Я придумаю будущее. Любовь после любви

Знала ли Ирина про Жанкины домогательства что-то конкретное или просто по-женски догадывалась? Я так и не понял тогда. Только через полчаса моих терзаний на гостиничной кровати в поисках решения, Ирина постучала в дверь моего номера.

– Евгений, простите меня, но на последней тренировке мне совсем не понравилось Ваше колено. Да, и голеностоп вихляет. Думаю, нам нужно срочно поехать в больницу, сделать рентген и показаться травматологу, чтобы завтра не было неожиданностей, – таинственным голосом произнесла молодая докторша.

– Ирина Васильевна, спасительница! – я схватил ее в охапку и закружил по комнате. – Мне самому сказать Жанетте, что мы уезжаем?

– Нет, давайте сделаем так: сначала тренировка, где Вы не особо усердствуете, потом мы ужинаем, тянем время, после чего Вы случайно попадаетесь Жанне Александровне на глаза, и с мученическим лицом направляетесь в свой номер. А я – в ее. Там ближе к ночи решили посидеть тренеры, так сказать, для творческого настроя, куда я тоже приглашена. Но, естественно, я не останусь, а объявлю всем, что повезу Макарова на рентген в местный травмпункт, где, кстати, работает мой однокурсник. Главное, задержаться там подольше и потом посильнее напугать Жанну.

Все это время я держал Ирину на руках, и, когда она замолчала, мы оба смутились. Я как-то неожиданно быстро опустил ее на пол. Она слегка покраснела и незаметно поправила темно-синюю водолазку:

– Встречаемся в холле в 20.30. Хорошо?

– Хорошо.

– Только, Евгений, прошу Вас, пожалуйста, ни одному человеку не говорите правду. Я просто решила помочь.

– Договорились. У меня тоже есть условие. Давай на ты?

Ира улыбнулась, кивнула головой и вышла из комнаты.

После ужина мы вызвали такси, и под любопытные взгляды спортсменов, быстро покинули гостиницу.

Я прикинул вслух:

– Часа два на дорогу и больницу. И часа два нужно где-то убить. Ты, кстати, откуда узнала, ну, про все это? Женское чутье?

– Да нет у меня никакого чутья, и никогда не будет, видимо, – усмехнулась Ирина. – Парни стояли возле стойки у входа, когда ты ушел, и обсуждали весь процесс до мелочей, даже меня не стеснялись. Один только Николай молчал, потом на них прикрикнул и Григория им напомнил. Тогда я все поняла. И приняла решение.

– Спасибо, доктор, – поблагодарил ее я. – Уж больно во Франции на «Ролан Гароса» хочется поиграть.

Мы ехали по каким-то полутемным улочкам. Талый снег лежал черно-белыми горками вдоль тротуаров. Весна в этом году была затяжная, и даже здесь, намного южнее, было прохладно. Но запах был уже другой, особенный: весенний и волнующий. Или это просто у меня давно не было женщины?

Я посмотрел на Иру. Она сидела с серьезным лицом, смотрела прямо перед собой и молчала. Странная все же девушка!

«Почему она решила мне помочь? Может быть, сама в меня влюбилась? – размышлял я. – Не поймешь их, этих баб. Но лучше уж с ней, чем с «Жабой-тренершей»!

Водитель резко свернул в совершенно темный переулок, и неожиданно для нас, вынырнул прямо около травматологического отделения городской больницы скорой медицинской помощи. На крыльце отдельного входа толпились люди. Мужчину огромного роста держали под руки две маленькие женщины, а он все норовил от них вырваться. Третья женщина, пытаясь заглянуть ему в глаза, практически умоляла:

– Сергей Степанович, дорогой, давай снимок сделаем! Вдруг у тебя перелом?

Сергей Степанович, был, видимо, крепко выпивший, поэтому боли никакой не чувствовал, и идти в больницу не хотел, активно брыкался больной ногой, занимая все пространство крыльца.

Кое-как протиснувшись в дверь отделения, мы оказались в длинном коридоре, вдоль стен которого стояли кривоногие стулья и старые тележки. Народу видимо-невидимо. «Легко и тяжело раненые», – прямо, как в кинофильме про Великую Отечественную. И откуда их столько? Ирина решительно взяла меня за руку и завела в дверь с табличкой «Ординаторская», посадила на видавший виды диван, а сама, скинув пальто, отправилась на поиски своего однокурсника.

Вот уж эти медики! Они, по-моему, все однополые и интернациональные, в смысле, братья по духу – в любой стране или городе. И даже в чужом лечебном учреждении чувствуют себя, как в своем собственном. Впрочем, спортсмены – тоже.

Мы с ними очень даже похожи этими качествами. Когда спешка и волнения, все переодеваются в одних раздевалках за приоткрытыми дверцами шкафчиков: и мужчины, и женщины. Никто ни за кем не подглядывает. Ну, или почти, не подглядывает.

Иркин однокурсник, Иван Столяров, мне понравился. Налил нам чая, насыпал баранок на тарелку, даже варенье раздобыл. Но с нами почти не сидел: выслушал проблему, перебросился с Ириной парой медицинских терминов; отпустил пару непристойностей и один анекдот из врачебной практики. И, пока мы хохотали, сбежал к своим страждущим пациентам.

А часа через полтора посадил в подъехавшую машину «Скорой помощи», чтобы нас подбросили до центра. У Иры в руках были какие-то бумаги, рентгеновские снимки, два флакона с прозрачным раствором и какие-то ампулы в коробке из-под витаминов «Ундевит».

– Системы для переливания у меня есть с гостинице, – больше самой себе, чем мне, – говорила она, укладывая все это в свою не очень большую сумку, отчего та раздулась, как круглый коричневый арбуз средних размеров.

– А зачем системы? – удивился я.

– Сегодня, надеюсь, Жанна Александровна поверит в наши россказни, а завтра, после твоей, я надеюсь, блестящей игры, может усомниться. Поэтому я приду к тебе ставить капельницу. Видимо, ближе к ночи.

– Да, проигрывать завтра мне нельзя! А послезавтра что будем делать? – как послушный пациент, спросил я. – Ведь это как-то нелогично: днем скакать по корту, забивая (тьфу-тьфу) мячи, а по ночам умирать?

Девушка немного помолчала, потом ответила:

– Не знаю, Евгений. Будешь продолжать болеть. Главное, чтобы она не догадалась! Иначе неприятности будут у всех. Но особенно у тебя. Я сюда устроилась по блату – хочется за границу поездить, мир посмотреть. А практики здесь никакой нет. Так что, я здесь ненадолго. А вот тебя Жанна со света сживет – никакого тенниса не захочешь!

– Войду достойно в рейтинг на одиночных соревнованиях во Франции – никто из Национальной теннисной сборной меня не выкинет. Даже она. И, прежде всего, потому, что она сама – классная спортсменка! Этого у нее не отнимешь! – пылко ответил я.

«Скорая помощь» резко затормозила. Рыжеватый доктор в синей курточке обернулся к нам.

– Эй, молодежь, – произнес он, делая ударение на первом слоге, – вам вон туда. – Он протянул руку в сторону. – Пойдете по центральной улице, потом через два квартала, на светофоре – направо. Там ваша гостиница.

– Спасибо. Спокойного вам дежурства, – прокричал я, помогая Ирине спуститься по порожкам машины. Было уже темно и прохладно, и выходить из нагретого салона машины совсем не хотелось.

– Принято желать скучного дежурства, – поправила меня моя спутница.

Мы молча шли по пустынной улице, мимо величественных домов сталинской постройки, разглядывая их фасады. Такое впечатление, что дома слились вместе с весенней природой в один большой организм – серый и сонный. Кое-где за шторами больших оконных проемов мелькали разноцветные блики – люди смотрели вечерние передачи. В кухнях с маленькими бледными занавесками пили чай и вели душевные разговоры. В спальнях горели ночники, – наверное, дети боялись ложиться спать без света. А, может, там сейчас происходила любовь? – размышлял я. Что-то меня второй раз сегодня на любовь пробивает. Я покосился на Ирину, тихо вздохнул и взял ее под руку. Она вздрогнула, но руку не отняла, а немножечко, как мне показалось, даже придвинулась ко мне.

Подойдя к тому самому светофору, где нам нужно было сворачивать, я вдруг неожиданно для себя сказал:

– Послушай, Ир, рано же еще возвращаться. Давай посидим где-нибудь часочек. В конце концов, очередь в травмпункте была огромная, что является чистой правдой.

Мы огляделись по сторонам, но ничего похожего не увидели, кроме череды закрытых магазинов.

– Пойдем налево, – предложила она, – вон там, вроде, что-то светится.

И мы отправились в противоположную от гостиницы сторону. Кафе-бар, в который мы уткнулись, спустя какое-то время, назывался «Три пескаря». И, видимо, не зря: людей там практически не было, пахло невкусным пивом и общественной столовой. Но искать что-то другое в незнакомом городе не хотелось, поэтому мы выбрали чистый деревянный столик возле окна подальше от кухни, зато рядом с огромным кувшином.

Ирина, по-моему, первый раз наедине со мной улыбнулась:

– А там они, наверное, прячут Буратино.

– Сейчас узнаем, – тоже улыбнулся я. – Что тебе заказать?

– Да ничего, собственно. Хочется кофе. Но уже поздно, и вряд ли он здесь вкусный. Тебе тоже второй сытный ужин нежелателен. Да?

– Да. Давай попросим чай. И мороженое.

Неожиданно мы просидели в кафе до самого закрытия. Ира сначала молчала и неохотно отвечала на вопросы. Пришлось мне ее развлекать. Не то, чтобы она мне понравилась, хотя, если честно, я несколько раз прислушивался к себе. Нет, никаких флюидов не почувствовал.

Просто нужно уметь быть благодарным – она со мной весь вечер провозилась вместо того, чтобы слушать магистров тенниса об их прошлых победах и наших завтрашних удачах и неудачах в номере-люкс у Жанны Александровны.