Я придумаю будущее. Любовь после любви

Тогда Ирина встала, наклонилась к моему уху и начала нашептывать о конспирации. В ответ на это, я резко вскочил, подхватил ее на руки и начал прыгать на «больной ноге» с криками:

– Случилось чудо! Друг спас жизнь друга!

Лучше бы я этого не делал! Жанну Александровну, следящую за мной через стеклянную дверь, я, конечно, не заметил. А жаль! Можно еще было бы, согнуться от боли и упасть! Увидела ее, как потом выяснилось, Ира, но приняла совсем нестандартное решение. Пожелала всем «спокойной ночи» и ушла с гордым видом.

Давид, ушлый в тонких женских душах, спросил напрямую:

– У вас что-то было, пока она тебя лечила? Ведет себя, прости, совсем, как твоя жена.

– Да, нет, парни. Ира не в моем вкусе, – попытался уверить всех я, – просто она очень ответственная!

Думаю, что они не очень поверили, а Николаша даже слегка опечалился. Видимо, вспомнил свое неудачное ухаживание за нашим доктором. Разговор перевели на другую тему, и просидели еще около часа, уничтожая запасы местного пива.

Подойдя к своему номеру, я с удивлением обнаружил, что ключа у меня нет. Хотел спуститься вниз к дежурному администратору, но почему-то толкнул дверь вперед. Мне показалось, что там разговаривают. Дверь, действительно, открылась.

Я застыл, как вкопанный. То, что посередине спальни стояла разъяренная Жанетта, это удивило меня ни так сильно. В конце концов, сюда она и рвалась. Поразительным было то, что в моей кровати лежала, видимо, абсолютно голая Ира. Она жмурилась от яркого света и душевно зевала.

– Это что? – повернулась ко мне тренер.

Я понимал, что должен как-то объяснить присутствие Ирины в своей спальне, но я тупо молчал.

– Простите, Жанна Александровна, мы с Евгением помолвлены. У нас очень скоро свадьба. Что тут такого? – вместо меня ответила девушка.

– Это не повод разводить на соревнованиях…, – тут Жанна на долю секунды замолчала, видимо, подбирая слова, – бордель. Я заказываю своему лучшему спортсмену полулюкс. А он? Он у меня под носом устраивает не понятно что, притворяясь больным! И шалава-докторша ему помогает!

Мы с Ирой остались одни. Молчали, наверное, минут десять. Девушка продолжала лежать. И даже не плакала после этих обидных слов, видимо, действовала по своему заранее придуманному плану. Поэтому она просто на них не обратила внимания. Я же сидел на краю кровати, спиной к ней. И чувствовал себя очень неловко.

Наконец, я решился:

– Зачем ты так поступила? Хочется верить, что с одной единственной целью – оградить меня от Жанны. Но ты понимаешь, что ты сделала еще хуже?

Ира позади меня зашевелилась. И молча стала подползать ко мне.

– Ты мой, Женечка. Я никому тебя не отдам. Будешь ли ты первой ракеткой или десятой – мне все равно. Я берегла себя для тебя. Иди ко мне, – она обняла меня сзади и стала целовать в шею.

Господи, ты, Боже мой… Я сам! Сам всегда выбирал себе девушек, и ни с одной никогда не заводил интимных отношений, если мне этого не хотелось. А в данный момент, и с этой девушкой мне не хотелось!

– Понимаешь, Ира, в жизни не всегда бывает так, как ты этого хочешь. Если тебе этого не рассказали родители, то это вынужден сказать тебе я! Пожалуйста, покинь мою комнату. – С этими словами я отцепил от себя ее руки, встал и вышел в соседнюю комнату.

Сел в кресло и даже не прислушивался, собирается она или плачет. Мне было все равно. Неловко, но все равно. Ни одна, так другая, насильно влезла в мою жизнь! Вот уж, правда, как у Глеба Жиглова: «… ему надо было вовремя со своими женщинами разбираться, и пистолеты не разбрасывать, где попало»! Пистолеты не разбрасывал, а влип, как подросток. Мой Антон не поверил бы, что я так вляпался. Я, известный завоеватель женских сердец и великий комбинатор, на этот раз оказался пешкой в двойной игре.

Мама говорила, что я детства был аналитиком; всегда мне нужно было знать предпосылки, причины и следствия. Вот и сейчас я сидел и размышлял, почему так получилось? Почему я не разобрался с Жанной Александровной с самого начала, почему не смог ей объяснить, что я – другой. Видимо, панически боялся такой же судьбы, как у Анненкова. Не хотел вылетать из сборной. «Но ведь это бред! Он – это он! А я – это я! И у каждого своя судьба! Дурак! Балбес! Баран! – ругал я себя последними словами. – Где были мои мозги? Наверное, все ушло в мышечную ткань».

Ирина, наконец, вышла из комнаты, попыталась что-то сказать, но я перебил ее:

– Прости, давай поговорим чуть позже. Пусть пройдет время.

Жанна Александровна, видимо, постаралась на славу: все утреннее время – а его, перед вылетом нашего рейса, оказалось достаточно, – наша команда была занята обсуждением моего ночного любовного происшествия. Причем, Ирина Васильевна, неожиданно, выступала в нем жертвой, а я – змеем-искусителем, воспользовавшимся доверием девушки, которая поддерживала меня на соревнованиях и днем, и ночью, поскольку о ночных капельницах тоже стало известно. В то, что жертва сама запрыгнула ко мне в кровать, спланировав так избавиться от соперницы, никто бы даже и не поверил. Поэтому событие я не комментировал.

На душе было паршиво. Но в большей степени я переживал не об амурных делах. Я подозревал, что Жанна мне этого не простит.

Да, я сейчас победитель! На меня обратили внимание серьезные люди, но что-то мне подсказывало, что расслабляться нельзя. Поэтому нужно срочно менять тренера. Я решил отложить поездку домой, и сразу заняться этим вопросом.

В самолете Ира сидела далеко от меня, и, слава Богу, мне не было ее видно. Потому что какое-то чувство вины перед ней все же было. Нужно было поговорить с ней тогда помягче. Я бы так, конечно, и сделал… Мама всегда шуткой мне напоминала: «Не забывай, я тоже была молодой, творила свои маленькие глупости, но всегда ждала, что кто-то сильный меня защитит и спасет. Так что прощай девушкам их слабости. В конце концов, это их главное оружие»!

Но, если бы ночное происшествие случилось просто между нами, пусть неожиданно для меня, но наедине, я бы так и сделал! А все произошло при участии старшего тренера национальной Сборной. Это уже не маленькая глупость, это большая подстава. Да и слабостью это вряд ли можно назвать.

Интересно, на что она надеялась? Хотела подкупить меня своей девственностью, о которой призналась накануне? Это, конечно, значимо при серьезных отношениях. Но далеко не самое главное. Как они, девушки, этого не понимают?

Короче, мысли мои витали вместе с самолетом на высоте семь тысяч метров, постоянно попадавшего в воздушные ямы. Я то успокаивал себя, то накручивал. Парни пытались разговаривать со мной на отвлеченные темы. Сашка и Николай сидели рядом, а Дато свисал надо мной, перегнувшись через впереди стоящее кресло, рассказывал анекдоты и постоянно косился в сторону своей новой пассии – Оксаны Гурко, бойкой украиночки с сильными, как у мужчины, руками.

Во время приема багажа в аэропорту, Жанна Александровна многозначительно посмотрела в мою сторону. Мне показалось, что с жалостью.

Я с удовольствием не пошел на общественные мероприятия, посвященные Международному женскому дню. Хотя ребята сказали, что было весело и интересно: собрание, концерт, дискотека до ночи. Но ко мне приехал Антон, с которым мы и провели восьмое марта, обойдя, по меньшей мере, пять московских ресторанов. Поначалу, пока мы были трезвые, он рассказывал институтские новости, кто женился, кого отчислили накануне выпуска. Ко мне на мгновение закралась мысль, что сейчас бы я тоже получил диплом, и не было бы в моей жизни большого тенниса в том объеме, в котором он сейчас занимал мое сознание. Тенниса как смысла жизни. Но нет! Останавливаться теперь я не мог!

Потом, чуть подвыпив, я рассказал близкому другу о событиях последних дней.

– Вот ты правда, Женек, как барышня кисейная, – не поленился повторить свою любимую фразу обо мне Антон, и с удовольствием передразнил меня: «Я сам выбираю себе женщину. Я сам ее добиваюсь». Вот мой отец всегда считает, что это они, женщины, нас выбирают и на себе женят. И это истина.

– Значит, я – исключение, – сопротивлялся я. – Женюсь только по собственному желанию. И по любви, кстати!

– Похоже, женишься ты на своем теннисе. Я бы на твоем месте и с одной, и с другой замутил. Вот! Давай за это выпьем.

– Давай! Только на моем месте ты бы не оказался! Потому что ты всем нашим девчонкам всегда был, прежде всего, другом. Настоящим и искренним, а вокруг меня вечно интриги плетутся, и драмы разыгрываются.

Мы выпили, и я вдруг тихо спросил:

– А как там та девушка? Маша. Замуж не выскочила?

– Не знаю, – ответил Антон, – постоянно вижу ее с подругой и совсем маленькой девочкой. Они ее в институт через день таскают. А чья это дочка, не знаю.

– Узнай, ладно? Хотя, нет! Не стоит.

В голове вспомнились подслушанные слова рок-оперы, раздающиеся поздним вечером из Машиного окна:

«Я люблю твои руки и речи, С твоих ног я усталость разую,

В море общем сливаются реки, Аллилуйя любви, Аллилуйя любви,

Аллилуйя».

Моя просьба о смене тренера была удовлетворена достаточно быстро. За три рабочих дня. Я ожидал, что меня будут ломать, ожидал истерик от Жанны, но все прошло тихо. Правда, в совете Федерации отметили, что так у них не принято, но, учитывая мою перспективность, сделали исключение.

С железной Жанеттой я, собственно, не попрощался. Не решился. Все выглядело бы фальшиво и нелепо. В будние дни мы практически не виделись, встречались только на соревнованиях. А, когда я на кураже, я никого вокруг не видел: только противника и его подачи. Как получилось, так получилось.

Вот с кем хотелось объясниться, так это с Ириной, но она недели три была на больничном, и к нам периодически прибегал Стасик, студент-шестикурсник медицинской Академии. Он сидел в зале на последних рядах и строчил какие-то конспекты. Однажды я подошел к нему, спросил про Черкашину Ирину, это была ее фамилия. Он в ответ пожал плечами и сказал, что не знает, когда она выздоровеет.

И я погрузился в спорт. Мой новый тренер Виктор Евгеньевич оказался не только профессионалом, но и хорошим воспитателем. Ибо воспитание настоящего спортсмена-чемпиона – это по-настоящему большой педагогический труд. Уже во время знакомства он назвал меня тезкой и попросту сказал: