Мне было приятно от того, что он так яростно защищает Настю, будто его спасение родило между ними родственную связь.
– Здравствуй, сын, – подходя ко мне, произнес отец и подал мне руку.
Я охотно ответил на его рукопожатие.
– Привет. К чему ты меня позвал? Мог бы предупредить, что здесь светская вечеринка, – ухмыльнулся я и проводил взглядом Веронику, которая грациозно прошла в другой конец зала и продолжала пожирать меня взглядом.
– Тебе пора показываться на людях, вести переговоры, светские беседы, заводить друзей…
– Вернее всего, знакомых, приобретенные здесь отношения вряд ли можно назвать дружескими, скорее льстиво-корыстными, – добавил я и отставил кислый напиток подальше.
– И все же часто полезными, – уточнил он. – Тебе надо приходить на такие вечера вместе с Настей, весть о том, что Морозов- младший в бизнесе, очень быстро разнеслась, и хищницы вышли на охоту.
– Я слышал, ты спас меня от одной, – съязвил я, показывая на Веронику.
– О-о, это вряд ли, она видит в тебе выгодный союз как со стороны брака, так и со стороны бизнеса, – сурово произнес он, от этой мысли я поморщился. – Я бы хотел видеть с тобой только Настю.
– Папа она еще в Америке.
– Но София, ее мать, давно вернулась и практикует в России. Может, ты чего-то не договариваешь? И мама задает много вопросов о ней, о вас. Ты держишь нас в непонятном неведении, – ворчит отец себе под нос.
– Отец, все очень просто. У нее выгодное предложение поучиться у лучших американских специалистов и не только. Она очень часто выезжает в Европу. Поверь, я очень люблю ее и сильно скучаю, но каждый из нас решил уделить время карьере. Представь, что это для нас обоих испытание…
– Хорошо, хорошо. Мне эта девушка понравилась с первого взгляда, жаль, что у нас не было возможности пообщаться с ней подольше. Кстати, мы послезавтра едем смотреть новый объект, вот к чему это вечеринка, как ты ее называешь. Мы заключили выгодный для многих сторон договор. Поэтому вливайся в коллектив, – весело произнес отец, похлопывая по плечу.
– Угу, – тихо сказал я.
Сегодня было очень много воспоминаний о ней, как будто еще вчера держал ее в своих объятиях, а сегодня она ушла от меня. Мне стало душно, я рывком ослабил галстук, но жар боли начинает сжигать меня изнутри.
– Мне надо выйти, – произнес я и быстро вышел из ресторана в огромный темный холл.
Подойдя к окну, я прислонился лбом к стеклу и начал смотреть на вечерний закат и появления первых неоновых огней. За высокими домами, я не вижу неба, но знаю, что показалась Венера – покровительница влюбленных. Возможно, Настя тоже смотрит на нее. Только смотря вдаль сказочных звезд наши взгляды соприкасаются, но не дают ответов.
Я вздохнул, погружаясь в воспоминания. После ее ухода я две недели жил как в пьяном бреду. Ища ее, я за рулем проводил больше времени, чем дома, а дома находился только за запертой дверью. Вторые две недели я буквально прожил в пьяном коматозе и, ссылаясь на болезнь, передавал рабочие статьи через Димона. Первым начал бить тревогу Димон, когда меня гаишники остановили, упитого в хлам, я устроил разборки, а потом просто побоище. Эти минуты я помню только по рассказам друзей. Спасибо Коляну, он меня выручил, но сказал, что в последний раз.
Я из маленького пластикового бокса взял одну таблетку и положил под язык, продолжая вспоминать. После этой драки я неделю жил у Димона. Мне было невыносимо больно, что я рассказал своему другу всю правду о ней, и впервые за последние дни мне стало лучше. К удивлению, Дима поверил в то, что Настя владеет необычным даром и про мои сны. Но каждый раз при воспоминании о ней у меня случались приступы, я не мог дышать, словно болевой комок встал у меня в груди. Я проверил свое здоровье, физически я совершенно здоров, но пережитая боль заставляет мозг подавать сигнал «не дышать», лишая одного из главных компонентов для жизни – кислорода. Врачи посоветовали обратиться к психологу, потому что вся моя проблема крылась в мозгах. Я знал только одного психолога, с которым я мог искренне обсудить проблему, это – София и первое, что я получил от нее, это огромную порцию жалости, которая была мне противна. Я не смог промолвить и слова, смотрел в белый потолок и вспоминал тот первый визит в этот кабинет. Тогда я также страстно желал найти свою любовь. После нескольких молчаливых визитов она прописала таблетки, название которых не знаю, впрочем, это было не важно. Так меня поставили в строй, и я начал относительно вменяемо соображать. Приступы под воздействием таблеток прошли. Родители думали, что я уезжал в Америку вместе с Настей. Эту гениальную легенду сочинил Димон.
Я начал работать и понял, что новая информация помогает мне забыть о том, что я остался один. Тогда я стал очень много работать, и над отцовым предложением, и в редакции, стараясь не обращать внимания на кровоточащую рану своей души. На заработанные деньги я нанял людей, которые следили за ее домом, институтом, подругой Риткой… Я, как маленький мальчишка, верил, что мечты сбываются, если хорошо себя вести. Все, что я делаю, чем живу, все это для нее…
По холлу раздался глухой стук каблуков. Мне не надо было оборачиваться, чтобы узнать, кто идет – та хищница, которая искренне считает, что я легкая добыча.
– Знаменитый Максим Анатольевич, я тебя приветствую, – произнесла она, как пантера крадясь ко мне. – Я – Вероника, если ты меня не помнишь.
Я молчал и смотрел в окно. Таблетка слабо начала действовать, наполняя рот легким пощипыванием и холодком, жар спал, но дышать еще было больно. Девушка сочла мое молчание за вызов.
– Я вижу, что ты не помнишь. Когда наши отцы вели переговоры на нашей даче, он прихватывал тебя с собой. Очень удивительно, что ты раньше не вышел из тени своего отца, в детстве ты везде таскался с ним, как преданный щенок, – глупо усмехнулась она.
Я отошел от окна и равнодушно посмотрел на нее.
– Ты права, я тебя не помню. Я вообще не запоминаю имена девушек, с которыми лишь однажды провел время…
– Ай, а ты колючий, – она снова страстно прикусывает губу и пытливо смотрит на меня, пытаясь изучить.
– Навела справки? – усмехнулся я.
– Что-то ты не похож на счастливого жениха, – заявила она и подошла ко мне на критически близкую дистанцию.
«Вот она, легкая, доступная, не похожа на Настю, готовая где угодно и когда угодно. Клин клином…» – подумал я, любуясь ее притягательной красотой.
– И ты решила мне помочь? – спросил я, наклоняясь к ней ближе и проводя ладонью по бархатистой щеке. Она игриво улыбается и соблазнительно кусает губы, думая, что я попался в ее сети.
– Нельзя бросать в беде друга детства…
– Скажи, что для тебя счастье? – задал я вопрос и взял ее за подбородок, чтобы посмотреть в ее льстивые глаза. За роковой соблазнительностью скрывались пустота и страх.
– Успех, – произнесла она с восторгом на выдохе.
– А для меня счастье – это любовь. Ты обворожительная, как богиня, – произнес я, освобождая ее подбородок и проводя кончиком указательного пальца по ее оголенной изящной спине, она прикрыла глаза длинными ресницами, показывая, что ей приятно, – сказочно сексуальная и желанная, и пару лет назад я не раздумываясь разделил бы с тобой несколько ночей. – Я провел по ее вытянутой шее, по рукам, и осторожно взял ее за запястье. – Но я научился ценить не оболочку, а душу, а ты свою отдала в залог успеха и денег.
Она открыла глаза и настороженно посмотрела на меня.
– Ты очень странный и не похож на того, какого мне описывали. Так даже лучше, это очень волнует, – произнесла она, показав свой лукавый оскал.
В этот момент я понял, что она не сможет удовлетворить мои желания, потому что это девушка действительно пустая оболочка корыстных похотливых желаний, а я слишком трезв, чтобы клюнуть на нее.
– Если бы ты показала мне, что я симпатичен тебе, у тебя был бы шанс. Но ты с порога этого ресторана показала свою доступность, корысть и лицемерие, и тебе интересно, что я вступил в бизнес своего отца. И я не удивлюсь, что ты пошла ко мне по велению твоего отца, потому что наши родители далеко не партнеры и давно ведут холодную войну, – с каждым словом я повышаю голос и со злостью сжимаю ее запястье.
– Макс, перестань… мне больно, – тихо шепчет она, от боли переминаясь с ноги на ногу.
– Я безумно люблю свою невесту, но я не обязан свою любовь выставлять напоказ, особенно таким, как ты. Передай это тем, кто дал подробную справку обо мне…
– Морозов, мне больно! – закричала она, и я, опомнившись, резко отпускаю ее, стараясь подавить свой гнев.
Она, потирая запястье, с яростью смотрит на меня, тяжело дыша:
– Ты обкурился? Что с тобой?
– Прости, я просто сильно разозлился. Я думаю, мы все выяснили, – произнес я с сочувствием, понимая, что мое безумие выходит за всякие рамки.
– Если тебе станет скучно, как многим, таким как ты, которые кичатся своей любовью, ты всегда можешь найти меня через отца, – гордо произнесла она и пошла в зал.
Я весь вечер наблюдал, как она открыто флиртует со взрослым мужчиной в дорогом костюме, запутывая его в свои сети, а он с удовольствием кладет ладонь на ее тонкую талию и с жадностью рассматривает ее прелести. Она еще изредка посматривала на меня, то ли показывая свое превосходство, то ли до сих пор пытается осмыслить мой поступок, только в ее взгляде больше нет прежнего огня.
Отец знакомил меня со многими людьми, и мне было приятно, что меня сравнивают с ним. Если исключить одно негативное пятно в нашей жизни, я всегда хотел походить на своего смелого и справедливого папку. Я был горд за многие проекты отца, и мне не хотелось его подводить, поэтому всю нужную информацию я впитывал как губка. Осознавая, что весь этот фуршет как шахматное поле, прежде чем что-то сказать, нужно крепко подумать, просчитывая ходы и вымеряя последствия. Чувствуя азарт, я хотел вникнуть в эту игру, чтобы вывернуть дело в свою пользу.
Опять машина… дорога успокаивающе действует на меня, звучит медленная музыка, и парень поет о потере любви. Я делаю громче из солидарностью боли своей трагедии и подпеваю ему. Раньше я не придавал значению словам в песнях, а оказывается, много поэтов выплескивают гамму чувств на мелодию, заставляя душу трепетать. Я нашел треки, разделяющие мою боль, может, это глупо или сентиментально, но мне гораздо легче знать, что я не один.
Подъезжая к дому, я уже не хотел ни о чем думать. После принятия таблетки и большой порции информации мне стало заметно лучше. Захожу в тоскливую квартиру, включая подсветку, я с грустью смотрю вдаль коридора.