Исцели меня

– Что ты творишь? Завтра ты об этом пожалеешь, – сквозь зубы гневно прошипел он.

– Димон, это твой совет… Клин клином…

– Опасный ты себе клин выбрал, брат.

– А я устал сходить с ума, к черту все, – рявкнул я, освобождая свой локоть. – К черту все… учить еще меня вздумал, – фыркнул я.

Мой здравый смысл давно утонул в коньяке, я прижимаю Машу за талию к себе, она ласково водит пальцами по моему животу, груди, желая получить меня полностью. Я смотрю вдоль улицы, высматривая такси, которое недавно вызвал. И мой взгляд устремился через улицу вглубь парка, где когда-то я прогуливался с Настей. Маша шаловливыми ручками поворачивает мое лицо к себе, жадно целует меня, слегка покусывая губу. Возбуждаясь и тяжело дыша, я вступаю в ее игру, отвечая на поцелуй, с силой запускаю пальцы в ее белокурые локоны.

– Эй, голубки, это вы такси вызывали? – прервал нас мужик, высунув голову из серого автомобиля отечественной марки.

– Ага, – смеясь, ответила Маша и потянула меня за собой в машину. Через стекло я еще раз всматриваюсь в парк, чувствуя, что упускаю что-то важное, но ловкие и цепкие пальцы Маши заключают меня в объятия, и я предаюсь страсти, забывая обо всем. Я целую ее, желая скорее лишить ее одежды, но остатки трезвого рассудка говорят, что мы не дома, а в машине. Я останавливаюсь, давая возможность отдышаться Маше и привести себя в порядок. Таксист безмолвно с любопытством наблюдает за нами через зеркало, увидев мой строгий взгляд, он уставился на дорогу, будто ничего не произошло.

Я снова пропадаю в страсти, целуя ее. Прижимая ее к металлической двери, я пытаюсь ключом открыть дверь. Замок сделал щелчок, отрываясь от поцелуев, я открываю дверь и вталкиваю Машу внутрь квартиры.

– Тут очень миленько, – произнесла она, быстро оглядываясь, – лучше, чем на даче.

Захлопнув дверь, я набросился на нее, целуя ее и крепко прижимая к себе. Ее губы очень горячие и страстные, и, с жадностью целуя их, я пытаюсь утолить свою внутреннюю жажду и понимаю, что мне не хватает Настиной нежности и мягкости.

– Морозов, как я скучала по твоей дикой страсти, – шептала она, тяжело дыша.

– Молчи, – произнес я, лаская ее губы, шею и подталкивая к спальне. Она медленно пятилась назад, постанывала под моими прикосновениями, и ногтями с болью впивалась мне в волосы.

Мы добрались до спальни. Она быстро окинула комнату взглядом и хитро посмотрела на меня, потом медленно оттянула галстук и освободила меня от этого офисного хомута. Длинными ноготками она ловко начала расстегивать рубашку, начиная с верхней пуговицы. Затем провела острыми ногтями по голому торсу, вызывая мурашки возбуждения по всему телу. Опускаясь передо мной на колени, она расстегнула ремень на брюках.

– Уфф, – вырвалось у меня, я схватил ее за запястье и поднял с колен. Прикусив ее подбородок, я резко оттолкнул ее от себя, и она упала на кровать, заливаясь смехом. – Я главный в этой игре, – строго произнес я, снял рубашку и швырнул ее на пол.

– Дикарь, – прошипела она с улыбкой, страстно смотря на меня, руками гладя свое вожделеющее, изгибающееся тело. Расстегивая верхнюю пуговицу брюк и оторвав взгляд от пылающей страстью Маши, я посмотрел вперед.

Во встроенной нише над кроватью, на стеклянной полке стоит одинокая фотография Насти. Свет от подсветки падает прямо на фото, и ее беззаботная улыбка и печальные глаза кажутся такими реальными, что я в минуту стал трезв. Она одаренная, всем телом и душой служит Богу, но на меня действует как заклятая ведьма, чаруя меня своим обаянием и красотой.

– Ты что замер? – кокетливо произнесла Маша, продолжая поглаживать себя по изгибам стройного тела, отчаянно продолжая меня соблазнять.

– Ничего не будет, – жестко произнес я, застегивая пуговицу на брюках и поднимая рубашку с пола.

– Как не будет? – резко села она на кровати, таращила на меня свои большие хмельные голубые глаза.

– Потому что я козел, – спокойно произношу я, застегивая рубашку. Она следит за каждым моим движением.

– Ка… ка… к? – заикается она.

– Я просто в очередной раз хотел воспользоваться тобой. Мне было плохо и, как назло, подвернулась ты. Прости…

– Прости?! – заорала она. Ее лицо стало цвета платья, она соскочила с кровати, ненавидящим взглядом раздирая меня на части. – Да ты… ты, – тычет она мне пальцем в грудь, – ты кретин, Морозов.

С диким воплем, слезами и с кулаками она кинулась на меня, но я схватил ее за запястье и поднял их вверх, желая прекратить эту истерику.

– Хватит! – заорал я и резко бросил ее руки вниз.

Она замерла, смотря на меня широко открытыми глазами.

– Я признаю, что я кретин, урод и козел и очень виноват перед тобой, и я прошу прощения.

Она внимательно слушает меня, по ее щекам бегут слезы, образуя темную дорожку от туши.

– Я не могу полюбить тебя, – развел я руками, – мне всегда нравился лишь секс с тобой, но это, увы, не любовь, и не надо меня соблазнять, особенно когда я пьяный, потому что наутро, когда я стану трезв, я все равно уйду. Давай на этом поставим точку.

– Но как мне жить со своими чувствами? – хнычет она, потирая нос.

Я виновато пожал плечами.

– Жизнь сложная штука. Я думаю, такая красотка, как ты, не останется без мужского внимания.

– Макс, мы можем хотя бы остаться друзьями, – упрашивает она меня.

Я не имею права давать ей надежду.

– Нет… дружбы у нас точно не получится, ты всегда будешь выискивать мои слабые места и не перестанешь пытаться меня соблазнить.

– Все равно, козел ты, Морозов, – произносит она с полуистеричным смехом, но утирая слезы, успокаивается и выходит из комнаты. Я следую за ней.

– Завидую я твоей… – произнесла она с сожалением, собрав вещи.

– Мой роман гораздо печальнее твоего. Я вызвал такси, а пока ты можешь привести себя в порядок в ванной комнате.

Она не отказалась от моего предложения, и через несколько минут появилась без косметики. Она казалась бледной, скромной и подавленной. Мне стало очень жаль ее, ведь я такой же, как и она, – одинокий и разбитый.

– Макс, я рада что мы все выяснили, – робко произнесла она, пряча красные заплаканные глаза.

– Иди ко мне, – тихо произнес я, открывая руки для объятий.

Она несмело подошла ко мне и, положив голову мне на грудь, заплакала. Я, поглаживая ее по растрепанным волосам, просто ждал, когда она успокоится.

– Макс, это точно все? – печально спросила она.

– Да… все, Маша.

– Тогда мне нечего здесь делать. Больше не надо меня жалеть и утешать, – жестко произнесла она, резко оттолкнув меня от себя. – Это хорошо, что ты ушел из редакции.

– Колонку, которую тебе сейчас дали… Отнесись к ней серьезно, она заставляет смотреть на мир иначе.

– Прощай, Морозов, – произнесла она тихо, подходя к двери, и на ее лице появилась лукавая улыбка.

Я подозреваю, что за маской стервы она иногда прячет глубокое переживание, например как сейчас.

Как только захлопнулась входная дверь, я почувствовал одиночество в душе и ущемленность.

«Смогу ли я когда-нибудь стать полноценным человеком?» – спросил я сам у себя стоя под прохладным душем, перекрывая горячую воду. Капли становятся все холоднее, а мне начинают нравиться эти физические страдания, за которыми я перестаю думать о душевных. Мои губы дрожат от холода, разум абсолютно трезв, и я разрешаю себе открыть горячую воду, чтобы немного согреться.