Исцели меня

– Вот, – заботливо он вложил под пальцы кусочек мягкой ткани, – Настя, ты не правильно его поняла, у него ничего с ней нет, – оправдывает он друга.

– Дима, не надо ничего объяснять, прошу, – шепнула я.

По лицу Димы было заметно, что он сильно психует и смотрит в сторону бара.

– Я не знаю, что между вами происходит. Но могу заверить, как его друг, что он сильно страдает, то, что ты видела, это все неправда, – нервно объясняет он, поглядывая на девушку, ища в ней поддержку. Она непонимающе пожала плечами.

– Дима, я тебя умоляю, не говори Максу, что видел меня. Пусть будет, как будет, – произнесла я, сдерживая слезы.

– Настя, так нельзя, – бережно взял он меня за руку, – надо, чтобы вы поговорили, он тебя искал, он тебя ждал. Сейчас он очень пьян, и я не смог его удержать от этой глупости. Вам обоим нужна помощь.

– Дима, не говори ему ничего, молю тебя, – медленно я освобождаю свою руки и подаюсь в бега.

– Нет, – произнесла девушка, удерживая Диму, – ты видишь, она не желает с ним говорить… – последнее, что я услышала.

Сквозь слезы я нашла машину, сев за руль, я закрыла лицо ладонями и закричала от боли. Я думала, что мне будет легко, если увижу, что он счастлив с другой, но я сама лично сровняла себя с землей, осознавая, что я навсегда его потеряла. Это меня он должен обнимать, прижимая к себе. Это мне он должен дарить свои нежные поцелуи… и это я должна была быть на ее месте.

Я проиграла на всех фронтах, оказалась марионеткой в чужих руках. По словам мудрой женщины, мой дар бесполезен, потому что мне его неправильно трактовали мои родители, зная мои муки, поддерживали Александра, и я сама отказалась от любви в своей жизни.

– Дура-а-а-а! – закричала я навзрыд, не сдерживая своей истерики. – Я бесполезная, беспомощная дура-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

Ревность, зависть, предательство, разочарование, потеря, безысходность, отчаяние, упадок сил, истощение духа, омерзение, ненависть, стыд, страх, ярость, раскаяние, слабость – за сегодняшний день я испытала много чувств, но ни одно из них не скажет, как жить дальше.

На церковной площади собираются люди для вечерней службы, наблюдая за ними из машины, я жду начала молебна. Тело мое ослаблено после долгих проплаканных часов, разум затуманен, и холодная дрожь идет по телу. Я посмотрела на сиденье, где лежит куртка Макса, – пожалуй, это единственное, что осталось мне от него и еще золотой браслет. Нехотя надеваю куртку, она мне слишком велика, но я запахиваю края, укутываясь в нее, и пытаюсь согреться от озноба.

Раздается величавый звон колоколов, означающий начало службы. Я закрываю глаза, слушая этот дивный звон, и прошу прощения у Господа за все, в чем грешна перед теми, кому сделала больно.

Я медленно иду к церкви, вероятно, Александр уже начал свою проповедь. Однажды он предложил прийти на службу и узнать свой допустимый предел. Пожалуй, в момент, когда мне больше нечего терять, я готова дойти до той черты, где начинается вечность. Все, что я умею, это испытывать физическое страдание, больше меня ничему не научили, даже не сочли нужным объяснить, кто я.

Глубокий вдох перед входом в церковь придает мне уверенности, и я гордо захожу в храм, где много разных людей. На меня никто не смотрит, взор молящихся направлен на Александра, который очень хорошо смотрелся в черной рясе и золоченой ризе. Я ухмыльнулась себе: под маской священника скрывается лживый человек и мужчина желающий получить меня. Он читает длинную тягучую молитву и в воздухе крестит людей. Я начинаю свой путь к нему, медленно касаясь плеча каждого молящегося. Одно прикосновение – яркая вспышка и резкий удар тока: пьющей сын, девушка не может забеременеть, мужчина благодарит Бога за помощь, бывший наркоман, раковый больной, мать при смерти, гомосексуалист – как вас всех много. Вспышка, образ, удар – как плетью рассекает меня по всему телу, а я осознано принимаю эту боль с улыбкой на губах, только слезы предательски выдают мое страдание. Я иду вперед, Александр читает молитву и пока не видит меня. Вспышка… удар… вспышка… удар… вспышка… взгляд испуганных карих глаз… удар, и я падаю ему под ноги. Боль не заставляет себя ждать, а мой золотой столп рассеивается на множество лучей, и по каждому идет помощь тем людям, которых я коснулась.

– А-а-а-а, – выгибаюсь я от невыносимой боли, словно вся плоть отходит от костей, и я ощущаю, как бьюсь в судорогах об холодный кафель, цепляюсь за него ногтями, чтобы облегчить боль. – А-а-а…

Ошеломленная толпа расходится, с удивлением рассматривая меня. Новый удар боли, и я захлебываюсь в страданиях, срывая голос от крика.

– Да она бесноватая, ее лечить надо, – первое, что я услышала, когда мне стало легче. – Ее лечить надо, в ней сидит демон…

– Да, да… в ней бес сидит! – ликовала испуганная толпа.

Если бы я могла засмеяться, то расхохоталась бы этим глупым людям прямо в лица, ибо они не видят, кто перед ними…

– Все в сторону, – командует Александр.

Люди покорно расходятся. Он присел передо мной на колени, снимая ризу, он смял ее в ком и подложил мне под голову. Александр что-то говорит, сердито сдвигая брови, но из-за оглушительной боли я его не слышу, только ощущаю, как он крепко сжимает мою руку.

Усталость, перед глазами размытая пелена, и вкус крови на пересохших губах. По-моему, я достигла своего предела.

– Анастасия, ты слышишь меня? – где-то вдалеке раздается встревоженный голос Александра.

– Да, – шепчу я, пытаясь открыть глаза, но от напряженного испытания у меня болят даже веки и кожа трескается от каждого движения.

– Где ты была? – кричит он. – Где ты была?.. – доносится вдалеке.

– Вы были правы, он теперь с другой, но это не меняет моего отношения к ордену, – я открыла глаза и увидела, что Александр сидит рядом со мной на полу и тихо читает молитву. Я удивлена, что не добилась своей цели, это значит, что я еще сильная.

– Ммм, псалом девяносто, я тоже очень люблю эту молитву, – поддержала я его, услышав знакомы слова молитвы: – …и явлю ему спасение Мое. Аминь.

– Зачем ты это сделала? – сердито крикнул он. – Ты же могла погибнуть.

– Уверена, вы бы отнеслись с уважением к моему погребению, – засмеялась я, но боль во всем теле останавливает мой сарказм. – Я думала, я все знаю о боли, но я ошибалась… страшно, когда болит душа, а не тело.

– Позволь помочь, – положил он свою большую горячую ладонь мне на живот, и я съежилась от боли и отвращения.

– Не смей меня касаться, если бы во мне сейчас остались силы, я ушла бы! – закричала я. – Не трогай меня…

Он резко отдернул руку и нервно провел по своим гладким черным волосам. Мои слова огорчают его и заставляют задуматься, я хорошо это вижу. Теперь он без маски, его мимика стала настоящей и живой, и я жалею, что раньше не знала его таким.

– Анастасия, если тебе не помочь, ты можешь погибнуть. Зачем ты этого хочешь? Ты нужна людям, ты нужна мне…

– Хах… этим людям, которые в меня тыкали пальцем и кричали, что во мне бес? – засмеялась я, несмотря на острую боль. – Странная женщина была права, вся моя работа бесполезна.

– Странная женщина? Ты с кем-то встречалась? – насторожился он.

– Это уже не важно…

Он лег рядом со мной и взял меня за руку, я хотела сбросить его руку, но настолько устала, что не могла пошевелить и пальцем. Мы смотрели вверх овального купола, на котором нарисован большой лик Иисуса и двух ангелов по бокам.

– Правда красиво? – спросила я.

– Знаешь, – начал он спокойным голосом, – когда меня отправили к тебе в наставники, я испугался твоей юности. Сначала я не верил, что такая хрупкая и жизнерадостная девочка сможет выдержать тяжелые муки. Но день ото дня ты выдерживала, не теряя свой оптимизм. Тогда я разглядел в тебе бойца. И чем старше ты становилась, тем больше я в тебя влюблялся. Ты была честной, доброй, умной и безумно красивой, и, несмотря на все трудности, ты улыбалась боли в лицо. Мне тяжело было скрывать свою привязанность к тебе, и я боролся с собой, отгоняя всяческие мысли, сохраняя духовность между нами. Орден отдавал приказы беречь тебя от посторонних мужчин и дурного влияния. Тогда я впервые подал заявку, чтобы меня рассмотрели в качестве твоего супруга. И неожиданно появился он. Ты изменилась до неузнаваемости, и я явно осознавал, что теряю тебя. Ты боец по жизни, а он тебя сломал. Мне больно видеть, как угасает твоя жизнерадостность.

– Он лучшее, что было в моей жизни. Меня сломали вы со своим враньем. Если бы я в то свое юное время, получила хоть каплю внимания и любви, если бы мне сказали, что я имею право на семью, возможно, я смогла бы стать вашим преданным союзником и женой, но свое сердце открыл мне он, а не вы. Несмотря на то, что он сейчас с другой, я всей душой принадлежу только ему, – с тоской произношу я и чувствую, как слезы по вискам стекают на пол.

– Орден тебе не позволит, это могущественная организация, ты не сможешь тягаться с ней, – спокойно говорит он.

– Мне все равно. Тело пленить можно, но удержать чувство и разум не сможет никто. Я отработанный элемент, и когда орден это поймет, я буду ему не нужна

– Глупая, – тихо произнес он, – очень много людей страдает от неразделенной любви, но все же выживают. Это сейчас тебе больно, со временем все пойдет.

– Моя любовь была взаимная и я – не все, – отдаю я последние силы раздражению.

– Я виноват, я признаюсь, что виноват перед тобой. Я связан многими обязательствами и инструкциями, которые влияли на мое поведение…

– Если вы любите меня… то какие инструкции могут помещать чувству… вы очень жестокий человек, Александр… – тихо произношу я. Мое тело слабеет, образы под куполом храма расплываются, и я ухожу в сон.

Я проснулась от страшного резкого грохота. Открыв глаза, я поняла, что по прежнему лежу на холодном полу большого помещения в храме. Вокруг темно, а через узкие вытянутые окна видно, как мгновенная вспышка молнии наполняет храм светом, и так же быстро все погружается во мрак. За этой борьбой темноты и света следует громкий ужасающий раскат грома. В окна стучится одинокий дождь бродяга.

Через тупую боль в мышцах я села и увидела, что Александр спит на полу рядом со мной. Я думаю о путях отхода, и, на мою удачу, в очередной вспышке света вижу в кармане Александра длинный бронзовый ключ от церковных дверей.