Выход зубной феи

– Назар Никонович, если вам страшно, вы можете разойтись до моего кабинета. Я доведу вас за ручку, – проворковала Марина Тухтидзе и посмотрела прямо в прекрасные глаза химика. Назар понял, что у него отсюда две дороги: под венец с биологиней или в темные недра первого этажа на встречу с неведомым. Он был верен идеалам современного мужчины: узы брака страшили его больше мифических чудовищ и вполне конкретных преступников. Не раздумывая, педагог решился:

– Мадемуазель Марина, – с краешку пожав протянутую ему руку, химик поспешно вернул ее владелице. – Тронут вашей смелостью и заботой. Но долг призывает меня вниз, тем более, что туда уже пошла наша молодая коллега. Если с ней что-то произойдет, свидетель лишним не будет.

Марина скривила богато раскрашенные губы, но неприкрытое мужество Назара ее все же впечатлило. Женщины уже пошли провожать героя до лестничной клетки, когда вой завис на высокой ноте, резко оборвался, и всю школу заволокла плотная, осторожная тишина. В этот момент Вишневская чисто машинально посмотрела в окно и заметила канувшую в куст боярышника фигуру Поленко.

"Жив, курилка", – отметила про себя физик и тут же нашла объяснение этому странному явлению: "Дуракам везет. Не оглох, зато обосновался на природе." – а вслух просто заметила:

– Берин, вам надо было на государственной скорой работать: выезжаете, когда клиенту уже памятник успели обмыть. Но давайте таки сначала обсудим. Как вам, за что так дребезжали наши молоточки в ушах? От этого зависит, с чем идти вниз.

– Ага, ведь можно просто дождаться, когда вообще идти будет не надо, – саркастически усмехнулась Тухтидзе. – Может, там Настасья ведет неравный бой. У вас совесть есть?

Вишневская повернулась к биолгичке с видом пинчера, ужаленного клопом:

– Совесть из меня выжимать не советую. Она слишком нежная, на люди не показывается. Я о деле! Сначала поговорить, а потом пойдете делать хорошо Анастасии Борисовне.

Химик, которому не очень-то хотелось спускаться, с радостью ухватился за предложение подумать, поразмыслить, составить план кампании и перенести на никогда то, что нужно было сделать прямо сейчас. Он выразил полную готовность командовать операцией и взять на себя всю опасность принятия острых решений. Но полководцу в Назаре суждено было умереть, едва зачавшись: лестница зазвенела каскадом цокающих каблучков и с четвертого этажа на инициативную группу обрушилась истерическая лавина молоденьких преподавательниц словесности.

– Настя…Звонила…Там Настя…Тихон Гаврилович…Помощь! – наперебой загалдели девушки. – Скорей!

Назар Никонович замер, как напомаженный культурист из голливудского боевика. Положение складывалось патовое: стайка прелестниц умоляли его о спасении не пойми, чего; внизу зиял мрак неизвестности, пусть теперь и без звука, а сзади наседали гарпии. В этих случаях в американском кино на помощь приходят высшие силы, оставляя прямо под ковриком у двери героя ящик с гранатой или забывая в его авто обрывок карты с телефоном и точным адресом сокровищ. В суровых российских реалиях посланником небес стал медик Максимович, который вдруг образовался в пролете второго этажа и скучным голосом сказал:

– Там Тихон утопился. А сейчас женщина топится. Еще и говорит, помогите ей. А я врач, я клятву давал. Я в таком деле не могу помочь. Кто у вас здесь самый беспринципный?

По всему выходило, идти надо Назару. От переизбытка волнения он еще раз пожал Марине руку, что чуть было опять не отложило поход надолго, и сбежал по лестнице вниз. Шаги его оборвались где-то на первом этаже и снова наступила тишина. Прошло пять, затем десять минут, но химик не возвращался. Амалия Петровна, все это время диктовавшая в радионяню задачи своему классу, поставила рацию на подоконник, разместила напротив песочные часы и, лязгнув в динамик: "Считайте! Приду – проверю", бойко зашагала по лестнице на первый.

Прошло еще минут семь, а вестей с места событий не наблюдалось. Тут не выдержала Вишневская. Щелкнув пальцами, обширная красавица сорвалась с места и понеслась по пролету, обтекая ступеньки пухлыми в ямочку ногами. Тяжелая поступь оборвалась где-то на дальних ступенях и снова наступила тишина. Немного поколебавшись, Марина побежала вслед за физиком, перегибаясь через перила и тщетно пытаясь высмотреть, куда же все запропастились. Спустя некоторое время Кондрат, пробурчав себе под нос что-то про массовый психоз и диссертацию, тоже устремился на первый. Минуты текли, но никто не возвращался. Деятельная натура Динары Ефимовны не могла больше выносить неизвестности. Пометавшись по узкому пяточку лестничной площадки и как следует расспросив молодых учительниц русского, она принялась выяснять, зачем звонила Настя. Кое-что наковырять удалось, хотя молодежь посекундную раскладку переговоров предоставить затруднялась. Вместо этого девицы галдели, как начинающий петь, но опытный пить грузинский хор.

Связь была плохая и в трубке трещало, и ничего почти не было слышно, кроме того, что Тихон Гаврилович не дышит, и что нужна помощь и почему-то аварийная служба. А потом звонок оборвался и телефон совсем-пресовсем не отвечал, и учительницы подумали, что Тихон, пожалуй, что-то сделал Насте своими поделками, ведь взорвалась же в прошлом году его ультрасенсорная сигнализация, и незадачливые воры его сначала чуть не посадили, все-таки травма на производстве… Зато теперь они в Москве зашибают огромные деньги в мафии вокзальных инвалидов. Вроде, даже подарок Квазимодышу присылали.

Англичанка поняла, что для здоровья полезней будет пройтись, чем вникать щебет перепуганных учительниц. Она назначила прячущегося где-то историка за старшего – все-таки мужчина – и отправилась вниз. Широкие лестницы со стертыми ступенями блестели венгерским сервелатом, в большие окна лился мягкий свет осеннего солнца, а за окнами у стоянки Поленко отчитывал какого-то незнакомца. Ясно было, что жизнь школы проходит мимо него и чрезвычайное происшествие придется ликвидировать без директора. Динара Ефимовна фыркнула на этого фальшивого смельчака и открыла двери первого этажа. И ахнула: обещанный медиком психоз был в самом разгаре.

Как это сплошь и рядом случается с психиатрами, расстройство сознания захватило уже самого Максимовича. Он ползал на четвереньках вдоль плинтуса под доской почета и иногда прикладывай лицо к самому паркету. У стенки под расписанием со сложенными на груди руками лежал трудовик. Анастасия Борисовна и Кондрат елозили рядом с ним по полу и щупали досочки, с большим интересом проводя ногтем по щелям. Остальные пропавшие сгрудились у преподавательского туалета и сосредоточенно бросали в унитаз не предназначенные для этого предметы. Химик при этом простукивал санфаянс со всех сторон и возмущенно чертыхался.

– Нет, не достать! Далеко ушли, заразы, – Берин выпрямился, отер пот со лба и тут заметил испуганно вжавшуюся в стенку Динару. – О, милости просим! Нам как раз нужно подкрепление. Переведите нам, что говорит этот лишенец, – Назар указал неподвижного Тихона. Тот вдруг сразу же открыл глаза и вмешался:

– Шапи вы ышеес! Иа повхгахахший!!

Берин утвердительно кивнул и перевел глаза на англичанку:

– Ну, Динара Ефимовна, вы у нас знаток зарубежных наречий. Мне мерещится что-то индийское, "Пхай-Пхай", например. Хотя Марина утверждает, должно быть "Джими-Джими". По-вашему, что там лопочет этот Рабиндранат Тагор?

Завуч покосилась на Квазимодыша и с осторожностью спросила:

– Вообще и на "цимес" похоже. Редкий язык. Бельгийский наверное. А что это с ним? Вид вообще странный. Не настолько, как обычно, но в принципе.

– А что с ним не так, по-вашему? – химик округлил глаза в притворным удивлении. – Вы удивляетесь, почему он такой пожухлый и смирный? "Все лучшее от горя хорошеет" – вам этот рецепт должен быть знаком по работе. Как наш коллега до такого докатился, он пока сказать не может. И не сможет, если мы немедленно не найдем его зубы.

Физик Вишневская, тыкающая в недра унитаза метровой линейкой, в сердцах бросила Назару:

– Кончайте трепаться, юноша. Этот самурайский вазон легко идет один на десятерых. Он меня уже и взвесил, и шампунем облил, и дал рекомендацию чаще жить семейной жизнью против запоров. Лучше помогите. Динара Ефимовна, подрежьте его справа, когда он опять начнет в меня плеваться ландышами.

– Ганхыши, ганхыши, – затянул Тихон. – Шпо ше вы гапехахи!

– Видите, – назидательно сказал Никон Назарович, – мы на правильном пути. Ландыши ему тоже что-то сделали. Значит, зубы отобрал унитаз.

Вишневская презрительно посмотрела на поверженного трудовика.

– А лобзик, наверное, угрожал ему в подворотне и отобрал зарплату. Его этот падучий в два раза чаще вспоминает,– физик брезгливо отодвинула ногой Тихоновский башмак, валявшийся у нее на пути, и распрямилась на подиуме во весь рост: – Зачем благородному фарфору его подержанные зубы? Может, этот заморыш кому-то неудачно улыбнулся, а мы здесь нападаем на невиновного.

Тихон приподнял голову:

– Похвойте! Иа пубу шаховатша в Евгопешкий шут!

Амалия Петровна успокоила несчастного холодной улыбкой:

– Отличный выбор. Вас там давно ждут. Европейских шутов не хватает, они еще не всех мировых фриков собрали.

Тихон опять впал в состояние застывшей лужи, а Винтер поднесла ему листок и ручку.

– Вот, держите. Лежите смирно и думайте. Делите длину труб на скорость смыва, вы же всюду лезете, должны знать, сколько их. Рассчитайте, где ваша бесценная челюсть,– Тихон взял бумагу и забылся в расчетах, а математик повернулась к остальным участникам операции. – Здесь их нет. Правильно госпожа Вишневская говорит: унитаз не хранит всякую гадость. Она уже мчится где-то по сливу. Вызывайте аварийку.

– А если они не поедут? – Настя знала привычки городских коммунальщиков и поэтому в успехе немного сомневалась.

– Наша зубная фея чувствует ответственность, – в дискуссию вступила женщина–физик. – Настя, вам не кажется, что вы приносите людям падеж протезов? О вашем утреннем приключению только собаки не лают. Вот идите теперь и звоните. Заинтересуйте их как женщина, если не умеете за прямые обязанности.

Настя побежала в учительскую. С этого момента из школы на пульт аварийной службы посыпались вызовы. Звонили преподавательницы русского, звонил Кондрат, звонила администрация города, потревоженная Назаром, звонил Районо. Через полчаса мастера были на месте. Ребята в спецовках, чеканя шаг, прошли через фойе к месту событий и получили от Амалии Петровны краткую зарисовку проблемы. Сантехник, который робел строгих женщин, решил сразу смягчить ее через результат. Зубы он точно нашел бы на фильтрационной решетке, куда можно было попасть через люк на школьном дворе.

На улице выяснилось, что Поленко и здесь подгадил коллективу: прямо над люком стояла его похожая на бульдога машина. Обойдя автомобиль, ремонтники заметили владельца, вольготно устроившегося на переднем сиденье и даже ухом не ведущего на вежливые призывы убраться с технического отверстия. Главный пролетарий постучал в окно, затем дернул дверь, потому как время аварийки дорого и подороже будет этой буржуйской иномарки.

Хам за рулем не снизошел до ответа простым работягам и получил последнее предупреждение разводным ключом по коленке. Тело откинулось и на бригаду уставились два немигающих застывших глаза.

Хозяин авто был окончательно и бесповоротно мертв.

Глава 14

– Ах, я чувствовала, чувствовала, чем это кончится! Ведь он ясно сказал: "Вы увидите его труп!" – молодая, но уже в классическом пучке и очках, учительница прижимала платок к бледным губам. – Вы понимаете, Назар Никонович – он такой Мефистофель! Он, знаете, бывает, феерически так посмотрит, и все внутри прямо обмирает. И что-то трепещет там, и стучит вот так вот молоточками сердце, понимаете? Вот какую власть этот Калиостро имеет над людьми! А вы спрашиваете: мог ли он убить?

– То есть мог, вы считаете? И про молоточки поподробней, пожалуйста, – Катанин сурово посмотрел на собеседницу.

– Ой, ну что вы, про молоточки – это очень личное! – вспыхнула девица. – Это я вам, не как милиционеру говорю, а как мужчине, по секрету. А так, чтобы до смерти убить, так не мог, нет. Только страсть к нему могла быть смертельной!

Старший оперуполномоченный оторвался от протокола, где час за часом прирастало несуразицы, и пристально всмотрелся в опрашиваемую. Ему вдруг показалось очень странным, что существуют ведь люди, которым женское общество нравится. И они не сбегают в гараж, и не впадают в запой, и даже не ухудшают статистику убийств на бытовой почве. Он, Виталий Катанин, уже не так тянулся к прекрасному. Женский коллектив элитной гимназии за одно утро довел его до дрожи в совсем не слабых коленях, а впереди еще простиралось непаханое поле свидетельниц. Тридцать женщин всех возрастов, убеждений и расцветок спешили поделиться с Катаниным своим внутренним миром, ну и между делом поговорить о чудовищном, ужасном, ах, таком губительном для израненных нервов преступлении в школе.

По существу вопроса сведений поступало не больше, чем могла наплакать канарейка, да и то в ее сушеном варианте. Пересказы местных склок в индивидуальной трактовке помогли бы интерну психиатрии в будущейдиссертации или начинающему султанскому евнуху для развития интриганских качеств, но вот к расследованию их пришить не удавалось. Никто ничего не знал, либо знал, но не то; показания милых дам менялись со скоростью света – в зависимости от того, кто против кого дружит, а твердое алиби было только у самого Катанина, да и в нем опер уже немного сомневался.

Вчерашний день Виталий убил с особой жестокостью к своему психическому здоровью. Он устанавливал личность погибшего, обстоятельств произошедшего и черчение круга причастных лиц. С лицами творилась несусветная чехарда. Аварийная бригада, обнаружившая труп, укрепляла нервы спиртовыми компрессами – строго вовнутрь по пятьдесят грамм каждые полчаса! – и в полном составе ушла на больничный. Лечащий врач запретил опрос их ослабших организмов до полного просветления, а пока против них уже копились улики. Учительница младших классов лично видела, как "человек в синем комбинезоне кричал на труп, оскорблял его и даже грозил какой-то железкой".

С педагогами дело обстояло не легче: все как один ненавидели покойника и желали ему смерти. Общее ликование и энтузиазм настолько заинтересовали прибывшую по вызову скорую, что врачи даже сразу не поняли – их пригласили не к этой группе безумно мечущихся вокруг людей, а к тихо сидящему в автомобиле мужчине. Разобравшись, медики набрали 02 и пожелали всех благ стражам порядка в их нелегком труде.