает свой собственный его кусочек. И он не презирает всех остальных людей. Напротив, он считает их достойными уважения ровно настолько же, насколько требует уважения к себе. Предоставляет им столько же свободы, сколько просит для себя самого. Он тщательнейшим образом следит за тем, чтобы не нарушить права другого человека, ибо прекрасно знает по себе, насколько это неприятно. Поэтому настоящие, подлинные эгоисты всегда весьма деликатные люди. А то, о чем говоришь ты, это скорее эгоцентризм.

– Я всегда считала, что это одно и то же.

– Вовсе нет. Эгоцентристы считают, что мир вращается вокруг них, что все вокруг им чем-то обязаны, с удовольствием используют других людей в своих целях. Эгоист никогда не позволит себе перевалить на кого-то свои проблемы. Но и сам не будет переживать из-за чужих.

– Можешь объяснить доступнее? – Вика уже не злилась. Ей всегда очень нравились философские измышления мужа. К тому же они давно не разговаривали вот так, вдвоем, по душам, обсуждая какие-то интересные моменты своей жизни, дискутируя на свободные темы. Такие беседы всегда были для нее чем-то вроде редкой награды, возможностью близкого, почти интимного духовного общения с любимым человеком.

– Попробую. Видишь ли, вся прелесть эгоизма именно в том и состоит, что ты никому ничем не обязан, в том числе и объяснять, почему именно ты так считаешь. Эгоизм невозможно проповедовать. Да и не нужно. Это естественное состояние человека. А все остальное как раз общество навязывает человеку для того, чтобы ему, обществу, было удобнее использовать человека в своих целях. Это может быть религия, политика, семья, все что угодно, любые общественные образования.

– Выходит, ты индивидуалист?

– Ну не совсем. Правильнее меня назвать самодостаточным человеком. Если кратко, в двух словах, то индивидуалист – это человек, который старается избегать любых способов кооперации. Эгоист кооперацию использует с удовольствием, но только при условии, что она взаимовыгодна всем участникам, в том числе и ему самому. На условиях строгого равноправия. Подачки ему не нужны, незаслуженные награды он презирает. Эгоцентрист же на эту тему не заморачивается вовсе. Он считает себя центром Вселенной. Его устраивает все, что идет на пользу его собственным интересам. Лично я считаю себя эгоистом и горжусь этим. Таких, как я, немного, люди обычно тянутся друг к другу. И это нормально для общей массы. Большинство из них только так и могут существовать: используя друг друга. Религия этому учит как раз потому, что именно таких людей и надо учить. Они не всегда способны самостоятельно постичь законы природы. Но есть и другие. Их очень мало, и они сами определяют для себя способ существования. Мнение остальных для них ничего не значит. Они способны на многое и адекватно оценивают себя в сравнении с прочими. Если они не занимают высоких постов, то общество их не принимает. Что ж, это вполне объяснимо. Высокомерие отталкивает. Но им этого, к счастью, и не надо. Ибо «а судьи кто?»

Эти люди – творцы. Они придумывают новое, они способны определить развитие общества. Часто так и происходит, но далеко не всегда им удается достичь вершин в нашей жизни. Тем более что они обычно и не стремятся туда любой ценой. Так уж устроено наше общество. Наверху слишком много посредственности. Чтобы туда пробиться, необходимы качества совсем иного рода – наглость, хитрость, беспринципность.

Вика задумалась. Помолчала. Они сидели вдвоем на диване. Арсений закопался в удобных подушках, обложившись ими со всех сторон. Его жена сидела рядом, поджав под себя ноги. Обдумав сказанное мужем, она легла на спину, ноги положила к нему на колени.

– Помассируй мне ступни!

Он стянул с нее теплые махровые носки и мягкими, легкими движениями рук начал разогревать уставшие мышцы.

– Ай, только не щекоти! – непроизвольно вскрикнула Вика, когда он добрался до подошвы.

– Да ладно, я же ничего не сделал.

– Да конечно!

– Ну, может, случайно задел.

Он улыбнулся, потому что щекотал жену намеренно. Полумрак скрыл улыбку, но Вика слишком хорошо успела его изучить. Приятные поглаживающие движения расслабляли и убаюкивали. Хотелось довольно мурлыкать. Некоторое время они молчали, наслаждаясь волнующей процедурой.

– Вроде бы все, что ты говоришь, – опять начала Вика, – понятно, но общая картинка в голове как-то не складывается. Можешь как-нибудь попроще пояснить, что ты имеешь в виду?

– Ну хорошо. Помнишь, ты всегда удивлялась, почему я не люблю в незнакомом месте спрашивать дорогу?

– Да. Ты предпочитаешь кружить целый час, в то время как за минуту можно было легко все узнать у любого прохожего. Мне это кажется странным.

– Ну так вот. Это мелочь, но она хорошо демонстрирует мои мысли на конкретном примере. Я, конечно, могу спросить дорогу. Но даже в таком ничтожном деле я не хочу никого обременять своей проблемой. Ведь никто не обязан мне помогать. Более того, никто даже не обязан со мной разговаривать. Возможно, человек вышел погулять, он занят своими мыслями, решает в голове важную проблему. Важную для него. А тут я со своими вопросами. Не хочу никого напрягать, не хочу ни от кого зависеть, не хочу ни у кого одалживаться.

– Значит, ты никогда ни у кого ничего не просишь и никогда никому не помогаешь сам?

– Нет, это не так. Я с удовольствием могу попросить человека об одолжении, но только если уверен, что он выполнит мою просьбу с удовольствием. Так же и я. Мне будет приятно оказать услугу человеку, который мне симпатичен. Но я это сделаю не для него. Я это сделаю исключительно для себя. Раз мне приятно, значит, лично я получаю удовольствие от процесса. Что поделать, не могу ни в чем отказать себе любимому.

– А массаж ты сейчас для меня делаешь или для себя?

– Для тебя. Но я бы не делал его, если бы мне было это неприятно.

– Ты никогда не делаешь того, чего не хочется?

– К сожалению, это невозможно. Довольно часто приходится переступать через себя. Иначе в этом мире не выжить.

– Знаешь, все-таки хотелось бы иногда почувствовать, что любимый готов ради тебя на любые жертвы.

– Так и есть. Я готов для тебя на любые жертвы. Потому что ты слишком дорога мне. Я не представляю своей жизни без тебя. Именно поэтому. То есть, если разобраться, я сделаю все для тебя, но ради себя. Знаешь, мне очень нравится одно высказывание кого-то из прежних мудрецов. К сожалению, не помню, чье именно. «Самое изысканное наслаждение состоит в том, чтобы доставлять наслаждение другим!»[58 - Жан Де Лабрюйер]

– Любопытно. Скажи, а ты тщеславен? Ты ждешь награду за свои добрые поступки?

– Я не тщеславен. Нет, конечно, мне будет приятно, если общество оценит мои достоинства. При условии, что оценит справедливо. Не приписывая лишнего, не вознося до небес и не провозглашая незаслуженных дифирамбов. Но для меня гораздо важнее моя собственная оценка. Она значит для меня гораздо больше, чем все другие вместе взятые. Сколько бы мне ни льстила толпа, в бочке меда ее восхищений всегда будет присутствовать ложка дегтя моих личных сомнений. Поверь, при всей моей кажущейся самовлюбленности, снобизме или самоуверенности я очень критически отношусь к себе, к своим способностям и своим достижениям. Поэтому я не хотел бы стать кумиром народных масс. Возможно, на некоторое время мне понравится, но наверняка быстро надоест.

– Ты такой умный! Никогда не понимала, за что ты можешь любить меня, и всегда боюсь, что рано или поздно я тебе надоем.

– Ну, во-первых, ты склонна принижать свои достоинства, а во-вторых, как сказал мой любимый писатель Маркес, «я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда рядом с тобой». Мне так нравится этот афоризм, потому что он удивительно точно передает мои собственные ощущения. И вообще, я считаю, если хочешь, чтобы тебя любили, то не стоит демонстрировать собственные достоинства, нужно сделать так, чтобы предмету твоих вожделений было приятно и комфортно рядом с тобой. То же самое относится и к снобизму.

– Что ты имеешь в виду?

– Почему, если мне неприятно чье-то общество, меня называют снобом? Ведь я имею полное право общаться с теми, с кем мне нравится это делать, и избегать тех, кто вызывает у меня отрицательные эмоции. Я считаю, что это не моя проблема. Это проблема другой стороны. Коль уж они так переживают, пусть покопаются в себе. И сделают так, чтобы я сам испытывал потребность общения с ними.

– Ты считаешь это правильным?

– Да. Только так, и никак иначе!

Часть III

Глава 17

Без малого полтора года пролетело с того момента, как Козырев занимал должность директора по развитию и инновационным проектам в «Меркурии». Коллектив подобрался молодой и дружный, даже среди высокого руководства. Линерштейнам удалось создать в компании не только демократичную, но и теплую, почти домашнюю атмосферу. Они не жалели средств на удобные и комфортные условия работы, обеспечивали работников всем необходимым, но и строго спрашивали за результат. Любой сотрудник, искренне настроенный на эффективную работу, обязательно получал поддержку и поощрение своих инициатив, мог рассчитывать на внушительные премии и быстрый карьерный рост. Несмотря на семейный характер бизнеса, продвижение по службе получали только самые достойные, без оглядки на любые родственные отношения. С бездарями, лентяями и прочими бездельниками расставались без сожаления. Поэтому каждый выкладывался по полной и постоянно чувствовал за спиной поддержку мощной организации. Немудрено, что и свободное время многие стремились проводить вместе.

Козырев редко принимал участие в массовых корпоративах, но Линерштейн-младший знал, чем заманить друга, – он вспомнил о давней мечте Арсения и решил собрать молодых руководителей, чтобы совершить прыжок с парашютом.

Для Арсения парашют и вправду был мечтой детства. Устоять против соблазна он не смог. Плюс веселая, дружная компания. Еще в четвертом классе школы, записавшись в секцию парашютного многоборья, он страстно желал испытать ощущение свободного полета, но к первым прыжкам допускались лишь восьмиклассники. Целый год он честно бегал, плавал и стрелял, но слишком уж отдаленной казалась ему тогда перспектива совершить задуманное. Так и не дождавшись прыжка, он бросил секцию.

Для прыжков выбрали аэроклуб недалеко от подмосковного Чехова. Поскольку Козырев жил в пригороде, причем как раз в нужном направлении, то и добрался он чуть раньше остальных, уютно расположился на небольшой скамеечке поблизости от автостоянки, в тени кроны раскидистого дерева в ожидании остальных. Ярко светило полуденное солнце, и, наслаждаясь редким выходным днем, молодой мужчина с удовольствием млел под его ласковыми лучами.

Состав участников сегодняшней вылазки он не знал, но наверняка был знаком с многими из них. Что ж, тем приятнее будет встреча. Козырев, войдя в совет директоров, уже давно не появлялся в подразделении холдинга, возглавляемым Алексеем, и успел соскучиться по многим своим бывшим сослуживцам.

Вскоре подъехали две знакомые машины, из которых бодро выскочили шесть человек. Заметив Арсения, они с радостными криками бросились к нему, громко галдя, наперебой приветствуя и обнимая. Последним подошел Алексей, рядом с ним чинно шествовала незнакомая девушка. Тепло пожав руку друга, он с серьезным видом представил свою спутницу:

– Познакомься, это Александра. Ты ее, наверное, не помнишь. Она еще при тебе работала в отделе маркетинга, а недавно стала его руководителем.

Девушка протянула руку и скромно улыбнулась, смело глядя Арсению прямо в глаза:

– Можно просто Саша.

«Надеюсь, я ни разу не нахамил ей», – первое, о чем подумал Арсений, встретившись взглядом с девушкой и сам удивился этой мысли. Он не был хамом, но в горячке первых месяцев работы, когда он разгребал Авгиевы конюшни запущенной ИТ-инфраструктуры, всякое могло случиться.

В ней не было ничего особенного. Милое, простое лицо не блистало изысканной красотой. Его даже симпатичным можно было назвать лишь с некоторой натяжкой. Худенькая и изящная, но невысокая и с довольно коротенькими ножками. Козырев ценил женскую красоту и прекрасно видел все ее изъяны. Но при этом он сразу понял, что влюбился. С первого взгляда.

Если бы одной минутой ранее кто-нибудь хотя бы гипотетически допустил подобную мысль, он бы искренне рассмеялся в лицо фантазеру. Считая себя таким рациональным, таким практичным, он всегда пускал чувства в свое сердце строго выверенными порциями, не больше и не меньше, ровно столько, сколько ему требовалось для комфортного существования. А теперь он смотрел на нее, выпучив глаза, и никак не мог понять, как же мог произойти сей неожиданный казус.