Выход зубной феи

Но вдруг однажды, в самый обычный осенний день Тихон Гаврилович появился в школе другим человеком. Впалые щеки, всегда будто покрытые сероватым налетом редкой щетины, вдруг налились соком жизни и образовали два аккуратных холмика, безупречных по симметрии и форме, как груди Царицы Савской. Голубые глазки сияли неугасимым огнем и лихорадочно стреляли по сторонам, жадные до новых впечатлений, ибо все теперь их владельцу было ново и подвластно. Трудовик улыбался. И было, чем!

Час назад в кабинете Бени под мелодичную музыку мужчина пережил второе рождение. Многолетняя кабала закончилась, злые чары черных пеньков во рту не имели больше власти над принцем стамески: на столе у доктора лежал и переливался ультрабелым новенький зубнойпротез. Всякие новшества типа модных имплантов Тихон с презрением отверг. Он бы хотел передать такую ценность по наследству, и недвижимость в виде вживленных намертво клыков для этого не подходила. Американец мог по праву гордиться своим творением, настолько чутко он предугадал в нем все явные и, что более ценно, тайные пожелания клиента. Зубы были ровные, крепкие, на два размера больше, чем требовала физиология, чтобы рот Тихонова даже во сне не распускал белоснежной улыбки настоящего янки. Как великую драгоценность Беня вложил искусственную челюсть в дрожащую, но санированную по всем правилам ладонь своего преданного пациента, сказал "Лехаим!", и отпустил Тихона с миром, предварительно прочитав технику безопасности.

Ловкая медсестра в процедурной шаловливо повертела перед трудовиком когда-то принесенной им трофейной улыбкой Фонды; заламинированный обрывок являлся самой хорошо сохранившейся частью Джейн в этом мире, все эти годы напоминая Бене за Родину и не давая окончательно русифицироваться. Копия побила оригинал по всем фронтам. Тихоновский протез был сверкуч, бел и монолитен, как скала из космического сверхкомпозита. Элегантным движением руки деталь вставлялась на место и сливалась с организмом Гаврилыча в единое целое. В общем, не существовало в городе, области и даже в стране вещи совершенней, чем зубы Квазимодыша.

Только вот сам трудовик сдал. До этого момента Тихон Гаврилович казался недообследованным, но, в целом, пригодным к труду и обороне членом общества. К обороне его бы с удовольствием привлекли и после – все-таки милые, непривередливые люди сидят в военкоматах – но вот труд и общество начали обходить знаменитую улыбку стороной, потому как никто точно не знал, есть ли у Тихона справка, и на сколько он может не сесть под ее прикрытием. Но почетный пациент Бени на всех парах готовился к скорому отбытию на ту сторону Атлантики и не замечал косых взглядов, пальцев у виска и предписаний из милиции гасить ослепляющий свет зубов после 23:00, ведь жалуются соседи.

Ночные приключения Тихона абсолютно доказали, что доктор Фридман занят своим делом, и его продукция превосходит все мыслимые стандарты качества. В те злополучные сутки челюсть выдержала серию ударов от судьбы и человека, включая двойной апперкот Динина, который в иных случаях укладывал целые группировки прямо в гроб и по частям. Протез не только не шелохнулся, но и дал сдачи, пребольно чиркнув Павлика по костяшкам пальцев. Это смягчало второй удар, что и не позволило внучатым племянникам трудовика получить наследство в этом году – вот так и закаляется характер современной молодежи!

Зубы устояли, но все детали вокруг них пребывали в плачевном состоянии. Задиристый Динин выключил Тихона приблизительно на полчаса. Правда, после бурной ночи взлетов и падений, погонь, пропаж и подозрительных шорохов нокаут стал для трудовика спасительным оазисом отдыха, чем-то вроде медицинской комы для почти несовместимых с жизнью больных. В малиновом омуте сна Квазимодыш дрейфовал в его вязких толщах, с каждым движением углубляясь все ниже и дальше, в пустую темень, где нет печали, нет жизни, нет американских миллионеров…

"Как нет??" – Тихон крикнул прямо в липкий глицерин обморока. Нейроны мозга, испугавшись такой прыти, как-то по инерции заиграли нужными импульсами и послали в космос сигнал о продолжении вахты. Гениальный Энштейн уже выразил закон о сохранении энергии, поэтому и космосу пришлось поднапрячься, чтобы снова подключить трудовика к питанию. Тихон Гаврилович открыл глаза и осмотрелся.

В который раз за истекшие сутки он лежал на натуральном школьном паркете, хотя в этом Квазимодыш усматривал явную пользу: излишки статического электричества он снял на год вперед. Вглядевшись в бархатную темноту первого этажа, Тихон не заметил ничего угрожающего на горизонте и решил восстать из своего упадочного положения, чтобы явиться, наконец, пред светлые очи всешкольного властелина Леонида Серафимовича. Пережитое давало материала на трехтомник с кисточкой, и такой исчерпывающий донос должен был возвысить Тихона еще на стадии предисловия. Потирая ушибленные места, примерно от пяток до макушки – Павлик мастерства не растерял – он стал осторожно вытягиваться вверх по стенке. Рыбе, как следует побившейся головой о лед, это не удается, не удалось и Тихону. Он замер в коленно-локтевой позиции и стал размышлять, что делать дальше.

Когда-то давно, когда трудовика еще интересовало что-то, кроме него самого, он услышал обрывок страстной речи физика Вишневской о грандиозных открытиях в одном европейском университете. Все западное заведение трудилось над сверхважной задачей: выяснить, полезно или не полезно младенцам ползать. Такая мелочь, как отсутствие широкого выбора у грудничков, ученых мало волновала, и, потратив миллионы евро налогоплательщиков, годы своей жизни, они, наконец, пришли к потрясающему выводу: в основном, полезно. Вредно только в редких случаях, когда неполезно. В рамках этого колоссального исследования проводились эксперименты с участием взрослых студентов. Перед экзаменами их ставили на карачки и заставляли ползать по сорок минут. Статистика показала лучшие результаты у ползающих студентов – видимо, они боялись других экспериментов для неуспевающих, тогда в Европе еще правильно помнили Аушвиц.

Теперь, вспомнив прошлое, Тихон возликовал. Ясно как день, что, передвигаясь, как есть, он запустит свой мозг на повышенных оборотах, его наверняка осенят новые светлые решения по части реорганизации школы после того, как оттуда через пять минут вылетят все отщепенцы-переучки, типа Назара. После первых же извиваний трудовика посетила дельная мысль: привести себя в порядок и освежиться. Прямо напротив щерился запретительной и устрашающей ослушников табличкой волшебный санузел Финогена, куда Тихону, как существу низшей мастеровой касты, ход при жизни без Поленко был заказан. Теперь, когда былые предрассудки сломались о волю нового директора, вернуть дворцы народу стало делом чести.

Трудовик, скрипя слегка разошедшимися в ночных приключениях членами, дополз до туалета. Споро перебирать ножками, как это без усилий делают девятимесячные крепыши, не получилось; Квазимодыш тащился по-пластунски, словно польский партизан-белоручка, что в конечном итоге и обусловило плачевные результаты всего предприятия: ученые же говорили, что для успеха надо ползать на локтях и коленях. До выключателя из ляпис-лазури он не дотянулся, впрочем, жечь электричество уже не было необходимости, Тихон за истекшие двенадцать часов стал заправским ночным жителем с круглыми глазами и способностью вышивать гладью в темноте. В принципе, выходило, он ночным жителем и родился: внешние признаки и сумеречное сознание, по крайней мере, сопутствовали Тихону Гавриловичу сызмальства. Теперь этот повелитель тьмы поднапрягся и толкнул дверь секретной комнатки Финогена Семеновича. Та бесшумно отворилась, и смельчак рывками заполз внутрь, скрывшись в прохладном сумраке.

Левиафан дождался свою жертву.

Глава 13

Аварийная бригада на буханке ярко-желтого цвета с красными полосами неслась навстречу очередному приключению, с молодецким безрассудством закладывая крутейшие виражи на поворотах и распуская за собой дымовую завесу солярки с нотками хмеля. Этот дребезжащий и яркий, как передвижной цирк-шапито, автомобиль заключал в своих недрах золотые руки и отборную смекалку города и области. Слесарь, электрик, сантехник и мастер общих вопросов были готовы придти на помощь в любую минуту, а оставшееся еще с советских времен коммунальное хозяйство еще с большей частотой требовало их неусыпного бдения над своим изрядно потрёпанным телом. Сейчас бригада в полном составе спешила на срочный вызов в элитную гимназию. Там, помимо нашего всеобщего богатства, дорогих детишек, их наверняка ожидали и специализированные дары, типа "биотоплива сантехника" в виде чистой, как слеза, пшеничной или хотя бы наваристых супов в столовой.

Настроение у пролетариев в этой связи было отменное, хотя диспетчер так и не смогла назвать им точный диагноз поломки. Звонки из школы обрушились на пульт бесконечным Ниагарским водопадом час назад. Нескончаемый поток истерических голосов на фоне какого-то шипения и треска слился в единый призыв: "Приезжайте срочно!". Хладнокровная обычно властелинша "Буханки и Ко" не смогла устоять перед искушением узнать детали, поэтому воздержалась от обычных советов не включать, не спускать и не дергать, чтобы потом не жаловаться, и вообще задуматься, как люди выживали в войну. Но очевидцы аварии сами не могли толком объяснить, что же именно у них вышло из строя. Девушка на пульте сгорала от любопытства, поэтому не прошло и пяти минут, как ворота подстанции с лязгом изрыгнули колоритный автомобиль с полным составом и инструментами, и аварийка устремилась к месту таинственного происшествия.

А незадолго до этого Динара Ефимовна еще не сомневалась, что все обойдется. Навесив на старозаветную ручку не менее древний стул, она подергала дверь и с одобрением крякнула: враг не пройдет. Повернувшись к ребятам, у которых плотный румянец и сбитые челки выдавали не зря проведенные десять минут без учителя, она на всякий случай их пересчитала и уже вслух подытожила:

– Тринадцать. Если считать тебя, Игнатов, за целого ученика. Хотя и оценки, и посещаемость у тебя натягивают только на полмальчика. Значит так, дети, – Динара Ефимовна подошла к своему столу и с подозрением всмотрелась в явно исправленный и дополненный чьей-то дрожащей, но дерзкой рукой классный журнал. Игнатов, кажется, не терял надежды выбиться в отличники с помощью прикладного творчества. Единственный промах состоял в том, что первого сентября заполнить ведомость отметками на месяц вперед мог только беспросветный романтик, а таких англичанка вычисляла сразу и для возвращения к трезвой жизни прописывала факультатив по три часа пять раз в неделю. За дополнительную плату. Если не ученики, то их родители сразу задумывались об ответственном и честном подходе к английскому языку. Но сейчас было не время.

Маленькая и светленькая, прямо какая-то прозрачная девочка на первой парте подняла руку и тонким голоском пропищала:

– Динара Ефимовна, я вопрос скажу, можно? Вот мама говорит, если что случается, надо прятаться или бежать, и кричать громко: "Пожар!". Потому как если кричать "Убивают!", никто не поможет, а на пожар всем охота посмотреть. Вот я думаю…

– Ну почему сразу "пожар"? – встрял малец сзади. – Лучше тогда кричать: "Там деньги рассыпались! Целая фура!" – вот и побегут все. Бандитов затопчут.

Динара Ефимовна в который раз отметила, что не оскудевает земля русская, спасибо правительству за оплачиваемый трюк по расширению семьи. Больше детей, больше мнений, больше доплата учителям за вредность. Теперь же в педагогических целях нужно было подбить дискуссию авторитетным заключением, то есть словом педагога.

– А ничего страшного не произошло, дорогие мои, – Динара Ефимовна заулыбалась. – Анастасия Борисовна уже спускается вниз, чтобы навести там порядок. Чтобы мы с вами смогли в тишине позаниматься английским языком! Ведь нам для этого Анастасия Борисовна нисколечко не нужна, да, мои хорошие?

Детишки кисло закивали. Они бы с радостью поменялись местами с учительницей, которая не только совершенно безнаказанно ушла с уроков, но всего через несколько минут самолично увидит оборотня из "Сумерек" и, может быть, даже никогда больше не вернется! Наивные, они еще не знали, что в школу могли заглянуть персоны пострашнее смазливого хлыща-вампира, санинспекторы, например. Правда, борцы за чистоту никогда не огорчаются настолько, чтобы так выть: их большие сердца и емкие ладони позволяют обсуждать претензии тихим-тихим шепотом.

Пока ученики ломали голову, сам ли пришел Эдвард Каллен или прислал заместителя, а Динара Ефремовна наслаждалась покоем. Вой и в сравнение не шел с той вихрастой какофонией, в которую дети превращали старый добрый английский. Вдруг звуки с нижнего этажа внезапно оборвались. В школе установилась полная, в том числе тревогой, тишина. Через несколько минут по двери лингафонного кабинета кто-то резко чиркнул острым и крепким ногтем; дети зашлись в радостном щебете: "Точно! Вампир, слышь, забрался когтями по стенке!", и начали спорить, кому первому с ним кусаться, потому как станешь бессмертным, будешь носить зачем-то камзолы и не надо есть кашу утром. Динара Ефимовна слегка побледнела и немного сдулась. На две секунды даже исполнилась мечта всей ее жизни: из портового баса ее голос перешел в колоратурное сопрано, коим она оперно пропела:

– Кто-о-о-о т-т-т-а-а-м?

"Там" вполне по-человечески огрызнулись и попытались открыть дверь, в качестве сезам-пароля используя самые ядовитые интонации физика Вишневской:

– Динара Ефимовна, вы не на Привозе. Не надо опасаться за свою девичью честь, я не старьевщик, – англичанка поджала губы, но облегчение от прибытия подкрепления заглушило все прочие чувства. Физик по ходу дела не скупилась на утешительные подтверждения того, что это действительно она стучится в дверь:

– Открывайте давайте, а то забаррикадировались, как революционные матросы в винном магазине!

Хлипкая ручка не выдержала и отвалилась, потянув за собой всю линию Динариной обороны. Отсюда мораль: не сдавая деньги на ремонт школы, не надейтесь на учителя – в критический момент трухлявая указка не даст ему защитить ваше чадо от опасности! На этот раз пронесло: за дверью стояла "Могучая Кучка" во всем блеске своей силы и стервозности, а Назар Никонович замыкал троицу с фланга.

Сразу уловив присутствие ледяной Амалии где-то поблизости, класс мобилизовался и с похвальным усердием зарылся в учебники, изображая из себя глубоко безразличных к внешнему миру фанатов ученья. Заскрипели ручки, неправильные глаголы речитативом зазвучали в наушниках, вливаясь в одно ухо и тут же выливаясь обратно из другого: так в магнитофоне не иссякал запас знаний. Динара Ефимовна от неожиданности тоже углубилась в работу, с удивлением замерев на четвертой странице методического пособия – так далеко в науку она никогда не ходила.

Таким образом, взглядам пришельцев открылась совершенно пасторальная картина. Ужасы воя сюда вроде не докатились, и посевная разумного и вечного, пусть даже за минусом доброго, была в самом разгаре. Голубой лазер глаз Амалии Петровны, пронзив пространство кабинета, не встретил на своем пути никаких подлежащих уничтожению препятствий, типа сонных двоечников или витавших в облаках девиц, а ничто так не раздражало математика Винтер, как вид праздного гимназиста. Занятой человек ее, впрочем, тоже не успокаивал, разве что он не был не раб на галерах или моторист в шесть ставок на китайской швейной фабрике – лишь они согласно критериям Амалии выкладывались на все сто. В Динарином хозяйстве с ее точки зрения всегда имелись недочеты, но сейчас разговор предстоял короче и не об этом.

– Шум внизу мне мешает, – процедила математик. – Имя?

По рядам пронеслась холодная волна испуга, пригнув детские головки еще ближе к учебникам. Мальчик за последней партой у входа выронил наушники, но, как завещал Дункан МакЛауд, устоял, чтобы спасти честь и тихо, но твердо ответил:

– Игнатов.

Винтер медленно повернула голову и направила на солиста немигающий взгляд горгульи с Нотр-Дама.

– Как вы это узнали?

Паренек замялся. Он как-то не отследил момента, в котором ему открылась правда о его происхождении, а теперь оказалось, что это важно. Кажется, мама говорила, что они вообще все – Игнатовы. Уж так им повезло встретиться, одинаковым! Папа натолкнулся на маму, а там уже и сын показал голову из капусты, вот мальчишку и подобрали. А подробностей ему, как водится, не сообщили и даже к тому огороду не подвели. Но строгой, как гауляйтер Силезии, Амалии Петровне в этом признаваться категорически не стоило: Игнатов-младший, еще не доросший до фамильных секретов, уже был в курсе, что случается с парнями, которые ничего не знают или слишком быстро все рассказали. За его будущее в математике дадут не больше ломаного циркуля, если не ответить учительнице Винтер правильно. А не ответить было вообще нельзя. Школьник посерьезнел и интуитивно нащупал единственно верный, ссылающийся на авторитетов, вариант.

– Мама всегда говорит, что я – вылитый Игнатов. И она не знает, исправит ли это наша школа. Но вот сколько я здесь, так ничего не поменялося.

Амалия недовольно поморщилась.

– Здесь поменяется, когда вы уйдете и освободится место для людей с логическим мышлением. Вы не поняли условия задачи. Я спрашиваю: кто воет?

Динара Ефимовна не спеша отложила методичку и коброй вытянулась навстречу интервенции Амалии Петровны в ее пенаты.

– Так, дети! Говорить будете, когда вас спросит учитель. Ваш учитель. А до этого счастливого момента, вы все – глух и нем. Игнатов, я смотрю, у тебя появились другие авторитеты, и ты хочешь поговорить об этом? Нет? Тогда сделай открытие, взгляни, что там в учебнике после слов "Английский язык. 4 класс", – в кабинете тут же восстановилась рабочая атмосфера, а понятливые ученики все, как один, развернулись к своему истинному руководителю. Довольная англичанка переключилась на коллег, стоявших за дверью:

– Товарищи, вы вырвали нас из языковой среды! И некоторые сегодня уже не смогут туда вернуться. Как занимательно, три учительницы на пороге, а дисциплины ноль. Надеюсь, повод у вас серьезный?

Амалия Петровна поджала губы. Неизвестно, с каким счетом закончился бы поединок на Ярмарке тщеславия заслуженных учителей, но тут Назар Никонович с элегическим лицом продекламировал:

– Вечная история. "Ведут междоусобные бои и не хотят унять кровопролитья". А каков финал, дамы! Но у нас с вами, кажется, уже кто-то принял яду на лестнице. И кто-то уже воет над дорогими останками. Будете вторым актом на бис?

Физик Вишневская прыснула и с задором посмотрела на химика:

– Берин, вам за ваши акты скоро больше дадут, чем Ромео вообще прожил! Вы своей поэзией вгоняете меня в краску, а тут дети, им может быть страшно за мое сердце. Давайте уже пощупаем, зачем пришли. Динара Ефимовна, вы таки знаете, зачем надрывается этот голос?

Англичанка всплеснула руками.

– Госпожа Вишневская, а похоже, что я тут сижу совсем случайно, что я в отрыве от пульса жизни? Конечно, знаю. Туда пошла Анастасия Борисовна, сейчас она либо окажет первую помощь, если этот Вый – хороший человек. Ну, либо не окажет. Если не человек. Так что все ясно, предлагаю расходиться.

– А вам не кажется, что это может быть опасно? – возразил Берин.