– Прилично что?
– Ну, в смысле, никто никого компрометировать не будет.
– А! – протянул я. – Ну, тогда поехали.
А про себя добавил: «Все равно другого варианта нет».
Кстати, отец Ирины мне очень понравился. Я мог быть его коллегой, если бы свой ВУЗ закончил, а не поехал в Москву за славой.
Мы сразу с ним подружились. Работал Василий Алексеевич главным инженером фармацевтического завода, расположенного в ближнем Подмосковье. И, первый раз, как он объяснил, за последние пять лет, действительно, находился в отпуске. Но не в санатории, а дома, под присмотром.
– Дочка настояла, – сетовал он. – Решила подлечить мое сердце. А у меня его и нет, сердца-то!
– Как это нет? – удивился я.
Василий Алексеевич встал, сходил в свою спальню и принес портрет очень приятной молодой женщины.
– Вот, как Валюши не стало, так и мое сердце перестало биться, – грустно произнес он. – Не дай Вам, Бог, Женечка, встретить такую любовь – одну единственную на всю жизнь. Не дай, Бог, – повторил он, качая головой. – Все лучшее в нашей жизни покупается ценой великих страданий!
– Пойдемте ужинать, мужчины, – позвала нас из кухни Ирина. – Рыба получилась изумительная!
Кроме физиопроцедур и массажа, я придумал свой комплекс упражнений. А, когда врачи разрешили наступать на больную ногу, добавил полноценную нагрузку. Поначалу было больно до слез, потом – ничего, втянулся. Занимался по пять часов в день. Уж очень костыли надоели, хотелось быстрее вернуться к нормальной жизни. «А к спорту?» – спрашивал я себя. И не отвечал.
Ира, нужно отдать ей должное, помогала мне, как могла.
Во время болезни пришлось рассказать маме, что ушел из Сборной, что сломал ногу. Она, конечно, сразу же приехала, привезла деньги, которые они собрали с отцом, потому что мои сбережения совсем закончились, а жить за счет приютивших меня людей, я не мог.
С Василием Алексеевичем они быстро нашли общий язык, вспоминали шестидесятые годы и свою молодость. Мама провела в Москве три дня, а потом, выманив меня на улицу, устроила серьезный допрос. И мне пришлось рассказать про историю со Шмидтом, о том, что назад в спорт мне дороги не было. Ни возможности, ни желания, ни, теперь вот, здоровья!
– Ну, значит, так тому и быть, – констатировала мама. – Возвращайся в институт, доучись. Сразу после получения диплома Василий Алексеевич возьмет тебя к себе на завод. Мы с ним уже об этом поговорили.
– А еще о чем Вы с ним поговорили? – ехидно спросил я ее. – Уж не поженить ли нас решили?
– И решили! Чем вы друг другу не пара? Ирочка – прекрасная девушка, специалист хороший. И хозяйка неплохая.
– Мам, я не люблю ее!
– Много толку от той любви! Вот у нас с твоим отцом тоже любовь была…
– Ой, не начинай, пожалуйста. – Мне не нравились темы про их развод. Я очень тогда переживал. – Но первая часть разговора принимается. Я возвращаюсь домой!
1 мая мы с Ириной решили сходить на демонстрацию. Гуляли, в общей сложности, часа четыре. Москва была празднично украшена. На улицах полно народа: ветераны при полном параде; веселые компании с транспарантами и шариками; дети с родителями; одинокие парочки. И все это время я обходился без костыля. Шел обратно, правда, сильно хромая, но был жутко собой доволен! Настроение было прекрасное.
Я уже мысленно рисовал себе возвращение в свой город. Я, оказывается, очень скучал, по нему. По всей вероятности, я свернул на своем жизненном перекрестке ни в ту сторону. А Всевышний вовремя меня остановил. Хотя с ним у меня отношения были сложные. Но они точно были! Я это ни раз чувствовал.
Незаметно подошли к дому. Настроение было чудесное – давно я не был на таком подъеме! А около подъезда вдруг накатило основательно. Я схватил Ирину на руки и немного покружил.
– Спасибо тебе за все. Я – твой должник навеки.
Мимо проковыляли две бабульки-соседки. Одна другой сказала достаточно громко: «Квартирант! Квартирант! А оно, вон, что делается!»
Мы понимались на лифте и хохотали. Потом Ира неожиданно меня поцеловала. Все бы, наверное, этим и закончилось, но Василия Алексеевича, как на грех, не оказалось дома.
Поэтому продолжение последовало незамедлительно. Что мне в голову ударило? Не знаю! Но Ирка в тот день была такая милая, такая весенняя, что стало мне с ней так легко и хорошо, как давно уже не бывало! Когда мы ввалились домой, она налила мне прохладного вина, включила музыку, слегка толкнула в кресло и уселась на мои колени. С ней было очень приятно целоваться. И я не остановился. Если честно, даже и не попытался! Мы перешли в спальню, на ходу раздевая друг друга. И все произошло так быстро и без прелюдий, что, отдышавшись, Ира засмущалась и быстро оделась. Вслед за ней я тоже натянул джинсы.
Чтобы скрыть неловкость, мы неожиданно разговорились: о детстве, о друзьях, и, конечно, о теннисе. Но второго порыва навстречу друг другу больше не возникло.
Ближе к вечеру вернулся от родственников Василий Алексеевич. Пока он разувался и шуршал в коридоре газетами, мы успели разбежаться по комнатам.
– Эй, молодежь, – зашумел он, – почему меня никто не встречает?
Ирина вышла ему навстречу, потягиваясь, будто только проснулась:
– Привет, папочка. Я заснула после прогулки, а Женя, наверное, занимается. Сейчас посмотрим. – Она постучала ко мне в комнату, где я, опустошенный физически и эмоционально, лежал на диване. – Нет. Евгений тоже, оказывается, задремал.
– Я принес нам торт. Любимый «Ленинградский», – сказал Василий Алексеевич, – давайте попьем чайку. А нам с Женей можно и по рюмашке за праздник!
– Даже нужно, – я с удовольствием присоединился к чаепитию.
Был первый час ночи. Я лежал у себя в комнате и явственно ощущал, что Ирина не спит, а ждет меня. Я давно понимал, что нравлюсь ей. Одно только ее противостояние железной Жанетте многого стоило. Ведь не побоялась стать у нее на пути! Я замечал вспыхивающий свет в Иркиных глазах, как только я выходил по утрам из своей комнаты, как ловила она каждое мое слово и оправдывала каждый поступок. Мне нужно было бежать отсюда раньше! Не надо было давать ей надежду. Как же я сегодня не сдержался?
Если б это был просто случайный роман, я бы не переживал: встретились, переспали, разошлись – бывало у меня и так. И не раз. Но Ира столько для меня сделала! Не хочется ее обижать. Поиграть и бросить, как поступил с ней Николай? Не могу! Кстати, он и оказался ее первым суженым-ряженым!
У нас, определенно, не может быть будущего. Я не вижу ее в качестве своей спутницы жизни. А мой сегодняшний порыв был очень большой ошибкой! Она и сама, наверное, это поняла – ничего не сказала о своих чувствах, как будто понимала, что мне нечем ей ответить.
Но я все же встал, походил по комнате, посмотрел на звездное небо через балконную дверь. Даже подошел к двери и дотронулся до ручки. Но не вышел. Вернулся на диван, стараясь не издавать никаких звуков.
Хотелось бы, конечно, очень хотелось сейчас держать в своих объятиях женщину – единственную, любимую, желанную. Но ею не могла быть Ирина!
Через неделю я вышел на работу и сразу написал заявление. Меня попросили доработать май, чтобы дать замещавшему меня сотруднику отгулять отпуск. Пацаны из моих групп так обрадовались моему возвращению, что я не мог сразу им признаться, что скоро их бросаю насовсем. Было, конечно, немного грустно, но уже не больно. Я смотрел, как они повзрослели за полгода и во многих видел потенциальных победителей. Пусть у них все получится! И пусть их игра будет честной и правильной!
С Ириной мы вернулись к прежним отношениям, делали вид, что ничего не произошло между нами. Переживали, конечно, оба. Я чувствовал себя скотиной, а она, наверное, страдала. Поэтому я решился с ней поговорить откровенно о том, что сожалею о случившемся, но не могу предложить ей больше ничего. И чтобы не смущать ее, я решил, на этот, мой последний месяц в Москве, снять другую квартиру. В июне я уеду домой.
Мы сидели с ней на уютном балкончике, куда вытащили маленький столик с табуретками. Пили кофе, разговаривали, смотрели сверху на их очень уютный двор – в меру тенистый и солнечный одновременно. Цветочные клумбы, лавочки и красиво разрисованная детская площадка. Как будто это не центр Москвы, а дворик провинциального городка.
– Я не сожалею, – просто ответила Ирина. – Только прошу – поживи с нами до отъезда. А то отец не поймет, обидится.
– Хорошо. А ты – не кисни, пожалуйста. И, вообще, пойдем вечером куда-нибудь сходим. В кино, что ли?
Месяц пролетел очень быстро. Я много работал, и только за три дня до окончательного увольнения объявил ребятам, что покидаю спорт навсегда! Потом, правда, пожалел. Не нужно было им знать подробности. Такое глубокое разочарование я прочел на их лицах! Как будто мгновенно из кумира я превратился в обыкновенного учителя физкультуры. Или у меня мания? Но не хотелось их обманывать. Правда всегда лучше, какой бы горькой и неожиданной она не была! Пусть будут готовы к жизни и ее судьбоносным поворотам.
Съездил проститься в Сборную. Встретили, на удивление, тепло. Несколько раз услышав слово «зря», чуть было не пустился в самобичевание! Но потом лицом к лицу столкнулся с Жанной, издалека увидел Николая – и «как рукой сняло». Пусть я сам виноват в истории со Шмидтом. Не смог отказать ему в помощи. Но для Родины я хотел завоевывать медали и Кубки, и ни в коем случае не предавать ее! А меня выставили Иудой!
Вместо спорта, по существу, получилось, как на базаре: доносы, наветы, да еще половые принуждения! Эта грязь не для меня! Я всегда за честные отношения: и в общественной, и в личной жизни!
Ирине я тоже не оставлял надежды. Хотя видел, что она до сих пор надеется. И всегда надеялась, что мы будем вместе. Чувствуя себя виноватым, я старался подарить ей немного тепла в этот месяц. Мы много гуляли, ходили на выставки, в театр, ездили в Царицыно, встречались с Дато и Оксаной. Но в интимные отношения больше ни разу не вступали, какой бы милой она вдруг мне не казалась. Ну, не мог я с ней не по-честному!
На один из субботних вечеров я купил билет на поезд. Хотел, чтобы Василий Алексеевич был дома, и мы все вместе отметили мой отъезд. Так мы и сделали: выпили его элитного коньячку, поговорили о грядущих переменах в экономике, о развитии фармацевтической промышленности в России и ее соответствии Западным стандартам.