Я придумаю будущее. Любовь после любви

Хотя, какие уж там их победы! Последние десять лет никаких выдающихся достижений в советском теннисе не было, кроме пары-тройки единичных случаев. В восьмидесятом году, в связи с Олимпиадой, теннис вообще оттеснили, а некоторые помещения в Москве отобрали, так как большой теннис не относился к олимпийским видам спорта. Остались только преданные тренеры, которые и готовили сейчас новых советских спортсменов.

Мне, лично, повезло, что в моем городе жил и живет один такой теннисист-профессионал, приходящийся мне дальним родственником. Это с его помощью у нас открылся первый корт. Это нас, первую свою команду, он учил постигать азы достойнейшей из игр. Благодаря ему у меня неплохие результаты! В некоторых турнирах выходил в финал, всего в трех – только в полуфинал. Но по общей сумме баллов я был одним из претендентов на поездку во Францию. По крайней мере, очень на это надеялся!

Обо всем этом я Ирине и рассказал, поскольку она молчала, а эта тема для нас была общей. Она очень внимательно слушала, а потом вдруг неожиданно произнесла:

– Мне все это известно, Евгений, расскажи что-нибудь не про теннис. Про себя. Если хочешь, конечно.

«Ну, точно, влюбилась! – подумал я. – Что, если мне и от нее придется теперь отбиваться?». Не мог же я сказать Ирине, что у меня принцип – вступать в отношения только с теми женщинами, от которых голова кругом, да и не только голова, другие части тела тоже должны откликаться. Просто так и абы с кем я не умею. Пробовал однажды, не получилось!

«Прямо, барышня кисейная», – говорил, бывало, Антон, наблюдая за ежегодной сменой моих поклонниц. А я упрямо отвечал, что каждую из них почти любил.

Вспомнив о былом, я неожиданно подобрел и рассказал своей собеседнице о маме, об отце, который с нами не жил, но иногда принимал участие в моей жизни. О школьном разгильдяйстве, об институтской звездности, о том, что не закончил ВУЗ, как хотели родители, а уехал за славой в Москву, то есть, решил посвятить жизнь теннису. Вот так, кратко, и по кругу.

Ира вопросов не задавала. А потом вдруг спросила:

– У тебя много девушек было?

– Были, – улыбнулся я.

– И со всеми были интимные отношения?

– Ирина Васильевна, ну, об этом как-то неприлично спрашивать? – я аж растерялся.

– Неприлично, наверное, – согласилась она. – Просто у меня еще никого не было.

Я продолжал удивляться, в уме прикидывая: она что, хочет, чтобы я был первым?

Ира раскраснелась, и, видимо, догадалвшись о моих мыслях, решила пояснить. Свою историю излагала она, кстати, легко и весело. На нее, серьезную и молчаливую, это было непохоже.

– В нашем обществе принято считать, что если девушка учится в медицинском, то с девственностью она расстается легко и рано, поскольку, когда ты сидишь в учебном кабинете, увешанном плакатами с интимными органами в разрезе, а потом еще по ним же, в анатомичке, сдаешь зачет, то стесняться уже, вроде как, нечего. И все происходит просто из интереса. Ну, дурь дурью, конечно.

С моими подругами, естественно, было по-разному: кто – по любви, кто – по случайности. Большая часть девчонок вышли замуж, а кто-то, как и я, продолжали ждать принца.

Однажды собрались мы через пару лет после института небольшим девичником, и начали делиться личной жизнью, ну, так, в рамках дозволенного. А я возьми и брякни: «Я вот до сих пор – ни с кем!». Мои подруги просто обалдели! Посыпались советы и всевозможные предложения помощи. Короче, я их в тот вечер послала. Послать-то послала, а потом задумалась: «Может, со мной что-то ни так?» Был у меня парень одно время; отцу очень даже нравился. Мы встречались, готовились вместе к гоэкзаменамам, а как дело совсем уж дошло до интима, я с ним намеренно разругалась.

Короче, год после разговора с подругами, я ходила, как в воду опущенная. Нормальные парни не попадались. Хотя среди вас, спортсменов, конечно, много достойных. И набивались, кстати, ко мне в провожатые – ни раз, и ни два. Но я всегда боялась, что будет не любовь, а сплетни по всему клубу – с кем я сплю. Вы, мужчины, тоже умеете это делать!

А проблему решать было нужно, – так думала я, как медик. Помнишь, мы ездили на открытое первенство Италии, почти все, кроме вас, братьев лейтенанта Шмидта? Ну, вот я там в баре познакомилась с поляком. Приятный такой красавчик, говорит по-русски почти правильно. Посидели с ним, выпили по коктейлю, потом еще по одному. Далее последовали намеки. «Сейчас или никогда», – решилась я, заранее купив необходимые средства безопасности.

Целуясь, мы зашли в мой номер, и он первым заскочил в душ, заверив, что через четыре минуты будет абсолютно готов. Увидев меня в кресле в глубоких раздумьях, любезно спросил:

– Что с Вами, пани Ирина?

– Понимаете, Владек, у меня еще никогда ни с кем ничего не было.

– Почему? – удивился он так сильно, что присел от неожиданности на краешек кровати.

Я пожала плечами.

И знаешь, что он сделал? Пан Владек быстро оделся и ушел. Мне до сих пор интересно, почему?

Ирина закончила рассказ и с нетерпением ожидала моей реакции. Мне было смешно, и в то же время, грустно, но я определенно гордился нашими честными девушками. Так я ей и сказал:

– Им не понять нашего менталитета. А ты не волнуйся – встретишь своего принца.

И мы отправились в гостиницу, снова разговаривая о завтрашних соревнованиях.

Просыпаться утром в гостиницах я практически привык. Очень редко теперь бывало, когда, открыв ночью глаза, начинаешь с ужасом оглядываться и задавать себе старый, как мир, вопрос: «Где я?».

Сегодня я проснулся бодрым и отдохнувшим, несмотря на короткий сон, потому что часов до трех ночи прислушивался ко всем шорохам в коридоре.

Мы вернулись с Ирой уже после двенадцати, и моя случайная помощница вызвалась проводить меня до моего номера. Как только повернулся ключ в замке, открылась дверь Жанетты. Она бесцеремонно вслед на нами вошла в мою комнату.

– Как он? – не обращая на меня внимания, спросила железная леди Ирину.

– Конечно, играть Макарову завтра нежелательно. Но вас, спортсменов, может остановить только инсульт, и то, случается он, как правило, после соревнования. Евгению сделали физиопроцедуры, капельницы. Ему нужно как следует отдохнуть. С утра наколю его препаратами, зафиксирую колено и голеностоп. Думаю, завтрашний день точно выдержит. А дальше будет видно.

Жанна Александровна, ничего не ответив, вышла, закрыв за собой дверь. Мы так и прыснули. Тихо, разумеется. А потом ушла и Ира, выслушав слова моей искренней благодарности в свой адрес.

Поэтому на следующее утро меня тревожил вопрос ни о своем местонахождении, а другой, более древний: «Быть или не быть? То есть, как вести себя на корте?».

Конечно, я ехал сюда за победой, и отступать не намерен. Главное, не забывать в перерывах делать страдальческую мину, якобы от боли.

За завтраком я ловил сочувствующие взгляды своих друзей и торжествующие – тех, с кем мне предстояло играть. Рано радуетесь, товарищи спортсмены! И мысли о Жанне с ее домогательствами сразу отошли на последний план, как только я вышел на разминку.

В первом матче пришлось тяжело, противник старался меня загонять, надеясь, что сломаюсь, и я никак не мог вырваться вперед. В перерыве подтянул струны у ракетки, поскольку играли на закрытой площадке, грубо ответил Ирине, предупредившей меня об имитации болезни, за что потом дико извинялся, и практически, пошел в атаку. И победил! Мало того, что я орал, как бешеный, со мной такое бывает, когда победа дается тяжело! Я еще и прыгал, как сайгак, без остановки минут пять. Видел потом видеосъемку – какой там мениск и голеностоп?

Перед второй игрой Ира долго делала вид, что обижается, но, поверив мне в очередной раз, простила, и слезно попросила, чтобы после еще одной неминуемой победы, я упал бы, как подкошенный.

На этот раз я выиграл легко, но падать, правда, не стал, а махнул своим братьям лейтенанта Шмидта, чтобы помогли мне дойти до скамейки.

Соревнования, согласно сетке, продлились допоздна, и я, как страстный болельщик, упорно не покидал корт. Меня насильно увела Ира. Принесла в номер кучу медикаментов, капельницу, которую присоединила к флакону с изотоническим раствором, свисающим с люстры на поясе от халата. Так что, когда нас посетила моя тренер, я был прикован к кровати иглой в виде «бабочка». На прикроватной тумбочке разбросаны вскрытые ампулы и перевязка, а в воздухе пахло спиртом от ватного шарика, прикрывающего мою вену. А Ира с невозмутимым видом сидела в кресле и листала журнал «Крестьянка». Станиславский бы поверил! Жанетта, видимо, тоже. Поздравила меня с победами и пожелала скорейшего выздоровления!

– Нам бы только день простоять и ночь продержаться, – процитировал я Мальчиша-Кибальчиша из далекого счастливого детства. Улетали мы послезавтра утром.

– Если будешь думать, что делаешь, продержишься, – съязвила Ирина.

«Ого! – подумал я. – Не такая уж она тихоня, как кажется. Ведет себя со мной, прямо, как со своей собственностью, черт побери!». Очень мне тогда это не понравилось, хотя я начал тут же себя мысленно успокаивать, потому что, если бы ни ее поддержка в этой ситуации, Жанна, конечно, бы ко мне вломилась среди ночи. А я бы, естественно, ее прогнал. И тогда – прощай, моя спортивная карьера! Поэтому вслух я произнес:

– Слушаюсь, военврач третьего, а, может, даже второго ранга!

На следующий день случилась очень некрасивая, по тем временам, история.

Произошло все после награждения победителей. И меня в том числе.

Уже поздно вечером мы сидели с ребятами в дальнем баре и отмечали наши достижения. Остальные спортсмены и тренеры были в главном ресторане, где специально был накрыт поздний ужин с элементами банкета.

Все, что хотели получить от соревнований, мы получили. Шутили, балагурили и строили планы на будущее. Ира сидела с нами, как всегда почти не разговаривала и периодически делала мне многозначительные взгляды, мол, пора на процедуры. А я усиленно делал вид, что не замечаю – хотелось с парнями посидеть после своего затворничества. Ну, и победа голову немного вскружила!