Я придумаю будущее. Любовь после любви

Дочка Михаила работала медицинским представителем – информировала врачей о новинках фармацевтической индустрии.

– Так вот, приходит она, значит, ко мне и восторженно делится своими познаниями о новом препарате от алкоголизма, – продолжил свой рассказ наш друг.

– Представляешь, папа, нужно делать всего одну инъекцию в месяц. И человек весь месяц не пьет! Такая длительная лекарственная форма – «пролонг» называется, от слова пролонгировать.

А я ей отвечаю:

– Милая! Я знаю, что должен выпускать ваш завод специально для России. Востребованность будет бешеной.

Смотрю, она заинтересовалась:

– Что?

– «Пролонг настойки Боярышника». Выпил раз в месяц, и ходи себе удовлетворенный целых тридцать дней!

– Фу, папа, ты, как всегда!

Мы дружным хохотом оценили эту историю и подняли стаканчики.

– Шашлык готов, забирайте первую партию, – оповестил нас Антон.

Как всегда все засуетились, искали чистую посуду, помогали друг другу снимать мясо, чтобы освободить шампура. А самые нетерпеливые, конечно же, бросились пробовать, чтобы, не переставая жевать, промычать слова восхищения:

– Антоха, вкусно, как всегда! Твой секретный рецепт неповторим.

– Когда-нибудь я вам его открою, – отвечал, довольный похвалой, мой самый лучший друг.

Я очень трогательно к нему отношусь. Доверие, надежность, искренность – это у нас с ним с молодости. Хотя мы всегда были разные: я болтал, а он молчал. Я делал всякие глупые поступки, он их сглаживал. Зато я за него мог, как говорится, и в огонь, и в воду. Да и сейчас тоже. Даже труп, наверное, помог бы спрятать, если б он кого-нибудь убил. Наверное.

Мы всегда много спорили, потому что категорически не совпадали во мнениях, пару раз даже дрались. Но недолго. Так, чтобы пар выпустить. Он меня называл «баловнем судьбы», а я его «неуверенным интеллигентиком». Хотя он сильно изменился, с тех пор, как женился второй раз на своей обожаемой Люси из Германии.

К сожалению, он оказался пророком в наших с Машей отношениях:

– Говорю тебе, Женька, это добром не закончится. Вы ведете себя, как ненормальные уже который год. Это энергетическая перегрузка. Когда-нибудь все это рванет!

– Не каркай.

– Это не я. Это закон Ньютона. Кажется.

И все же его слова сбылись. Но он искренне мне сочувствовал и пытался помочь вернуться к жизни. Всеми возможными способами. Однажды даже двух элитных проституток притащил на эту дачу, чтобы меня подбодрить. И оставил меня с ними наедине до утра. Это тогда обошлось ему «в копеечку».

Вот и сейчас Антон колдовал над своим шашлыком, а сам в мою сторону поглядывал, отпустило меня или нет? Машкины письма, по-моему, снесли ему крышу. Вернее, даже ни столько ее письма, сколько мое к этому отношение. Я открылся ему, что тоже устно ей отвечал. И это его добило окончательно!

Вообще, все присутствующие сегодня друзья, мне очень дороги. В равной степени, я бросался на помощь к любому из них, если это требовалось. И это было взаимно. Мы передавали друг другу блатные связи в ЖКХ, в больницах, в паспортно-визовой службе и прочих государственных институтах власти. Одалживали друг другу деньги, пристраивали на работу многочисленных родственников, с кем-то ездили отдыхать, собираясь семьями. Начали помогать хоронить родителей. К горькому сожалению.

Я посмотрел на них. Конечно, все изменились. Особенно, девчонки за последние два-три года. Из-за своих, наверное, физиологических особенностей, набрали с десяток лишних килограммов и постарели как-то резко и сразу. Парни еще ничего, хотя кто-то полысел, кто-то поседел, а некоторые – тоже заметно потолстели. Но в каждом из них я видел тех, молодых и красивых друзей своей ушедшей молодости. Я заметил, что с ними можно встречаться хоть раз в три года. А при встрече разговор продолжается так, как будто только вчера закончился: с того же слова, с той же буквы. Не нужно притворяться и пыжиться – все знают тебя, как облупленного. Это и было здорово!

Подошел Антон, присел рядом и тихонько спросил:

– У тебя на Наташку виды? Она глаз с тебя не сводит!

– Да, ну! Ты придумываешь. Я не заметил.

– А я заметил. Хочу попросить тебя… Оставь ее мне на эту неделю.

– Опа! Хороший левак укрепляет брак? – пошутил я. – А как же Люси? И твои нравы?

– Нравы с годами меняются. Люси я люблю. Но, понимаешь, она как-то давит на меня периодически. А хочется иногда тепла. Простого и человеческого. Хочешь скажу, пока я пьяный? Вам с Машей все завидовали! Все! Осуждали и завидовали! Вы так смотрели друг на друга, что хотелось хоть на минуту, хоть на мгновение испытать подобные чувства!

– Чувак, не береди раны. Я только успокоился. А насчет Натальи… – Я хлопнул друга по плечу, – я, думаю, что она просто хочет со мной поговорить. Впрочем, как и я с ней. У нас с ней на двоих – одно общее горе, которое нас и объединяет.

Мы вернулись к столу, где Михаил продолжал свои концертные выступления. На этот раз я успел услышать окончание свежей истории о его отдыхе в Турции, откуда он недавно прилетел. Это было видно по его средиземноморскому оттенку загара.

Я понял, что у них в номере отеля, где они отдыхали, что-то случилось с сантехникой. Жена с дочкой ушли на пляж, а ему, естественно, поручили во всем разобраться. Он вышел из душа, замотанный полотенцем, уселся в удобное кресло с баночкой пива и позвонил на ресепшн. Английский язык, конечно, со времен школьной скамьи, им не обновлялся. Но слово «boy», видимо, прозвучало, и нашло теплый отклик в душе портье. Через несколько минут в номер постучали. Михаил крикнул по-русски: «Заходи» и продолжил смотреть первый канал – единственный российский канал, представленный в отеле.

Мы все уже хохотали в предвкушении финала.

Мишка продолжил:

– Поднимаю глаза. Стоит загорелый турок в черных выглаженных брюках, в белоснежной легкой рубашке, расстегнутой практически до пояса. Волосы напомажены, а на груди, среди буйной растительности, капли аромомасел, изображающие пот. От нетерпения, как бы. Я так с банкой пива в руке и застыл, не зная, что сказать. Парень, видимо, решив, что сразил меня своей красотой наповал, перешел к решительным действиям. А, именно, с загадочным взглядом начал разматывать на мне полотенце!

Когда мы перестали смеяться, Серега спросил:

– Чем же все закончилось?

– Сначала я, голый, гнал его по коридору полотенцем вплоть до лестницы. А потом от хозяина отеля нам прислали Мартини и фрукты. Мартини, правда, турецкого производства, но все же приятно.

– Мишка, ты по-прежнему притягиваешь к себе все нелепые случаи. Я до сих пор вспоминаю, как тебе вместо «Технологии» выдали в библиотеке «Пособие по борьбе с импотенцией», – обняла и чмокнула его в щеку Наталья.

– Эх, зря не взял. Сейчас пригодилось бы, – схохмил Миша, и мы снова засмеялись.

Доели шашлык и печеную картошку. Сели вокруг Сережки, нашего музыканта, который без гитары на подобные мероприятия, не приходил. Он чуть настроил инструмент, и сразу над всеми дачными участками понеслись песни нашей молодости: «Мы себе давали слово, не сходить с пути прямого…» И еще громче – все вместе: «Вот! Новый поворот! Что он нам несет? Пропасть или взлет? Омут или брод?…»

Я предложил Наталье прогуляться. Взял ее под руку, уловив вопрошающий взгляд Антона. Чуть заметно, отрицательно покачал другу головой, и мы с Наткой вышли за калитку. Было уже не жарко, комфортно. Тем более, что комаров в этом году было не очень много. Не приходилось каждую минуту хлопать себя по разным частям тела с последующим методичным расчесыванием мест укусов.

Через небольшую посадку вышли к искусственному озеру, на другой стороне которого, серым монументом советской постройки, маячила психбольница.

– Привет, психушка. Давно не виделись, – проговорила Наташа. – Жень, давай тут посидим.

И мы уселись на спиленное дерево. На таком же я сидел когда-то с Машей возле ее дома, в первый день своего возвращения из Москвы. И с Александром Шмидтом на водохранилище, когда тот решился доверить мне свои политические решения. Не думал я, что разговор с Наткой тоже будет значимым, и посеет в моей, и без того мятежной душе, новую череду мыслей и метаний.

– Ты часто вспоминаешь Машу? – спросила она, тряхнув, как в молодости, своими рыжеватыми волосами.

– Часто.

– Знаешь, мне иногда кажется, что она жива.

– Это объяснимо, – я старался быть спокойным. – Ты очень любила ее, и до сих пор скучаешь.