Я не сразу поняла, что это он. Я вообще этого не поняла, кто это был, до самого вечера, пока он не появился. Выбирал долго и скрупулезно, но так и не сумел остановиться на чём-то одном. Торговый центр закрывался.
– Надеюсь, мой звонок не сильно побеспокоил?
– Всё нормально, это моя работа.
– Я хотел убедиться, что застану Вас на рабочем месте. Не хотел приехать и увидеть кого-то другого.
Он посмотрел на часы.
– Я задержал Вас. Это нехорошо. Позвольте, я отвезу домой.
Я медлила.
– Не подумайте ничего плохого. Просто там, на улице, ужасная погода. Я буду чувствовать себя свиньёй… Вы явно опоздали на транспорт, и сейчас придётся ждать. Мне не сложно…
– Хорошо.
Мы ехали молча. Мне хотелось заговорить; я чувствовала себя неуютно, но нарушить молчание первой не решалась. Он изредка поглядывал на меня и улыбался. Его план удался; я ощущала, как он ликует.
– Ты здесь живёшь?! – подъехав к старенькой пятиэтажке, спросил Марк.
– Снимаю, – пояснила я.
– Давай будем на «ты»?
– Согласна.
– У меня для тебя кое-что есть.
Марк достал с заднего сидения охапку красных роз. Это был хорошо сложенный букет, декорированный рускусом, завернутый в фетр и обвязанный бечёвкой с золотистым люрексом.
– Это тебе.
– Спасибо! Ты ухаживаешь за мной?
– Пытаюсь!
– Я пойду.
–Конечно. Увидимся завтра! Надеюсь, ты работаешь?
– Да.
На следующий день история повторилась. Он вёз меня домой. Мы болтали. Темы для разговора брались из воздуха. С ним было легко и спокойно. Это удивительное ощущение, когда хочется довериться незнакомому человеку. Впервые за много лет я желала поделиться своей болью или просто сказать: «Я решила умереть!». Не для того, чтобы он меня спас, нет. Бумага может только передать мои мысли, не эмоции. Мне так хотелось, чтобы Марк увидел моё истинное лицо, а не то, что я вынужденно выставляю напоказ. Другое: сломанное, готовое умереть. Настоящее. Пусть хоть один человек увидит мою мимику, жесты, услышит тембр голоса, когда я произнесу свою ключевую фразу: «Знаешь, я решила себя убить!».
– Зайдешь на чашку кофе?
Глаза выдали его приятное удивление.
– Конечно.
Он поднимался беззвучно, словно тень. Перешагнув порог, мужчина не стал медлить, а мигом притянул к себе. Марк крепко держал меня за плечи, припадая губами к лицу. Это было совсем не то, что я хотела. Только на что я рассчитывала? Что взрослый мужчина, будет слушать сопливый рассказ о том, как я вскроюсь? Или вникать в причины суицида?
Глупо! Он хочет секса. Он его получит. Прямо сейчас. А потом пусть катится на все четыре стороны. От меня не убудет, всё равно скоро моё сердце перестанет биться.
Вещи летели на пол. Это была неподкупная и бесконтрольная страсть. Марк таков: если его кто-то занимает, он полностью растворяется в этом человеке. Я поняла это не сразу, а спустя время. Тогда я думала, что он изголодался по интимной близости. Всё было чудесно: стаж семейной жизни и не одна любовница красноречиво говорили за себя.
Он не хотел уходить. Отшучивался и тянул время. Мне было приятно просто лежать рядом с ним и молча смотреть в потолок. В какой-то момент, я подумала, что это не хорошо. Я могу влюбиться и отказаться от ухода. Что потом? Жить и быть его любовницей? Зачем? Он уйдет – это только вопрос времени! Это ложный смысл, и потом ещё с большей досадой придётся лезть в петлю.
А если он захочет уйти из семьи ради меня?
Что за глупости?! Этого никогда не будет!
А если?
Я не позволю – он нужен им больше чем мне.
Он ушёл на рассвете. Я помню, как повернула ключ в замке и прижалась к холодной двери; я не хотела его видеть, слышать, чувствовать. Моя кожа леденела. Пусть эта металлическая дверь выморозит всю страсть, что вспыхнула этой ночью и никак не могла погаснуть в моей душе.
Я была настроена решительно больше с ним не видеться ни под каким предлогом. Игнорирование продолжалось неделю, а потом я сама себя предала, и снова оказалась с Марком в одной постели.
Он звонил мне, но я не отвечала. Он приезжал на работу, и, к моему большому счастью, у меня всегда было полно покупателей, так что он не мог со мной поговорить. Марк встречал меня после работы, но я делала вид, словно не вижу и не слышу его.
– Что происходит, Маша? Я могу узнать? – в его голосе было волнение, а взгляд обеспокоенно метался по мне.
Был ли он зол? Не знаю, ничто не выдавало его. В жестах, словах, поведении была навязчивая забота, которую я жёстко пресекала.
Он исчез, и дышать стало легче. Несколько раз заходила его жена; на удивление она была одна. Моё сердце бешено колотилось. Я не могла смотреть на неё. Стыд застревал в моих мышцах, делая их деревянными. Вина опускала мои глаза к полу. Мне хотелось сказать ей: «Ударьте меня крепко! По лицу, по губам, что целовали вашего мужа! Разбейте их, пусть брызжет кровь! Обрежьте мои локоны, что гладили его руки!».
Это произошло в конце недели. Марк дожидался меня у дома.
– Маша, давай поговорим! – он выскочил из машины.
– Нам не о чем говорить!
Я попыталась войти в подъезд, но он не позволил.
– Один разговор! Десять минут! – это было не предложение, это было требование.
Я согласилась. Мне нужно было дать хоть маленький комментарий по поводу моего странного поведения.
– Маша, ты не берёшь трубку, не говоришь со мной, отворачиваешь голову, делаешь вид, что меня вообще не существует! Почему так, я не хочу знать! Только ответь мне: я заслужил это?
Мне хотелось пасть на колени и просить у него прощения. Он мучается из-за меня.
– Да или нет? – он снова повторил вопрос.
– Нет, – сухой комок подступил к горлу. Я была готова разреветься, к чувству вины добавилась злость. Я ненавидела себя.