Я придумаю будущее. Любовь после любви

Двадцать четвертого марта я смог встать. Посмотрел на себя в зеркало, когда брился, и ужаснулся! На меня смотрел совершенно чужой человек – с отекшим лицом и бездонными пустыми глазами.

Алексей, Наткин муж, сразу меня не узнал, когда открыл дверь своей квартиры:

– Вы к кому?

– Алексей Николаевич, я Женя Макаров. Мне нужно поговорить с Вашей женой.

Он отошел в сторону и жестом показал на дверь спальни. Я зашел. Наталья сидела в кресле перед беззвучно работающим телевизором, а рядом сидела ее дочка Алена и держала на руках поднос с чаем и бутербродами.

– Не ест ничего, – прокомментировал ситуацию Леша. – Может, ты на нее повлияешь?

– Выйдете, пожалуйста, я попробую.

Попробовал, называется! Как только они вышли, Наталья вскочила из кресла и бросилась на меня с кулаками:

– Это все из-за тебя! Откуда ты только взялся со своей любовью?

Я спросил:

– Наташа, как это случилось?

– Не знаю! Не знаю я!

Пришла моя очередь психовать. Я схватил ее за плечи, встряхнул пару раз:

– Как и когда умерла Мария? Говори. – И уже спокойнее добавил. – Пожалуйста.

Она прильнула ко мне и заплакала. По-моему, я тоже.

В дверь заглянул Лешик, но я махнул на него рукой.

– Натка, когда ты видела Машу в последний раз? И откуда ты узнала?

Хлюпая носом, она начала рассказывать:

– Весь декабрь, после вашего расставания, я ее выхаживала. Она не могла даже разговаривать поначалу, силилась сказать что-то, но не получалось. Целыми днями плакала. Девчонка знакомая, невролог, осмотрела ее, назначила какие-то капельницы для мозговой циркуляции. И выписала рецепт на сильнодействующий препарат. Сказала, что поможет. И, действительно, потихоньку Машка ожила.

Потом мы много разговаривали с ней обо всем. Мама переживала, но не вмешивалась. Приезжал ее Анатолий, привозил продукты.

А после Нового года Мария неожиданно позвонила с вокзала и объявила, что они уезжают в Санкт-Петербург втроем, с Толиком и с мамой. Риэлторы будут заниматься продажей двух квартир и маминой дачи. А, как будут готовы бумаги, их семья покинет Россию. Добавила, что у нее все хорошо, и, что она объявится, как только сможет.

– И что?

– Через два месяца, тринадцатого марта, позвонил ее муж, сказал, что Мария умерла и положил трубку. Номер не определился, так что перезвонить я не смогла. Вот взяла отпуск без содержания и сижу с тех пор дома. Никак не могу собрать себя в кучку.

Я сел в кресло и обхватил голову руками.

– Жень, а ты откуда узнал? – спросила Натка.

– Она прислала мне письмо семнадцатого марта.

– Как так?

– Там было написано, что, если я его получу, значит, ее больше нет! Про то, что она обещала мне писать письма, я Наташе не сказал, потому что сам в это плохо верил тогда. – Значит, Машки не стало тринадцатого. Или раньше, если Сергеев позвонил не сразу.

– Значит, так.

– Как бы его найти? А ты не знаешь, где его родители?

– Они где-то на Севере живут уже давно. Сразу после их свадьбы уехали, а молодоженам квартиру оставили, в которой те потом лет семь жили, пока Сергеев своими компьютерами не начал заниматься. Родители каждый год обещали вернуться, но так и застряли то ли в Мурманске, то ли в Архангельске. Толик за них очень переживал.

Я выглянул в коридор и попросил у Аленки листок и ручку.

– Садись ешь, – приказал Наташе, а я буду писать план действий. Ты что-нибудь поможешь вспомнить. Неужели он так бесследно исчез со своими секретными заданиями государственной важности?

Удивительно, но она послушалась.

– Значит, так. – И я начал писать: обзвонить всех знакомых, найти риэлторов, попытаться связаться с родителями мужа Марии. Потом – Питер.

– А что в Питере?

– Кладбища, – мрачно сказал я. – Узнаю, где они проживали, пока он не уехал. И где ее мама? Что, она с ним поехала за границу? Хотя у нее там была родная сестра, вроде?

– Жень, а, если Маня знала, что умрет, значит это самоубийство?

– Нет! Я в это не могу поверить! Маша никогда бы этого не сделала.

– Тогда что?

– Может быть, узнала о какой-нибудь болезни. И поэтому уехала отсюда. Чтобы мы не плакали над ее могилой. Это в ее стиле. Она всегда боялась причинить боль близким людям.

Теперь у меня появилось дело. Очень важное для меня. У меня был план действий, и я знал, для чего жить дальше. Стало немного легче. Еще бы на улице не попадались похожие на Машку женщины, и я не вздрагивал бы от этого сходства! Да Ирина не смотрела бы на меня укоряющим взглядом. А ко мне не подкрадывались бы в ночи жуткие мысли: «Почему именно Маша, а не она?»

Я обзвонил всех наших общих знакомых, к некоторым съездил. Задавал одни и те же вопросы: «Когда последний раз виделись?», «Не говорила ли, куда уезжает?» и «Как найти Сергеева?». Никакой информации от этих переговоров я не получил. Больше расспрашивали меня. А я на вопросы не отвечал. И среди знакомых поползли слухи, что Мария лишила себя жизни. Но Наташа кому-то однажды намекнула, что у подруги обнаружили острый лейкоз, и оба эти варианта Машкиной смерти так и не слетали с болтливых языков.

Риэлторы перечислили деньги за продажу на указанные счета, поскольку у них была генеральная доверенность, и где находятся их клиенты, они не знали.

Родители Толика тоже не нашлись.

Жизнь продолжалась. Но без Марии.

А я продолжал безмерно тосковать. И винить себя во всем. Она всегда говорила, что не сможет без меня жить! Неужели все-таки суицид? И я начинал рисовать страшные картины: ночь, подоконник, мгновенная смерть…

В конце апреля я не выдержал, взял неделю без содержания и поехал в Питер. Хорошо, что меня поддержал мой друг Антон, и тоже увязался за мной. Иначе я бы оттуда не вернулся! Кроме того, еще в поезде он отнял у меня бутылку конька и спрятал в свою сумку:

– Все, Жень, хорош. Выпито достаточно. Включай мозги, начинай думать. Ты же профессиональный спортсмен. Где твое второе дыхание? Привыкай жить без Маши. Ее не вернешь, сколько бы ты не выпил!

Хорошо, что остановил, потому что я, действительно, увлекся. После пары стопок меня немного отпускало, и я мог работать. И жить.