Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Въ воротахъ великол?пнаго дома съ замазанными известью стеклами сид?лъ въ одной рубах? дворникъ, любуясь на д?тей, играющихъ въ лошадки. Въ открытыя окна видна богатая квартира съ закутанными люстрами и чехлами на мебели. По раскаленной мостовой везетъ въ ящик? мороженое пыльный мужикъ. На бульварахъ д?ти въ серсо. Изъ за заборовъ помахиваютъ въ полномъ листу в?тви тополя, липы. Тамъ чудный садъ, а тутъ мостовщики лежатъ на солнц? въ пыли. Идетъ въ китайской палевой легкой матерiи упитанный господинъ въ прюнелевыхъ башмачкахъ и за нимъ нищiй; босой золоторотецъ съ красной опухшей щекой и съ одной распоранной выше кол?на соплей розовыхъ полосатыхъ штановъ.

Жарко. Нехлюдовъ идетъ тротуаромъ, улицами, наблюдая и ни о чемъ не думая. Идетъ онъ, какъ всегда, въ острогъ, чтобъ увидать ее и сговориться съ священникомъ о дн? в?нчанiя. Это д?ло уже такъ р?шено у него, что сомн?нiй уже н?тъ никакихъ, и онъ обдумываетъ только, какъ лучше сд?лать это. Людей изъ своего прежняго круга онъ теперь никого не видитъ. И Москва, л?томъ въ которой онъ прежде никогда не бывалъ, въ это время кажется ему той самой пустыней, которую ему нужно въ его теперешнемъ настроенiи.

Съ Кармалиными онъ не вид?лся съ т?хъ поръ и разъ только отв?тилъ на письмо, которое ему написала Алина, въ которомъ говорила, что желаетъ ему счастья на его новомъ пути, что хотя она и не понимаетъ его д?ла, она знаетъ его и ув?рена, что д?ло, которому онъ отдаетъ свои силы, хорошее д?ло, и потому желаетъ ему усп?ха. Но вотъ въ конц? Долгоруковской улицы кто-то остановилъ извощика и соскочилъ къ нему.

Высокiй офицеръ въ очкахъ. Орнатовъ – узнаетъ его Hexлюдовъ. Скучный болтунъ, кутила, со вс?ми другъ, бывшiй товарищъ его и по университету и по военной служб?.

– Нехлюдовъ, ты какъ зд?сь?

– Да у меня д?ло тутъ. Здраствуй. Ты какъ?

– Я и всегда теб? радъ, но теперь, въ Москв?, т?мъ паче. Чтожъ, об?даемъ вм?ст?? Гд? хочешь? Въ кабачк? какомъ нибудь. У меня д?ла по опек?. Я опекуномъ в?дь.

Оказывалось, что этотъ безпутный челов?къ, именно потому что онъ прожилъ все свое состоянiе, былъ назначенъ опекуномъ надъ состоянiемъ богача.

И лицо полупьяное, и тотчасъ же папироска, и эта опека, и планы, гд? бы выпить и по?сть, и болтовня, и полное равнодушiе ко всему, и мнимое товарищеское добродушiе – все это такъ далеко ужъ было отъ сознанiя Нехлюдова, что онъ, какъ новое, слушалъ Орнатова.

– Да, да в?дь ты что то въ острог? женишься на преступниц?. Мн? Кармалины говорили. Что такое? Разскажи. В?дь ты всегда чудакъ былъ.

– Да, да все это правда, но только мн? некогда, я туда, въ острогъ и иду. Ты не сердись на меня, но знаешь, наша жизнь совс?мъ теперь врозь. Ты, пожалуйста, не сердись, но это такъ.

– Вотъ, сердиться. И почему ты думаешь, что я тебя не пойму? Ты напрасно думаешь, что я такой. Ну, впрочемъ, прощай. – Покупка у тебя? – сказалъ онъ извощику. – Ну, прощай. Жалко. A revoir.[166 - [До свиданья.]]

Встр?ча эта скор?е прiятна, ч?мъ непрiятна была Нехлюдову, показавъ ему то разстоянiе, которое положено теперь между собою и прежними своими знакомыми. Тяжело было, что не было никакихъ знакомыхъ теперь, не было людей, съ которыми бы онъ могъ д?лить свои мысли и чувства. Катюша оставалась чуждою, мертвою, a кром? ея никого не было. Правда, начинали складываться знакомства въ самомъ острог?. И знакомства эти были прiятны ему. Были и просто уголовные, были и политическiе, съ н?которыми изъ которыхъ онъ, помогая имъ, вошелъ въ сношенiе.

Придя обычной уже дорогой, разгоряченный и пыльный, онъ постучалъ въ дверь, и когда его впустили въ прохладные с?ни подъ своды, онъ почувствовалъ удовольствiе и прохлады и того, что онъ въ своемъ м?ст?, въ томъ, что ему теперь вм?сто дома.

Онъ вошелъ на верхъ и подошелъ коридоромъ къ Катюшиной двери. Вахтеръ съ ключемъ шелъ за нимъ.

– Что то нездорова она, чтоль, ничего не ?ла со вчерашняго дня, – сказалъ вахтеръ.

Они подошли къ двери. Сквозь р?шетку можно было вид?ть камеру. Катюша была од?та теперь уже не въ арестантскiй халатъ, а въ полосатой с?рой кофт?, которую она сама купила и заказала себ? (она сама, несмотря на вс? уговоры Нехлюдова, ничего не работала), голова ея была причесана по мод?, на талiи былъ широкiй поясъ.

Нехлюдовъ тихо подошелъ и посмотр?лъ на нее сквозь р?шетку. Она сид?ла неподвижно, повалившись руками на столъ и спрятавъ голову въ руки.

Едва ли она спала. Не было ровнаго дыханья. Нехлюдовъ всетаки не окликнулъ ее, не желая будить, если она спитъ. Вахтеръ, гремя замкомъ, сталъ отпирать дверь, но шумъ этотъ не заставилъ ее изм?нить своего положенiя. Когда дверь отворилась, и Нехлюдовъ вошелъ, она на минуту приподняла голову, взглянула на вошедшего и тотчасъ же опять спрятала лицо, но теперь она уже не лежала спокойно, а все т?ло ея вздрагивало отъ сдерживаемыхъ рыданiй.

– Катюша! Что съ тобой? – спросилъ Нехлюдовъ, волнуясь не мен?е ее и чувствуя, какъ слезы подступаютъ ему къ горлу. – Катюша! Что ты?

Она не отв?тила, но рыданiя вырвались наружу, и она вся затряслась.

– Что ты? Что?

Она не отв?тила, не поднялась со стола, но только, выпроставъ л?вую руку, вытянула ее назадъ къ нему, показывая ему фотографiю, которую онъ оставилъ ей вчера.

– Зач?мъ вы показали мн?, – заговорила она сквозь рыданiя. Что вы со мной сд?лали? Зач?мъ? Не хот?ла я помнить. Не хот?ла. А теперь что д?лать?

– Теперь будемъ любить другъ друга, Катя, какiе мы есть, – едва выговорилъ сквозь радостныя слезы Нехлюдовъ.

– Да ужъ того н?тъ и не будетъ. И разв? можно меня любить?

– Можно, можно, можно.

– Н?тъ, нельзя. – Она встала, слезы текли по ея щекамъ, и выраженiе лица было печальное, но живое.

– Нельзя забыть, Дмитрiй Ивановичъ, что я была и что я теперь. Нельзя этаго, – и она опять зарыдала.

– Ты была моей женой и будешь такой. И не теб? каяться, a мн?. И Богъ видитъ, какъ я каялся и каюсь.

Она поднялась и пристально долго смотр?ла на него.

– Зач?мъ вы это хотите д?лать? Меня не спасете, а себя погубите. Ничего не выйдетъ изъ этаго, бросьте вы меня.

– Не могу я, моя жизнь въ теб?. И вотъ то, что ты говоришь такъ, что ты очнулась, это такая радость мн?.

– Какая это радость? Вотъ была радость тогда.

Она взяла въ руки фотографiю и стала вглядываться въ нее.

– Тогда была радость. Вы такой же. А я что? Гд? я? Н?тъ, Дмитрiй Ивановичъ, голубчикъ, бросьте меня. Я не могу такъ жить. Я пов?шусь или сопьюсь. Пока не думаю о прежнемъ, могу жить. А какъ вздумаю…

– Зач?мъ думать о прежнемъ? Катюша, помнишь, мы съ тобой говорили о Бог?. В?ришь ли ты въ Бога, что Богъ милосердъ…

– Прежде в?рила.

– И теперь в?ришь. Такъ вотъ Богъ видитъ наши души и хочетъ отъ насъ только того, чтобы мы были добры, чтобъ мы служили Ему. И какъ только мы станемъ на этотъ путь, такъ все прошлое ужъ прощено. Давай жить для Бога. Я хочу такъ жить, но хочу жить такъ съ тобой.

– И за что вы меня такъ любите? – вдругъ сказала она и улыбнулась.

– За то, что виноватъ передъ тобой.

Это была первая минута пробужденiя Катюши. Но пробужденiе это не дало ей успокоенiя. Напротивъ, она теперь начала мучаться больше, ч?мъ прежде. Мысль о томъ, что Нехлюдовъ, женившись на ней, погубитъ свою жизнь, страшно удручала ее.

На другой день посл? этаго разговора, когда Нехлюдовъ пришелъ въ острогъ, его не пустили къ Катюш?, потому что она сид?ла въ карцер?. Она достала вина, напилась пьяна и такъ шум?ла и буянила, что ее посадили въ карцеръ.

На другой день она успокоилась и хорошо и долго говорила съ Нехлюдовымъ и о прошедшемъ и о будущемъ и об?щала больше не пить и, по его сов?ту, согласилась работать. Читать же она не могла и не хот?ла.

– Не могу я, Дмитрiй Ивановичъ, читать эти пов?сти и романы. Все это такъ мало въ сравненiи съ моей жизнью. Какъ подумаю о себ?, что съ этимъ сравнится.

Съ этаго дня положенiе ея стало улучшаться. Она стала спокойн?е и проще.

Посл? Петрова дня ихъ обв?нчали въ острожной церкви, а въ середин? Іюля партiя, въ которой была Катюша, отправилась въ Нижнiй.

Нехлюдовъ впередъ по?халъ въ Нижнiй и Самару, чтобы тамъ устроить свои д?ла и присоединиться къ партiи въ Тюмени.[167 - В подлиннике: Тюмень] Такъ онъ и сд?лалъ. И въ Тюмени поступилъ въ острогъ и уже какъ арестантъ ?халъ сначала водой, потомъ сухимъ путемъ до Троицко Савска, гд? его выпустили, и онъ съ женою поселился въ предм?стiи города.

–

Планы Нехлюдова далеко не осуществились. Устройство сада и огорода, въ которомъ бы онъ самъ работалъ, не удалось ему. Не удалось потому, что часть его времени была занята перепиской съ пропов?дниками идеи освобожденiя отъ земельнаго рабства какъ въ Европ?, такъ и въ Америк?, другая же часть – сочиненiемъ книги о земельной собственности и кром? того обученiемъ д?тей, которые приходили къ нему. Такъ что огородомъ и садомъ онъ могъ заниматься мало и передалъ это д?ло работнику и жен?. Катюша со времени поселенiя своего, кром? домашняго хозяйства, много читала и училась и, понявъ д?ло своего мужа, помогала ему и гордилась имъ. Средства Нехлюдова, его 12 тысячъ, съ устройствомъ домика, помощью нуждающимся и затратой на печатанiе брошюръ и книгъ, которыя вс? запрещались цензурой, скоро истощились. Такъ что онъ долженъ былъ добывать себ? средства жизни, что онъ и д?лалъ, садомъ и огородомъ и статьями въ русскихъ и заграничныхъ изданiяхъ. Скоро однако д?ятельность его показалась правительству столь вредной, что его р?шили сослать въ Амурскую область. Лишенный средствъ существованiя и угрожаемый еще худшей ссылкой, Нехлюдовъ воспользовался представившимся случаемъ и б?жалъ съ женою за границу. Теперь онъ живетъ въ Лондон? съ женою, прошедшее которой никто не знаетъ, и, пользуясь уваженiемъ своихъ единомышленниковъ, усердно работаетъ въ д?л? уясненiя и распространенiя идеи единой подати.