Чувствительные истории

– Хороший жилет, – уважительно кивнула она.

– Какой размерчик желаете?

– Размерчик… – она стала в тупик. – На плотного такого мужчину выше среднего, как вон тот, – и показала на кого-то в толпе.

– Найдем, – он снял жилет с плечиков. – На свитер в самый раз. Не мужу, стало быть?

Она замерла от неожиданности.

– Нет, – ответила врасплох.

Он приблизил голову, заглянул в глаза, складный, тонкий.

– Такая милая женщина и без мужа, – произнес вполголоса так, что ее бросило в жар. – Встретимся? Сегодня. Давай?

Она смутилась. Хотела отшутиться и не нашлась. Он не отводил от нее светло-карих, подсвеченных солнцем, глаз.

Она отрицательно помотала головой. Он не согласился.

– А я б тебя любил, и ты б меня любила. Я вижу. Встретимся? Я подъеду, куда?

Она потерялась. Как давно с нею не разговаривали так, не просили ее… Мгновение было упущено.

Он тряхнул головой.

– В общем, не жилет, а кладовка. Все под рукой, все по уму – сигареты, закусон, а сюда… – от легкого движения его пальцев в боковой карман словно скользнула бутылка. – Обмыть, чтобы долго носить.

Он вложил покупку в яркий пакет и протянул ей, нежно коснувшись запястья.

– Зря расстаемся!

– Может быть, – грустно улыбнулась она.

– Будь здорова, голубка, – нежно попрощался он.

В субботу с цветами и с тем же пакетом в руке она позвонила в знакомую дверь. Открыл Павел, плотный, уютный. Они обнялись. Ирина развернула свой дар. Из внутреннего кармана торчала бутылка "Смирновской", в других блестела пачка сигарет, где-то тарахтели охотничьи спички.

– Ух ты! – усмехнулся Павел. – Карман на кармане. Я в них не запутаюсь?

– Семнадцать штук с рюкзачком для одеяла.

– Не слабо.

Он подергал клапаны с липучками, расстегнул и застегнул молнии, надел и повернулся в обнове.

– Все под рукой, все по уму,– сказал словами продавца.

– Не широк?

– На свитер самый раз, – опять слово в слово ответил он.

Они вновь обнялись.

– Пашенька, – зашептала Ирина, – сорок лет – это не страшно?

– Какие сорок? Это Иван Иванычу на десятом этаже сорок, а мне двадцать пять.

– Все шутишь.

– Ну, сорок и сорок, – небрежно ответил он.– Что делать? не я первый… Вперед и с песней!

– А я дрожу как лист.

– Стыдись, Иришка.

– Ой, Пашенька!

– Не трусь, артистка.

– Не тру-усь… Значит, не просто?

Павел посмотрел на нее ласково и серьезно.

– Ах, ты, пичуга малая, – тихо проговорил он, лучший друг ее погибшего мужа. – Смелей, Иришка. Потерявший мужество теряет все.

– А не потерявший?

– Черпает силы в каждом дне.

Гостей пока не было. В гостиной уже белел скатерью длинный стол, уставленный соусниками, солонками, перечницами и стопками тарелок. Праздник ожидался немалый, хватило бы стульев и табуреток.

Настя окликнула ее.

– Пришла? У нас с тобой три часа на все про все.

– Успеем.

– Бери халат, передник, здесь все свои.

Они принялись перебирать рис, мелко резать баранину, морковку для настоящего среднеазиатского плова, каким угощались в Нуреке. Одновременно подходило пышное сдобное тесто, начинки, приправы.

– Мои пироги весь дом знает. Дух на все этажи.

– Студень порезать?

– Хрен не забудь.

– Сделано. Ух, и злой! Аж слезы.