– Ты, давай, заканчивай побыстрее, – напутствовал он меня, – и возвращайся. К этому времени мне будут нужны достойные проверенные кадры.
– Спасибо за предложение, – искренне поблагодарил я его. – Только, – я немного помедлил, – мы с Ириной решили остаться просто друзьями. – Вы, наверное, мне это, как будущему зятю, предлагаете?
Алексеевич покачал головой, потом на мгновение погрузился в свои мысли. Наверное, жену, как обычно, вспомнил. Тяжело вздохнул и ответил:
– Скажу честно, я, конечно, надеялся. Тем более, что она к тебе, по-моему, весьма расположена. Но раз с твоей стороны любви нет, на «стерпится-слюбится» лучше не рассчитывать. Только жизнь друг другу переломаете! Как решили, так решили. На мое предложение о работе это никак не влияет.
Мы еще раз выпили уже без тоста – каждый о своем, и я отправился в комнату к Ирине попрощаться. Она лежала на кровати на животе, подняв ноги вверх, что-то увлеченно читала и улыбалась. Увидев меня, резко захлопнула книгу и спрятала ее под подушку. Села и смотрит, вроде, на меня, а сама где-то витает.
– Что читаешь? – спросил я.
В ответ она каким-то необычным жестом пожала плечами. Мне бы попрощаться и уйти. Ну, далась мне эта книга? Какой Ангел с небес толкнул меня силком вытащить ее из-под подушки? Вот не верь после этого в судьбу, которая в очередной раз совершила «двойной тулуп» через мою бедную голову.
Взял я книгу в руки и произнес вслух название: «В ожидании малыша».
– Что это? – тупо спросил я Иру, практические догадываясь о том, что я могу услышать.
– Это книга.
– Я вижу, что книга. Тебе она зачем?
– У меня будет ребенок. В конце января, наверное. На будущий год. Я очень хочу этого ребенка, – прошептала Ира.
– Это же мой ребенок! Так? Почему ты решаешь за нас обоих?
– Тем более, что он твой.
– О, Господи! – практически застонал я и вышел из комнаты, а затем – на улицу.
Какая сила вершит наши судьбы? Всегда ли все происходит «во благо»?
Я еще не знал, что я буду делать с этой новостью. Но в глубине души уже понимал, что я должен признать ребенка. Иначе мир, мой личный мир, такой, каким я его осознаю и вижу, рухнет и похоронит меня под своими обломками.
Мне двадцать три года. Через месяц будет двадцать четыре. С десяти лет я жил в неполной семье, с мамой, родной, любимой и надежной. Жить без отца не было страшно или одиноко. Это было стыдно. Для меня, по крайней мере. Не знаю, почему у меня сложилось такое мнение. Ведь многих детей в классе воспитывали только матери. Но мне всегда были неприятны разговоры об этом – до тошноты и головокружения.
Однажды к нам в класс в начале года зашла завуч, раздала листочки с небольшими анкетами и попросила их тут же быстро заполнить. Они с нашей учительницей стояли возле окна и разговаривали о каком-то открытом уроке, решая, кого из практикантов можно выдвинуть, а кого – не стоит? Мы в это время писали состав семьи, адрес, места работы родителей и прочие, известные ребенку, данные. Я сидел и раздумывал, что писать про отца? Вписывать его в состав семьи или нет? Ведь семья у него другая!
Мой одноклассник, видимо, менее чувствительный, чем я, так напрямую и спросил у завуча: «А, если папы нет?».
Татьяна Ильинична ответила:
– Все те, у кого нет отца, напишите: «Отец с семьей не проживает».
Я густо покраснел и склонился над анкетой.
Моя мама создала мне прекрасные условия в детстве. Я беспрепятственно встречался с папой. Имел те же вещи и игрушки, которые были у большинства одноклассников. В общем, ничем не отличался от сверстников. Но эта строка в анкете «отец с семьей не проживает» – была моим личным внутренним клеймом, душевной раной, которая тогда так и не заросла.
Если Ирина решила оставить ребенка, значит, он тоже всегда будет испытывать чувство незащищенности, называемое безотцовщиной. А, если это будет мальчик?
– Стоп, – остановил я себя. Сел на лавочку, вытянул ноги и закрыл глаза. – Давай-ка, Евгений Александрович, все по-порядку: первое, ребенок, однозначно, мой. Второе, третье, четвертое – перебирал я в голове факты и противоречия. Пятое, – вздохнул я, закончив свои размышления, – имя ему (ей) я обязан дать.
И поехал на вокзал менять билет. Сегодня уезжать, в любом случае, было нельзя.
Через два дня мы с Ириной подали заявление в ЗАГС, где нам назначили дату свадьбы, а вечером по-семейному обмыли с Алексеевичем это событие. Он изредка поглядывал на дочь, иногда вздыхал, но, все же, мне показалось, был рад. Планов пока никаких не строили, вернее, не меняли. Сначала, в любом случае, мне нужно было подать документы на восстановление в своем ВУЗе. Поэтому ночью я уехал домой. Один.
Лежа на верхней полке, под стук колес, долго раздумывал о будущем. «Вот у меня жена почти появилась, и ребенок на подходе – да здравствует семейная жизнь!». Представил рядом с собой Иру: уважает меня, заботится. Ребенок… Захотелось вдруг девочку – бантики, рюшечки. Тянет ко мне пухлые ручки: «Папулечка».
– Хорошо, – решил я. – Семья – это хорошо! Это свое! Это родное! Это то, ради чего можно жить! Это навсегда! Это нерушимо! Это…
«Аллилуйя Любви» – мелодия вдруг зазвучала в голове так пронзительно, так тонко.
…Теплый летний вечер, девушка, сидящая на подоконнике, давнее внезапно испытанное чувство необыкновенной нежности.
Любовь? Да, где она? Разве что, в кинотеатре, на белом, как снег, матовом экране? Или между страниц пожелтевших книг?
– Не хандри, – убеждал я себя. Миллионы людей живут без любви. И хорошо живут – спокойно и стабильно. Ну, не взлетит душа от прикосновений к любимому человеку! Ну, не будет неметь сердце в его отсутствие! Ну, не будет смотрящих на тебя глаз, в которых ты сам отражаешься до самого донышка. Смотреть бы и смотреть бы в такие глаза – чтобы в животе бабочки или стрекозы! Хотелось бы? Да. Но не будет такого! Зато не будет и противоположного – холодящего страха от возможной потери любимого человека! Не будет его измены или смерти! Взаимная любовь – это лучшее, что могут подарить Боги, и просто так она не дается! Обязательно придется платить!
А мама – это мама. Ранним утром обрадовалась всем моим новостям и, как всегда, вернула уверенность в себя: что я лучший из лучших. Да, еще честный, порядочный, и умный! Постелила мне постель, сверху положила последний номер журнала «Юность», поцеловала и ушла на работу:
– Отдохни, сыночек. Все будет хорошо!
Ближе к обеду я пошел в институт с документами на восстановление. Мой курс уже закончил обучение. Так что меня вряд ли кто помнит, – думал я. Разве что одна милая девчонка Росомаха. Вот бы увидеть ее сегодня! Я улыбнулся себе, открывая дверь деканата – было легкое ощущение возвращения в родной дом.
Встретили меня со всеми почестями, декан похлопал по плечу, то ли радуясь за себя, то ли утешая меня. «Видали-видали твои кульбиты», – произнес он мне. Какие кульбиты? Что он имел в виду? Уточнять я не стал. Забрал подписанное заявление, пожал руки известным мне преподавателям, присутствующим в кабинете декана, да и неизвестным тоже. И пошел в канцелярию.
Милая секретарша Анечка принесла из архива мое личное дело, и, не переставая улыбаться, кокетливо промолвила:
– Хорошо, что ты вернулся, Евгений! От большого спорта – большие разочарования.
– С чего это ты взяла, милая? Все идет по плану.
Анечка недоуменно посмотрела мне в след.
А я направился сначала к расписанию консультаций пятикурсников, затем в их лекционный зал. Как раз закончился перерыв, и студенты шумной толпой вывалились из аудитории: покурить, перекусить и обсудить последние новости.
Меня окружили знакомые ребята, спрашивали о теннисе, совсем ли я вернулся, буду ли восстанавливаться? Я отвечал просто, без высокомерия, в чем-то с ними советовался, о чем-то расспрашивал. Вспомнили моих однокурсников и общих преподавателей. Я немного рассказал о Парижском Чемпионате.
И вот на циферблате 11:47, и по коридору, запыхавшись, быстро идет Маша. Я застыл, как вкопанный: она была одета точно так же, как в том моем сне, накануне парижских неприятностей, когда пыталась меня остановить – джинсы и белая блузка! Даже красная сумочка с замочками в виде сердечек была у нее в руке. Бывают же такие совпадения! Или не совпадения?
Я видел, что она меня заметила, и вслух громко отметил ее красоту. В этот момент замолчали все. Но Машка, упрямая девчонка, на меня даже не взглянула!
Не помню, как вышло, что я поздно вечером оказался возле ее дома. Но почему-то был уверен, что увижу ее.
И она пришла. Милая, зареванная, и, почему-то, такая родная. Если бы я только знал, что она меня ждала! Если бы только знал!
– Одно твое слово, и никакой свадьбы не будет!
– Нет! Нет! Нет!