Выход зубной феи

Глава 11

– Значит, вы утверждаете, что во время последней ссоры с мужем видели дьявола, так? – старший оперуполномоченный Виталий Катанин обреченно вздохнул. Напротив него рыхлым студнем трепетала и сотрясалась в рыданиях женщина лет пятидесяти в черных соболях. Каждое слово милиционера она встречала душераздирающими всхлипами и мотала головой, причудливо разукрашенной висюльками сережек, завитыми локонами в каких-топерьях и золотым блеском зубов. Вся эта мишура звенела и скакала перед Виталием уже два часа, и, если бы не его чувство долга и виды на повышение, дама давно бы уже развлекала веселых медбратьев из психиатрической неотложки. Но Катанин не зря носил свои погоны.

– Послушайте, Клавдия, э-э-э…Эн-гель-гар-товна! – опер выдохнул и отметил про себя, что иностранные языки, вопреки характеристике из школы милиции, даются ему легко. Всего пара часов практики и отскакивает, как с листа. С видимым удовольствием он повторил:

–Да, Энгельгартовна. Так что же произошло при вашей последней встрече?

– Последней??! – соболя умылись очередным бурным потоком слез, а Катанин был вынужден сглотнуть – верное средство от заложенных ушей. Женщина на достигнутом не остановилась. Заламывая руки, она напустилась на опера:

– Жестокосердный, нет, жестоковыйный вы молодой человек! – таких обидных, сложных слов опер не слышал даже от матерых рецидивистов. – Да что же вы меня вдовой делаете раньше выплаченной ипотеки? Не вы на мне женились, не вам меня и в брошенки записывать!

Дама шумно высморкалась и скрестила руки на груди, наглядно иллюстрируя пример из языка жестов: разговор окончен и наши дороги разошлись. Какой-нибудь ломающийся на правах человека коп-недоучка спасовал бы и проворонил ценного свидетеля, но Виталика учили там, где женщины с бородой не собирали стадионов и вольнодумства карались по всей строгости.

– Жениться я планирую более удачно, – осадил он свою визави. – А не хотите сотрудничать со следствием, пятнадцать суток в камере вам положены на раздумья. И штраф за оскорбление при исполнении! В размере, который дальнейшую ипотеку действительно ставит под большой такой вопрос!

Руки и соболя вмиг перегруппировались, сложив новую, покорную и очень лояльную к следствию позу. Клавдия шмыгнула носом и дрожащим голосом стала вспоминать:

– В тот вечер произошло много чего. Во-первых, Султан Сулейман кинул фиолетовый платок какой-то чернявой глисте. У меня настроение испортилось на неделю. Во-вторых…

Катанин захрустел пальцами и мысленно представил, как они уверенно смыкаются на дебелой, обвитой цепочками шее опрашиваемой. Картина выходила загляденье. Отогнав чудное видение, он мягко попытался скорректировать Клавдины показания:

– Прекрасно. С вашими родственниками разберемся позже. Давайте еще раз с самого начала, но про супруга.

– Так я же вам говорю, я же все рассказала! – снова зашлась в рыданиях мадам Поленко. Виталий поморщился, нацедил из графина полный стакан и, критически оглядев распухшую физиономию Клавдии, от души добавил в мутную воду полпузырька валерианки. Пусть потом поговорят, будто родная милиция их не бережет!

Дама одним глотком осушила протянутый ей коктейль. Спиртовая часть настойки была, конечно, не при чем, а вот драгоценные эфиры и растительные вытяжки мгновенно зарумянили Клавины щеки и даже слегка ее успокоили:

– Так вот, с начала. Познакомились мы с Леней на рынке…

Опытные товарищи, конечно, говорили Катанину, что свидетелей, особенно женщин в климаксе, бить и перебивать не следует: в куче навоза обязательно отыщется жемчужина требуемой истины. Но в случае с мадам Поленко опер уже сидел в навозе по горло, захлебываясь в зловонной жиже каких-тообрывочных сплетен, ябед на соседок и мистических откровений. Поэтому, только ради спасения утопающего, он все же нетерпеливо прервал плакальщицу и снова направил ее в нужное русло:

– Это тоже важно, но давайте все-таки начнем в обратном порядке. Сначала о том, что было на днях. А затем вернемся в прошлое и вспомним все остальное и очень существенное. Ну, попробуйте!

Клавдия Энгельгартовна подняла глаза к потолку и завела рассказ, который в свою очередь уже завел с утра все управление:

– Значит, так. Леонид Серафимович, он, конечно, уже почти стал хороший человек. Мне совсем немного не хватило времени, хотя Господин Рафаэль и говорил, что его сущность астрально светло-голубая. Или даже оранжевая. Как по-вашему, оранжевая все-таки?

Виталий устало прикрыл глаза и безнадежно махнул рукой:

– Вскрытие покажет, какая там сущность. Если найдется. Продолжайте.

Клавдия вздрогнула, поплевала через левое плечо и постучала по столу под носом у опера. Приняв эти, в общем-то, необходимые и достаточные меры, она по рецепту Господина Рафаэля все же припечатала их для надежности заговором: "Оранжевая найдется, слава волоокому Ярилу, паки троекратно!", и, как ни в чем не бывало, продолжила:

– Так вот. Тот день я решила посвятить Люциферу. Леня-то с ним не занимался. Все на мне было! Знаете, это черное существо, может, других и пугало, но не меня. Мы решили, чтоб он покорил весь мир, понимаете? Вот я, значит, делала обряд, когда Леня пришел. А Люцифер на мне лежал.

Милиционер аккуратно принялся убирать в стол заточенные карандаши, ножницы и другие острые вещицы, стараясь при этом не спускать глаз со своей собеседницы и дружелюбно ей улыбаться. Немного подумав, он все-таки отодвинул чашку и кактус: когда-то, будучи еще зеленым курсантом, он читал увлекательную книгу о предметах, извлеченных из тел жертв маньяков и сумасшедших. Катанин знал, что последнее "прости" можно сказать и пуговкой. Наконец, почувствовав себя в относительной безопасности, он переспросил:

– Значит, вы уверяете, что Люцифер, дьявол, к вам являлся и даже вступал с вами в связь? Может, говорил еще что?

Клавдия всплеснула похожим на рояль бюстом:

– Являлся??! Да он жил со мной постоянно! В отличие от моего мужа, которого черти, видать, на Луну носили в это время. Хотя вы, товарищ милиционер, вижу, разбираетесь. Он мне и правда все говорил, Люцифер, но только так, что я одна его понимала.

В дверь просунулась рыжая голова катининского коллеги. Повернувшись ухом к замечательной свидетельнице, он транслировал в коридор ее последние откровения. Аудитория рыдала. Проводивший опрос Виталий впадал в бешенство, но поделать ничего не мог. Ему приходилось наслаждаться первоисточником в подлиннике и без купюр. Мадам Поленко заливалась соловьем:

– И, значит, решила я помочь Люциферу завоевать мир! Ну хотя бы в нашем городе, сами понимаете. Как говорит Господин Рафаэль, степ бай степ. Сначала город, область, потом и мир. А Люцик, это мы его так ласково звали по-домашнему, какой-то страшный стал в последнее время, неуправляемый. Вот вы как думаете, это легко мне было?

Катанин с отвращением посмотрел на торчащее в двери ухо и вкрадчивым голосом обратился к Клавдии:

– Думаю, нелегко. Коллеги из вытрезвителя говорят, это очень нелегко, когда черти пляшут и домовые шалят.

– То домовые, а то вещь одушевленная, которая и возмутиться может, набедокурить, – Клавдия Энгельгартовна чувствовала себя все увереннее и спокойней. Сначала Катанин ей не понравился, показался неприветливым, но теперь, разглядев в его душе нежные струны и интерес к ее любимцу, она искренне радовалась новому внимательному собеседнику:

– Значит, вот. Все уже и готово было, когда Леня пришел и стал Люцифера изгонять. И ведь как Люцик с ним бился! Но потом все-таки мой муж заслал его куда-то в тартарары, и мы стали его приманивать обратно, и звать везде…Только все напрасно, о-о-о! Не вернулся Люцифер к мамочке! О-о-о, о-о-о, – мадам Поленко зарыдала горше прежнего, а Катанин отер пот со лба. Схватка с Сатаной добавляла еще одного фигуранта к делу о двенадцати врагах Леонида Серафимовича, и это были только те, которых следствию удалось установить за минувшие сутки. В целом, показания супруги выглядели на общем фоне ярко и неизбито, но начальство старшего оперуполномоченного предпочитало более скучные отчеты без бесовщины. Виталий встал, походил по кабинету, предусмотрительно не поворачиваясь спиной к Клавдии, и попытался систематизировать полученные сведения.

– Я правильно вас понял: вы поссорились с мужем, потому что он запретил вам сожительство с Сатаной? Соседи снизу утверждают, вы кричали и угрожали мужу убийством.

Клавдия уставилась на милиционера и с сомнением протянула:

– Ну-у-у, убийством вряд ли можно назвать то, чем я ему угрожала… Наоборот! Я сказала, что мама моя с кумой приезжают с деревни. На днях. И брата моего, сварщика, привезут. Потому как он как раз между летом и первым сентября бывает трезвый, и его можно погрузить в поезд. Между нами, если Люцифер не найдется, то братец Леню мог бы на конструктор разобрать и двух новых котиков сделать! Он у меня этот…гиппиусец! Борец за все живое. Но мужу я такого сказать не успела.

Виталий нахмурился:

– Гринписовец, наверное. При чем здесь какие-то котики? Можно это понимать так, что ваш брат конфликтовал с гражданином Поленко?

Теперь уже гораздо более грозно нахмурилась Клавдия Энгельгартовна:

– Писовцы – это у вас здесь в городе в розовых труселях ходят. Советский милиционер бы постыдился слова такие говорить. И знать их тоже! И вообще, что значит "какие-то котики"! Мы с вами цельное деловое утро говорим про моего Люцика и как нам с вами его найти. Вон у вас сколько настрочено, проверьте свои каляки, а не братца моего обзывайте.

Где-то на самом краю, у горизонта Катанинского сознания забрезжила мысль, что не так уж и далеко уехала крыша мадам Поленко, а был в ее чернокнижном бреду вполне материалистический подвох. Виталик гнал от себя страшную догадку, как мог, а женщина тем временем лихо закручивала торнадо своего праведного гнева:

– Поглядите-ка на него, – Клавдия совершенно раздухарилась, окончательно стерев с лица рассеянно-идиотическую улыбку, которая всегда сопутствовала рассказам о любимом питомце. Теперь напротив опера сидела совершенно нормальная вздорная бабища от сохи и самым базарным голосом верещала:

– Я здесь распинаюся, открываю свое сердце, а он туда своим кирзовым сапогом и неуважением! Оборотень вы, только и радости, что без погон, – уж об этом я сейчас позабочусь! Чтоб вам с взятками всю жизнь бороться на собственном примере! "Какие-то котики", – мадам Поленко воинственно пыхтела. Видно было, что разъярилась она не на шутку.

Ухо в рыжих завитках исчезло за дверью, оттуда слышалась возня и сдавленные смешки, а до Катанина медленно, но верно доходила фатальность допущенной ошибки. За последние три часа он разнес весть о филигранно раскрытом преступлении по всей вертикали милицейской власти в области. В первичном рапорте были и секта сатанистов, взятая в полном составе вместе с главарем и реквизитом, и точно установленные преступные связи террориста Люцифера, хранение и приобретение всего, чего только можно, вернее, нельзя – в общем, это тянуло на элегантные майорские звездочки и отпуск. Теперь дело нагло рушили котик и рыжий гад, наверняка уже трясший вестью о катанинском фиаско во всех инстанциях.

Медлить было невозможно, а для карьеры просто губительно. Виталик прикинул, сколько понадобится Рыжему, чтобы в деталях донести начальству, а начальству: поднять трубку телефона и взгреть опера по полной вплоть до совсем уж жаркого перевода в сельские участковые. Выходило, у Катанина имелось около четырех с половиной минут для успокоения капризной практикантки черной и белой магий и лепки из ее запутанных показаний чего-то вразумительного.

– Спокойно. Спокойно, – ввиду нехватки времени опер умело совместил аутотренинг с воздействием на свидетеля. – Давайте еще раз пройдемся по ключевым моментам. Вот, Клавдия Энгельгартовна, выпейте настоечки.

– Да что вы меня валерианкой опаиваете, как кота перед кастрацией? – вскинулась мадам Поленко. Но стакан взяла. Сделав пару шумных глотков, она лихо выдохнула этилом и уже не так непримиримо продолжила:

– Ключевой момент у нас с вами один: искать надо! – гранд-дама зрила в корень. В этом Катанин с ней был вполне солидарен, ибо еще в Академии изучал две главные задачи образцового милиционера: искать и думать. По первому у Виталия была твердая четверка, а по части второго родная кафедра делала ставку на опыт и новые открытия медицины в области развития головного мозга.

Старший оперуполномоченный был из тех счастливцев, которые используют свой разум только на полпроцента от десятой части его нижней мощности, и это означало, что будущее готовит ему ушат чудных открытий. То, чего тибетские монахи достигают спустя десятилетия поста, медитации и купаний с дохлыми осликами в священном Ганге, имелось у него с самого рождения: легкость бытия и полная гармония с собой. Конфликтовать Виталикиному внутреннему миру было не с чем: он состоял из одной полосы, ровненько от окошка для приема пищи до самого черного хода. Бурю страстей в этой вселенной могла пробудить разве что слишком острая корейская морковка, а в остальном Катанин был неуязвим для внешних воздействий. Туман беззаботности чуть было не рассеялся в армии, где и из Далай-ламы могли бы сделать альфа-самца повышенной агрессивности с помощью нехитрых приемов, типа сборки на скорость автомата Калашникова или генеральской дачи.

Все напортил случай. Виталий попал в знаменитое Коломенский водолазно-танковый полк, который тайно перебросили в тылы явных врагов России в некой игрушечной стране. Как утверждало позднее находчивое вражеское правительство, только для того, чтобы подкашивать их хрупкую экономику своей прожорливостью – иного вооружения у мирных, в общем-то, коломенцев не было. Кроме того, за два года службы призывник так и не нашел ни остальных, ни расположения своей части, зато расширил кругозор, заговорил на самостийной мове и отвык от критического мышления.