Исцели меня

– Тогда почему я так реально ее чувствую? – тихо сказала я и, не сдерживая его напора и гнева, заплакала.

Он резко дернулся на стуле, желая подойти ко мне, но удержал себя и просто посмотрел в сторону книжных полок.

– Перед тем как ты сбежишь от меня, я должен передать важную информацию. Возможно, это изменит все твое представление о жизни, которой ты сейчас живешь, – спокойно произнес он, явно сдерживая себя от сильных чувств, которых мне не понять. Он повернулся ко мне и, слегка наклонив голову набок, посмотрел на меня холодным, привычным для меня, взглядом. – Я принес тебе коктейль и завтрак, подкрепись и я жду тебя в двенадцать часов в нашем кафе

– Но?.. – я хотела о многом расспросить его и привстала с кровати.

– Прошу, не уходи, не поговорив со мной, это важно, – перебил меня он, встал со стула и быстрым шагом вышел, громко хлопнув дверью.

– Что творится в вашей голове? Почему я чувствую себя преступницей? – спросила я пустоту. Уткнувшись носом в плед, тихо заплакала.

Он

-Макс!.. Макс!

– А? – произнес я, очнувшись от затяжного ступора. Я сам не заметил, как завис на некоторое время, уставившись на белый принтер, стоящий на столе. Услышав голос отца, перестал пялиться в одну точку и перевел взгляд на него.

Он, сидя за огромным директорским столом, тихо постукивает пальцами об гладкую поверхность, встревожено и внимательно смотрит на меня, пытаясь понять, что со мной.

– Максим, что происходит? Ты сегодня невнимательный, – заботливо спросил он и улыбнулся.

– Неделя выдалась тяжелой, – оправдываюсь я.

Он покачивает головой, явно не веря мне.

– Что мы с тобой, как два затворника в каменном офисном царстве… – показывает он руками на свой кабинет, который обставлен в довольно неплохом классическом стиле: мебель сделана на заказ из дорогих натуральным материалов в темно-серых тонах. – Может, пообедаем в каком-нибудь ресторанчике, на твой выбор, – в его голосе появилось ребячество и задор.

– Давай сядем вот на этот замечательный диванчик, – показываю я пальцем на аккуратный диван сливочного цвета, перед которым стоит стеклянный столик, – и закажем по кружке кофе и доведем беседу до конца.

– Странный ты сегодня, сын, – приуныл он и указательным пальцем нажал на кнопку громкой связи: – Леночка, два эспрессо в мой кабинет.

– Хорошо, Анатолий Сергеевич, – ласковым голосом ответила секретарша.

Я пересел на кожаный диван и снова задумался о Насте, мысли о которой меня не покидают в последнее время. Может, все же воспользоваться советом Димона, пересилить себя, и к черту все.

– Макс! – вернул меня в реальность отец, севший рядом со мной.

– А? – переспросил его я, осознавая, что прослушал его вопрос. – Ты о чем?

– Я спрашиваю, ты в редакции, у Николая, все дела закончил?

– Почти, вчера должен был завести статью, но из-за банкета не успел.

– Вполне удачный вечер выдался, – загадочно произнес отец, потирая руки.

Я нахмурился, думая, что я еще упустил.

– Да уж, – тяжело вздохнул я, – я дочку Козлова вроде как обидел, ты же не имеешь с ним ни каких дел.

– О-о, что ты, мы давно распростились, мерзкий тип, впрочем, как и дочь. Хоть так и нельзя говорить про даму…

– Брось, какая там дама, так… – усмехнулся я. – Мне на неделе должны новую мебель подвести, по типу твоей, только вместо черных тонов я предпочел лакированную вишневую столешницу и молочного цвета мягкую мебель и кресла. Хочу, чтобы в кабинете было светлее. Старую мебель отдам в кабинет Димона.

– Не такую уж старую, она и года не простояла, – уточнил отец. – Я рад, что твой друг согласился работать с нами.

– Сегодня он заканчивает работу в редакции, а завтра выходит на работу, вместе съездим на объект, ему полезно будет.

– Ты в нем уверен?

– В нем есть скрытая перспектива, он умеет работать над собой, в этом ему помогает упрямство и жесткая сила воли, чего, к сожалению, нет у меня.

– Ты явно к себе строг. Тебя что-то тревожит? Может, отпуск возьмешь, – заботливо произнес отец. Как я ни старался увести разговор посредственными темами, его родительское сердце чувствует мои страдания.

В кабинет постучали, и вслед за стуком вошла стройная молоденькая девушка с серебряным подносом в руках. Она вежливо улыбнулась и поставила поднос с двумя маленькими белыми кружечками и такой же сахарницей на стол. Как только секретарь скрылась, я продолжил разговор:

– Исключено, мое дело только начинает дышать полной грудью, а ты меня в отпуск гонишь! – возмутился я., – Это не логично.

– Логично, очень логично. Слетаешь на пару дней в Америку, проведешь время с любимой и с новыми силами в бой. Думаю, причина твоего недуга кроется в именно ней, – произнес он, любя посмотрев на меня голубыми мудрыми глазами.

Если бы он знал как мне больно от этих слов. В глазах потемнело, стало невыносимо жарко, и я ослабил галстук, чтобы было чем дышать. Сейчас я бы легко жизнь отдал ради разговора с ней. Прикоснуться к ее нежной румяной щеке, зарыться в золотисто-каштановые кудри, вдыхая цветочный аромат ее тела. Я глубоко вдохнул прохладный, охлажденный кондиционером воздухом, чтобы привести себя в порядок. Отец не должен меня видеть слабым. Свои таблетки я утром смыл в унитаз, обещая себе справляться с данной проблемой самостоятельно, и теперь должен собрать всю свою волю и сдержать обещание.

– Да, ты прав, я обязательно созвонюсь с Настей и узнаю о ее планах на выходные, – с болью произнес я. – На столе я оставил для ознакомления документы. Я заключил некоторые договора с поставщиками. Ты был прав, большая часть продукции низкого сорта. Не удивляйся, сейчас мы немного переплатим, но зато будем уверены в том, что наши дома простоят столетиями, а это немаловажно для нашей семьи. Что значит имя строителя, пронесенное через столетия, – это бренд и будущее нашего потомства.

– Да, я бы потискал своего внучка, – мечтательно произнес отец.

Меня от этой мысли передернуло. Я пытаюсь зарыть свою кровоточащую рану в душе рабочими делами, а отец каждый раз вскрывает ее, вспоминая о ней вновь и вновь.

– Ну, что у вас молодых все так сложно. Карьера, карьера… мы с матерью внуков ждем

– Пап, все будет. Я очень хочу семью, но, кроме Насти, рядом с собой никого не вижу, – резко произнес я. Внутри меня скопилась злоба, и я был на грани рассказать ему всю правду, но зная, как он трепетно относится к Насте, я воздерживаюсь.

– А кто против Насти? – удивился он.

– Ладно, проехали, все нормально. Я правда устал и истосковался по ней, поэтому совершаю глупости и несу бред, – утешаю я его, сквозь силу улыбаясь. Отец одобрительно покачал головой и осушил кружку с кофе. – Ты не увлекайся этим, помни про свое сердце, – уточнил я, показывая на кофе, вспоминая, как Настя его спасла.

– У меня сердце как у слона, все выдержит, – усмехнулся он, посмотрев на дно кружки.

Я ушел, так и не выпив свой кофе. Меня мало тянуло в забытую редакцию, в последнее время я отдавал статьи через Димона либо отправлял по электронной почте, но я должен отдать последний долг уважения этому месту, взрастившему меня, и лично поставить в этом деле точку. Когда я появился в редакции, на меня озирались любопытными взглядами и по офису пошло шушуканье и стук клавиш в переписке. Я ухмыльнулся от того, что в некоторых местах со временем ничего не меняется. Вдалеке увидев радостный взгляд Димона, я указательным пальцем показал на кабинет Петровича, он одобрительно кивнул и, отвернувшись, ритмично продолжил строчить что-то на компьютере.

Подходя к стеклянному кабинету, я вспомнил, как часто бывал здесь, выслушивая мораль Николая Петровича, и скалился, как идиот, веря, что мне все нипочем. Хочу то время, в нем я встретил ее.

«И снова я думаю о ней!» – мысленно ругаю себя я.

– Можно? – произнес я, открывая дверь.

Николай Петрович, сведя мощные брови вместе, сосредоточенно читает книгу в зеленом переплете, но, увидев меня, растекся в доброй улыбке.

– О-о-о, Макс, проходи… садись, – сказал он, показывая на кресло.