Я придумаю будущее. Любовь после любви

– Что-то подобное я ожидал, – сказал на это Антон, – боюсь, что в ЗАГСах действует та же самая система.

Система там, действительно, оказалась такая же, только называлась по-другому – «Закон об актах гражданского состояния» 1997 года, где отмечалось, что конфиденциальная информация посторонним лицам не выдается.

– Тупик! – мрачно произнес я, постороннее для Марии лицо.

Сидевшая у входа вахтерша, увидев мою печальную физиономию, подозвала нас и попыталась утешить своими советами:

– Законы, конечно, обойти сложно. Но можно. Вот, если у вас будет бумага от серьезной организации, которая подтвердит, что вы пришли сюда не ради праздного любопытства, а ради научной или исследовательской цели.

«Только где ее взять, такую бумагу?» – подумал я, вспоминая, кто из однокурсников может быть в Питере.

– Вот раньше хорошо было, – не унималась бабуля. – по всему городу были киоски «Ленсправка», потом все их закрыли. Последний совсем недавно возле Московского вокзала прикрыли, и возле Витебского, по-моему, тоже. Может, съездите, посмотрите? Он был с правой стороны от выхода, рядом с цветочным киоском.

– Спасибо Вам за советы, – раскланялся с ней Антон. А потом уже, обращаясь ко мне, когда вышли на улицу. – Наверное, блокаду пережила, а жажду жизни не потеряла. Ей же лет восемьдесят, и она работает. Только позавидовать можно этому поколению.

Андрей, глядя на наши кислые физиономии, услужливо предложил:

– А в детективное агентство обратиться не хотите? У нас уже несколько подобных заведений работает в полную силу. Не знаю, как результаты, но людей туда вожу постоянно.

– Успеем. – Ответил я. – Давай пока на кладбище.

– На какое?

– На любое. Северное, Южное – какое ближе? Сверху вниз по области или слева направо. Все равно. Думаю, там мы быстрее договоримся. Безо всякого предоставления родства.

И началась наша кладбищенская эпопея. Труднее всего мне было зайти на территорию в первый раз. Перед самыми воротами застучало сердце «Вдруг здесь?».

Я схватил друга за локоть:

– Дай закурить.

Хотя курил очень редко.

Постояли, покурили. Пошли искать правление. Вопросы, конечно, были: «А вы кто? А вам зачем?», но Антон протянул купюру, и регистрационная книга сразу появлялась на столе.

– Как, говорите, фамилия? А точная дата?

– Смотрите с первого по пятнадцатое марта этого года, – поразмыслив, попросил мой друг, тоже склонившись над документами.

– Антон, давай числа с двадцать пятого февраля. Этот Сергеев всегда был странный. Может, он позвонил Натке только спустя пару недель. – Я стоял возле окна и наблюдал траурную процессию: венки, гроб с телом покойного, плачущие родственники, разговаривающие между собой прочие люди, присутствующие на церемонии.

Все относительно: и в жизни, и в смерти. Нам больно, если это касается лично нас. Искренне соболезновать и сопереживать чужому горю могут немногие. Вот Машка могла! Умела принять боль практически любого человека. Пропускала через себя, и всегда пыталась помочь!

Эх, Маха-Росомаха. Неужели ты теперь здесь – среди крестов, венков и памятников? Среди этого вечного покоя, так бередящего мою душу! И что со мной будет, когда я воочию увижу твою могилу?

– Здесь нет, – толкнул меня Антон,– поехали дальше.

В этот день мы посетили три кладбища. Грустно, прискорбно, но в груди зашевелилась надежда, что Машиной могилы вообще нет! Может быть, то письмо написал Анатолий из мести. И сообщил, что она умерла, тоже, чтобы мне отомстить. По его логике, я только в этом случае, не буду домогаться его жены.

Я еще не догадывался, что письма еще будут приходить и дальше.

И мне так вдруг захотелось, чтобы она была жива! Даже, если мы не будем вместе!

Но в том, что письмо было написано самой Машей, я, к сожалению, был абсолютно уверен!

«…Мы вместе! Мы – одно целое, мы неделимые, мы – ощущение вселенского счастья и полноценной любви! Со мной навсегда остаются эти чувства», – так могла написать только она!

Водителя отпустили, договорившись встретиться с ним завтра в девять часов утра, и зашли поужинать в уютный ресторанчик на Невском, причем, даже Антоха не отказался выпить. После наших сегодняшних поисков среди мест вечного упокоения, разговаривать не хотелось. Мне казалось, что от меня за версту пахнет кладбищем.

Играл легкий джаз. Возле бара сидели две молоденькие проститутки и бесцеремонно нас разглядывали. Но, в конце концов, так и не подошли. Мы молча слушали саксофон и пили текилу. Пару раз Антон выходил в холл поругаться со своей женой. Они были в стадии развода. Собирались разойтись интеллигентно, но, видимо, не получалось. Каждому хотелось переложить вину за несбывшиеся надежды – на другого. Впрочем, так бывает почти всегда.

Мне не звонил никто. Только мама вчера поинтересовалась, как доехал. Ира вряд ли поверила, что мы едем к однокурснику. Слухи, что Мария перед смертью уезжала в Питер, наверняка, докатились и до нее. Но высказывать мне, слава Богу, перед дорогой ничего не стала. И хорошо, что сейчас не звонит. Что бы я ей сказал? Что ходил в Мариинский театр? А что? Ходил к Марии… Мариинский театр ведь тоже назван в честь Марии. Только императрицы, – супруги, по-моему, Александра второго. Все в своей жизни я ассоциировал с дорогим мне именем. Как долго это будет? Год? Два? Всю жизнь?

– Пошли? – спросил Антон, заметив, что я снова погружаюсь в себя. – Спать хочу!

Мы решили пройтись пешком по ночному городу, красивому и величественному, со своей неповторимой трехсотлетней историей. Мосты, каналы, исторические Храмы, Соборы, восхитительные произведения архитектуры. Приветливые люди и практически ручные дворовые собаки, встречающиеся нам на пути. Все вдохновляло бы меня, если бы не глубокая свежая рана на моем сердце.

«Ночь. Улица. Фонарь. Аптека» – где-то здесь жил и творил господин Блок.

И другой, еще более великий Александр Сергеевич.

– Жень, – засыпая позвал меня Тоха, – у меня перед глазами могилы и кресты.

Я не ответил. У меня были те же самые видения…

С утра заехали на Литейный. Поинтересовались без очереди о нашей справке. Результатов никаких не было.

Поэтому снова отправились по кладбищам.

Ближе к вечеру, на Волковском, недалеко от Обводного канала, застряли надолго, контора была закрыта. И, где находится управляющий, никто не знал.

– Может, дальше поедем?– предложил Антон. – Потом вернемся.

– Нет, дружище, давай подождем.

Мы посидели на облезлой лавочке возле правления, потом почитали на стенде новости, расценки ритуальных услуг и историю этого некрополя, где нашли покой многие литературные деятели. Оказывается, кладбище было очень старым, захоронений долго не было. Теперь его снова открыли. Условно оно делилось на две части: православную и лютеранскую. На ее территории находилась церковь святого Иова, купола которой посверкивали в голубом небе среди огромных деревьев. Правда, еще без листвы. Рядом бегали бездомные собаки, грелись на солнце ленивые кошки. Одна такая лежала рядом со мной, периодически поглядывала на меня своим загадочным взглядом.

Управляющий приехал на новеньком черном «Форде» и припарковался почти впритык с полуразрушенным крылечком своей конторы.

– Вы ко мне? – вежливо поинтересовался он.

– Да, – ответил я. – Будем очень признательны за помощь.

Он подозрительно оглядел нас сверху вниз, ухмыльнулся и пригласил в свой кабинет.

– Слушаю вас.

– Мы разыскиваем могилу одной молодой женщины. Захоронена она могла быть с конца февраля этого года до середины марта.