Шизик

Но уже в 7 лет Саша пошёл в школу на улице Льва Толстого. Школа была мужская. Там-то Саша и познакомился с Валеркой Токаревым. Саша был слабым, худым мальчиком. Валерка был на год старше, крепок и коренаст. Глаза задорные, умные. Разница в возрасте в классе была большая – были переростки. Переростков они называли бандюгами. Эти бандюги отбирали у них завтраки. Всё решалось в кулачном бою. Тимченко. До сих пор Саша помнил этого бандюгу. Он наводил страх. Был старше года на четыре. Держа руки в карманах, сплёвывал через выбитый зуб. Говорил растяжно, по-блатному. Третий день подряд, начиная с первого дня, Тимченко отбирал у Саши завтраки. Саша хлопал глазами, неимоверными усилиями заставляя себя не разреветься.

– Слышь, ты! Отдай пацану завтрак, – Валерка вышел из-за спин других.

Валерка Токарев жил с ним в одном дворе, но они почти не общались.

– Чё? Ты чё, пацан? Жизнь не мила? – Тимченко сплюнул на пол.

Начался бой. Тимченко ударил первым. Ударил с двух рук по ушам Валерки. Тимченко был сильнее. Валерка проигрывал долго. Уже были фингалы, разбиты губы, уже пропустил пять мощных ударов. Но Токарев не сдавался. Он всё стоял на ногах. И когда уже казалось, что вот-вот более сильный и здоровый Тимченко победит, Валерка что есть силы, с криком, мощным апперкотом в подбородок свалил противника. Это была победа!

С тех пор они были лучшими друзьями – Валерка Токарев и Сашка Посольский.

* * *

– Ну, ведь ты говоришь, что сведений о жертвах, сказали, нет, – Мира была озабочена, сидя напротив.

– Он капитан, Мира! Капитан! Капитан всегда ответственен за всё! Да и подумай! Даже, если сказали, что жертв нет, но затонул «Адмирал Хазимов»! Огромный пароход! Огромный, Мира! Огромный! И 7–8 минут! 7–8 минут, Мира! Сомневаюсь, что там не было жертв! Затонул не Валеркин сухогруз, Мира! Затонул пассажирский теплоход! – Посольский возбуждённо ходил, меря углы в маленькой кухне.

– Ну, чего ты раскричался-то? Ты же звонил! Софа тебе сказала, что ничего не знает… Он бы ей сообщил, наверное. Может быть, вообще не он у штурвала был…

– Э-э-эй! – Саша махнул рукой и быстро вышел из кухни.

– Новости будут через два часа, там должны сказать! – крикнула вдогонку Мира.

Но ни днём в новостях, ни вечером так ничего и не сказали. Были развлекательные программы, в новостях же говорили о достижениях. Сообщали, на сколько больше, чем в прошлом году, центнеров с гектара урожая собрано. Сообщали, что в этом году стали отлито гораздо больше, чем в прошлом. Ни слова о крушении. Как и не было ничего. Жена Валерки, Софа, и на другой день, плача, сказала, что ничего не знает. Приходили люди с КГБ, где Валерка, не говорят. Они с сыном вдвоём, она не знает, что делать.

На третий день дозвониться не удалось. Шли длинные гудки, но никто не брал трубку. Сашка купил билет в Одессу, где жили Токаревы, и вылетел первым рейсом.

Мира не находила себе места. Посольский должен был уже давно быть в Одессе, но он так и не звонил. Она периодически подходила к телефону, снимала трубку, слушала гудок и клала на место. Яша так же не находил себе места. Страх. В доме стоял страх. Всё было пронизано молчаливым страхом.

Звонок раздался в 9 утра на другой день.

– Алло, – Мира слишком спокойно сняла трубку, медленно поднесла к уху. Голос ровный, спокойный.

– Мирочка! Прости, не мог вчера позвонить. Буду завтра вечером, уже купил билет.

– Хорошо, мы ждём тебя, – Мира положила трубку. Стояла. На лбу, под мышками проступил пот. Стук сердца звучал в ушах.

Вечером, просматривая газеты, которые после работы взяла из почтового ящика, Мира наткнулась на соболезнования. Заметка была на последней странице, в ней ЦК КПСС приносил соболезнования родственникам, погибшим в этой катастрофе. Погибших, как оказалось, было больше четырёхсот человек.

* * *

Посольский смотрел в иллюминатор самолёта. Земли не было видно. Облака. Появившись у Софы дома, он обнаружил лишь обгорелую дверь. Было понятно, что дверь облили, видно, бензином, подожгли. Разыскал Софу у её матери:

– Саша! Ночью! Я с Вадиком! Дым! Саша, это ужасно! Откуда такая ненависть? Что мы с ребёнком им сделали?! – Софа ревела у него на плече.

О судьбе Валерки по-прежнему ничего известно не было. Зато теперь было понятно, что погибло много людей, и его, скорее всего, арестовали. Но что жив – точно. Это успокаивало. Конечно же, разберутся! Конечно, Валерку оправдают. Дело времени. Он – капитан высшей категории! Коммунист. Оправдают. Сомнений быть не может. Разберутся.

Оставив Софе с Вадиком деньги, купил обратный билет. На душе было тревожно. Отгонял мысли. Разберутся. Он не виноват.

* * *

В школу Саша любил приходить рано. За час до занятий. Досыпал под партой, накрывшись пальто. Кто приходил позже, делали «тёмную». На входящего накидывали пальто, куртки, лупцевали. Не больно. Но приятного мало. Он не любил – предпочитал доспать под партой. Саша ещё не успел доучиться в первом классе, как умер папа. После операции по извлечению старых осколков, которые его беспокоили, оторвался образовавшийся тромб, и он умер. Папа умер. Папы не стало. Он и не знал другого папу, этот был единственный. Папа был строг, требователен, уделял большое внимание его учёбе. Как-то в один день Саша получил три пятёрки, и папа повёл его в цирк с мороженым и лимонадом. Неземная радость! Мороженое в вафельных брикетах! Папа работал администратором в оперном театре. Саша помнил, как ходил с ним в театр после уроков. Запомнился даже запах, скрип паркета. Очаровывали поющие. Стоя слушал, открыв рот. Папа же и купил ему первые ботинки. Он их клал под подушку. Босиком все ходили до сентября – октября. Но ботинки! Он помнил, как ему завидовал Валерка. Токареву, конечно, тоже купили, но позже где-то на месяц. Был 46-й год.

В четвёртом классе у Саши с Валеркой во дворе их дома появилась мастерская. Они очень любили мастерскую, там делали скамейки и кровати для соседей. Занимались детьми, которые младше – были их командирами. Воспитывали. Их слушались. Приходили родители, просили поговорить с нерадивыми детьми. Авторитет был, завоёвывали поделками. Из старых досок сколотили с Валеркой штаб – халабуду в два этажа. За послушание детям разрешали охранять его с ружьём, сделанным из дерева, которое сами и выстрогали в мастерской. Штаб они оклеили портретами Сталина. В штабе они с Токаревым просиживали целыми днями, но поспасть туда можно было только с разрешения часового. Дети не боялись их, а любили.

Самым лучшим подарком для них было не мороженое, не сахар, а покупка инструмента для поделок. Делали коньки, санки. То, что делали своими руками, и было их игрушками.

Как-то пришел столяр и разрушил их халабуду. Долго рушил, потому как строение было сколочено корабельными гвоздями. Соседи ругались: «Что тебе мешает, чёрт чудной? Дети построили!» Для них с Валеркой это была катастрофа!

Потом штабом стал сарай, в котором была просто мастерская – переоборудовали её и в мастерскую, и в штаб.

Периодически все делали запасы дров и угля. Они с Валеркой и Лёнькой Мешковым брали деньги за перенос. Были богаты! Могли пойти в кино и есть мороженое. Килограмм абрикосов на «Привозе» стоил 15 копеек! Любили, конечно, покупать на «Привозе», а не в магазинах. Ещё собирали на привозе косточки абрикосовые – ели и делали свистки.

Однажды они с Валеркой привезли топливо соседу по сараю. Занося очередное ведро угля, увидели в углу бронзовую люстру с винтиками и гаечками. Переглянувшись, разработали план воровства. Разобрать стену и проникнуть в соседний сарай. Вынули камень – посыпались пустые бутылки. Второй камень – посыпалось ещё больше. Проникли, разобрали люстру. Подумали, почему бы не сдать эти бутылки? Бутылки у детей не принимали, но они возле оперного театра нашли магазин, где их приняли без слов. Валерка и Лёнька Мешков мыли бутылки, а Сашка через весь город таскал их на угол Дерибасовской и Ленина в магазин минеральных вод. Бутылки были из-под минералки. Были несметно богаты. Дома никому не рассказывали.

Лёнька, которого они взяли к себе в помощь, был отличником. Не авантюрист. Когда они с Валеркой мыли бутылки, у него застрял палец и распух. И так их разоблачили, пришлось привлечь взрослых к вытаскиванию пальца. Накрыли. Дома не били – были одна мама и сёстры. Мама тогда попросила дядьку его побить. Могли ведь и в тюрьму посадить. Дядя Яша пришел побить. Требовал, чтобы Саша рассказал, кто был зачинщиком, и выдал участников воровства. Бил ремнём. «Не имеете права!» – орал Сашка. Не выдал!

Уже старше… Около 12 лет… Лапали в воде девчонок, налетали и лапали. Стоя в очередной раз и дрожа в воде, увидели, как лапали девчонку взрослые. Та выскочила голая. Плакала. Отрезвели… Достаточно увидеть со стороны гнусность, жестокость. Трезвеешь. Мерзко. Противно.

Увлекались спортом – волейболом, транспорта почти не было, на улицах играли в волейбол. Трамвай, троллейбус были, но чаще грузовые машины. Машина была даже в его во дворе у обкомовского работника, трофейный «опель». Валерка предложил записаться в волейбольную секцию в общество «Буревестник». Записались. Для детей было много кружков.

Чуть позже они были подвержены влиянию улицы – встречались с «бандюками». Родители запретили. И ему, и Валерке. На деньги в «стеночку» играли и в ножечки – круг с отрезанием земли. Чеканили мехом. Прибивался брусок к меху, чика назывался. Стоя на одной ноге, другой подбрасывали чику. Ещё колесо катали по улицам палками, колесо от бочек.

Самолёт заходил на посадку, и Посольский отвлёкся от своих воспоминаний.

* * *

Суд над капитанами начался в апреле 1987 года. Судили в Одессе. Саша на суд не поехал. К этому времени появилась большая проблема в семье. Мира заболела. Заболела раком. Ей в то время начали делать «химию», и он не мог оставить её одну с сыном.

– Сашенька! Ты бы съездил на суд к Валере-то! Поддержал бы его, – Мира сильно похудела. Ввалились щёки. Была уже лысая. Выпали даже брови.

– Да как же я тебя одну-то оставлю, Мир? Да и потом, он там, показывали, сидит за стеком пуленепробиваемым, народу полно. Он и не увидит меня. Он всё в пол смотрит, глаза не поднимает, – Саша гладил жену по руке.

– Ну, Софе бы помог, – уже не так уверенно сказала Мира.

– У меня своя жена есть, Мир, – Саша улыбнулся. – Любимая жена.

Обоих капитанов кораблей хотели расстрелять. Сухогруз протаранил в борт пассажирский лайнер, по версии следствия, по вине обоих капитанов. Не расстреляли. Дали по 15 лет. Больше никого не осудили. Но смертный приговор был. Первый заместитель капитана круизного лайнера управлял кораблём во время столкновения. Капитан лайнера в это время читал детектив в своей каюте. После столкновения заместитель взял ключ от каюты, заперся изнутри и ушёл под воду вместе с остальными. Для вынесения себе приговора и приведения его в исполнение прошло 8 минут. Но больше никто под суд не пошёл. Хотя выяснили, что «Адмирал Хазимов» был в аварийном состоянии, и его нельзя было выпускать в плаванье.

Сидя на стуле у кровати, где спала жена, Саша улыбался краешком губ. Они тогда вместе с Валеркой ухаживали за Софой. Оба были влюблены. Пригласив её в кино, они сели, посадив Софу в центре. Саша в темноте аккуратно, медленно, чтобы не спугнуть Софу, обнял её за талию. Обняв, решил вторым этапом положить кисть на бедро Софы и тут почувствовал, что его руку гладят. Валерка гладил, нежно, ласково. Так сидели до конца фильма. Софа облокотилась плечами о спинку и выгнула спину от Сашиной руки. А Сашка держал руку у неё под спиной. Валерка же старательно наглаживал руку Саши.

Пятнадцать лет! Это уже будет другой век. Другое столетие. Когда он выйдет, им уже будет за шестьдесят. Если будет. И что будет с ним? И что будет с Мирой!?

Кара

Телефон звонил и звонил, а Посольский всё не мог проснуться. Поднявшись, взглянул на будильник, стоящий рядом с кроватью. 6.30. Кому в голову взбрело звонить ему в такую рань? Тяжело поднявшись, нацепив тапки, он пошёл в коридор к стоящему там телефону.

– Алё, слушаю вас, – сказал в трубку раздражённо.